Чудны дела твои, Господи! - Устинова Татьяна Витальевна - Страница 33

• Предыдущая
• 33/59
• Следующая

Боголюбов перевел дыхание.

– Юля, – доносилось с чердака. Оттуда громыхало, будто мебель переставляли. – Все хорошо, все в порядке, мы здесь уже давно, все вопросы решены положительно и окончательно. Ну что же?.. Вы лучше порыдайте, порыдайте, вот правильно, вот так…

– Мы собирались тебе рассказать, но ты не стал слушать!.. Он над ней издевался, угрожал. Потом запер, но она как-то сбежала. Он ее нашел и опять запер. Он маньяк, считает, что она его собственность. Он может сделать с ней все, что хочет. Он и делал все, что… хотел.

Боголюбов оглянулся на распахнутую чердачную дверь. Руки у него немного дрожали.

– Она опять сбежала, не знаю как. По-моему, ее выпустил кто-то из охранников. Кто боялся, что этот урод ее убьет, и не хотел в этом участвовать. У него загородный дом, полно охраны. Хороший мальчик из влиятельной семьи.

– Ну да, – согласился Боголюбов, морщась. Мальчик из хорошей семьи на полу признаков жизни не подавал.

– Юлька у меня пожила, потом он нас все же нашел. Мы в тот же день решили к тебе ехать. А куда нам еще?! Не к родителям же!

– Почему ты мне сразу ничего не объяснила?

– Ты не слушал.

– Лер, не дури, – приказал Боголюбов, прислушиваясь к голосам на чердаке. Теперь говорили двое, Юлька тоже что-то пищала, и это Андрея радовало. – Когда тебе нужно, ты папу римского заставишь «Марсельезу» петь!..

– Мне было стыдно, – выпалила Лера, Боголюбов быстро на нее взглянул. – Мы же развелись. Я должна решать все вопросы сама, одна.

– Решила?

Лера тоже взглянула ему в лицо.

– Саш, – крикнул Боголюбов вверх в сторону чердака. – Спускайтесь, я не знаю, что с этим делать… с телом! Это не по моей части.

– А уже надо что-то делать? – удивился Саша, появляясь на лесенке.

За ним маячила Юлька.

И это была именно Юлька, а не чужая серая женщина!.. Она всхлипывала, размазывала по лицу слезы, она дрожала и странно ежилась, втянув голову в плечи, как черепаха, но это была именно Юлька!..

– Хороша, – констатировал Боголюбов с отвращением.

– Андрюха, я знала, что он нас убьет, – пролепетала Юлька, и верхняя губа у нее задергалась по-заячьи. – Он бы не пощадил. Он говорил…

– Бросьте вы, Юля! – перебил ее Иванушкин залихватским тоном. – Вам бы догадаться на него прикрикнуть. Или по шее дать!..

– Как же по шее, – выговорила Юлька, косясь на тело, – если он… сильный. Он сильный и не в себе.

– На силу такого рода, – назидательно произнес Саша, – нужно отвечать только силой. Как любое пресмыкающееся, подобная особь опасается тех, кто сильнее. А тех, кто слабее, пытается сожрать. Или хоть покусать.

– Он собирался меня… убить.

– Не-ет, – протянул Саша. – Убивать вас ему неинтересно. Интересно над вами издеваться. – Тут он быстро и очень внимательно взглянул на Юльку. – Он ведь издевался над вами?..

Она затрясла головой утