Коровка, коровка, дай молочка - Семенов Анатолий Семенович - Страница 9

• Предыдущая
• 9/42
• Следующая

Валентин выбрался на лёд, снял с головы шлем, отдал Косте и, не говоря ни слова, подошёл к Афанасию и взял у него пешню. Сделал несколько шагов к берегу. Мужики расступились, молча наблюдая за ним. Валентин наконечником пешни провёл большой овал в нескольких шагах от берега и сказал, обращаясь к мужикам:

— Долбите.

Бросил пешню на лёд. Сам пошёл к Антону, который с надеждой пристально смотрел на него.

В первые мгновения никто даже не шелохнулся. Никто не поверил. Афанасий первым подошёл к линии овала, поднял пешню и, недоверчиво поглядывая на водолаза, робко ударил пешней. Осколки льда отлетели в сторону.

Люди, подхватывая друг у друга пешни, словно осатанели. Долбили, помогая друг другу, изо всех сил. Вдруг кто-то вскрикнул. Все окаменели, глядя на вмёрзший в лёд рукав белого овчинного полушубка, из которого торчала зажатая в кулак сморщенная рука утопленника.

Тело Павла Петровича, опутанное блеклой зеленовато-серой рыболовной сетью, осторожно подняли наверх и понесли на берег, где стояли машины. Опустили на землю возле кузова дежурки. Дементьев снял шапку. И все сняли шапки, склонили головы.

— Ну что, давайте его в кузов, — сказал Дементьев, вздыхая и надевая шапку.

— Надо же, — сказал Алексей Тигунцев, — какая удача, что запутался в сети.

— А сеть зацепилась за корягу, — подхватил Тимофей Макаров. Он был слегка навеселе.

— Да-а, — покачал головой Иван Мартынов. — Иначе бы…

— А кто в наших краях такими сетями промышляет? — спросил Алексей. — Я что-то не видал ни у кого. Из белой нитки сети — видел. А эти…

— Кто промышляет, тот на показ свои сети не выставляет.

— Это так. А всё-таки — интересно. Узнать бы — чья…

— Милиция дознается.

Афанасий был бледный. Лицо его застыло как маска. Подошли водолазы со своим снаряжением.

— Поехали! — скомандовал Дементьев.

Галина Максимовна сидела у окна на диване. Дочери находились в своей комнате, стараясь не шуметь, ни чем не досаждать матери.

Она сглотнула подкатившийся к горлу комок. Погладила шею пальцами здоровой руки. На улице послышались чьи-то быстрые шаги. Мимо дома, заглядывая в окна странными испуганными глазами шла соседка Марфа Николаевна, которую в селе все звали Лебёдушкой. Стукнула калитка в ограде, и Галина Максимовна насторожилась. Соседка распахнула дверь и сказала с порога:

— Нашли!

Закрыв дверь, она остановилась, запыхавшаяся, бледная, добавила со слезами на глазах:

— Нашли, Лебёдушка моя. Только что привезли к конторе. Страшно смотреть на него. Шутка ли, столько времени в ледяной воде.

Галина Максимовна посмотрела на Марфу Николаевну с недоверием.

— Народ-то как с ума сошёл — весь туда бежит, — продолжала соседка. — Участковый не велел сюда везти. Говорит, надо составить акт. Ждут врача. Вот и автобус за тобой.

В глазах Галины Максимовны поплыли радужные круги. Она потеряла сознание и повалилась на спинку стула…

Служебный автобус остановился возле ворот. Когда шофёр Иван Мартынов вошёл в дом, Марфа Николаевна, придерживая одной рукой Галину Максимовну чтобы совсем не свалилась на пол, махала свободной рукой перед её лицом и закричала:

— Врача! Врача надо! Вези скорей врача!

Иван подбежал к баку с водой, зачерпнул ковшом воды. Марфа Николаевна стала тыкать краем ковша в губы Галины Максимовны и лить воду на пол.

— Да ты не лей, а брызгай на лицо! — крикнул Иван.

Старуха набрала полный рот воды и брызнула с такой силой, что Галина Максимовна вздрогнула и открыла глаза. Когда она мало-мальски очнулась, соседка стала поить её из ковша, приговаривая:

— Что же ты, Лебёдушка, напугала меня до смерти. Галина Максимовна дрожащей рукой взяла костыльи, опираясь на него, попыталась подняться, но костыль выскользнул и с грохотом упал на пол. Марфа Николаевна нагнулась за ним.

— Погоди ты с костылём! — крикнул Иван. — Давай оденем её сначала.

— А может не надо? Вишь какая она.

— Ничего. Это лёгкий обморок.

— Ну да, лёгкий, — возразила старуха. — Я не успела сказать, а она уж готово дело — помирать начала.

— Не умрёт.

— Ну гляди, как бы чего не стряслось.

— Давай, давай, не торгуйся, — поторапливал шофёр. — Участковый сказал, её надо для опознания.

Старуха сняла с вешалки пальто и с помощью Шофёра стала одевать Галину Максимовну, сидевшую с поникшей головой на стуле.

Когда закончили, Марфа Николаевна увидела стоявших в дверях детской комнаты испуганных девочек.

— Их-то брать с собой или нет? — сказала старуха срывающимся от волнения голосом.

— Зачем? — ответил Иван. — Пусть дома сидят. Марфа Николаевна несколько мгновений смотрела на шофёра мутными, ничего не выражающими глазами, которые придавали её широкому, слегка рябоватому лицу совершенно тупое, беспомощное и жалкое выражение. Подбородок и руки её все ещё слегка дрожали. Высокая грудь поднималась и опускалась при дыхании как кузнечный мех.

— И правда, — согласилась она наконец. — Нечего им там смотреть. Насмотрятся, когда приберут да в гроб положат.

Поддерживаемая с обеих сторон под руки, Галина Максимовна прошла к автобусу. Марфа Николаевна вернулась в дом и принесла костыль.

Когда подъезжали к конторе, старуха воскликнула:

— Народу-то! — тьма тьмущая.

Люди толпились большим плотным полукругом в скверике возле «Доски почёта», на которой под стеклом среди прочих всё ещё висела фотография Павла Петровича. Многие стояли небольшими группами поодаль. Стена людей расступилась, когда из автобуса вышла поддерживаемая со всех сторон женщинами Галина Максимовна. Её пропустили к низенькой длинной лавке, накрытой брезентом. На брезенте в мокром полушубке, валенках, в тёмном костюме и без шапки лежал Павел Петрович, опутанный зелёной рыболовной сетью. Белые сморщенные руки его покоились на животе, правая была зажата в кулак. Галина Максимовна скорбно опустилась перед ним на колени, положила одну руку на грудь, а другой погладила светлые заиндевевшие волосы.

— Лежишь-поляживаешь, — сказала она слабым-преслабым голосом, будто сама была при последнем издыхании, наклонив голову и осматривая его немного распухшее синевато-бледное лицо, обострившийся нос и плотно закрытые глаза. — А мне каково?

Стоявшие в толпе женщины взволнованно зашептались.

— Горе-то какое, господи! — сказала одна из впереди стоящих.

— Сколько времени был в воде, а хорошо сохранился, — сказала другая печальным голосом.

Подошёл местный врач и, нагнувшись к Галине Максимовне, сказал:

— Дать заключение о смерти я не могу. Надо делать вскрытие, а я этим не занимаюсь. Придётся везти в районную больницу.

— Машина уже разнаряжена, и шофёр ждёт, — добавил участковый с погонами старшего лейтенанта милиции. — Без медицинской справки хоронить нельзя.

Галина Максимовна словно не слышала их и продолжала стоять на коленях. Подошёл Афанасий и сказал:

— Водолазы собрались уезжать. Хотят проститься. Галина Максимовна кивнула и стала подниматься.

Афанасий потом ей.

— Автобус к твоим услугам, — сказал Иван Васильевич, подойдя к Галине Максимовне. — Если куда нужно срочно — езжай.

Галина Максимовна попросила шофёра подвезти её сначала домой. Дома взяла две пачки пятирублёвок и приехала на постоялый двор. Водолазы уже упаковали свои вещи и ждали её. Среди них был Алексей Тигунцев — шофёр леспромхозовской дежурной машины, которая стояла на улице. Он должен был отвезти водолазов до станции.

Галина Максимовна положила деньги на стол и, повернувшись к Антону, сказала со слезами на глазах, поклонившись:

— Дай Бог вам счастья.

— Вы не меня благодарите, а его, — бригадир кивнул в сторону Валентина. — Он нашёл.

Валентин сидел на кровати, и когда бригадир сказал о нём, поднялся, вынул из кармана сигареты и стал закуривать.

— Дай Бог вам счастья, — опять сказала Галина Максимовна, вытерла дрожащей забинтованной рукой слезы и поклонилась ему как могла низко.

• Предыдущая
• 9/42
• Следующая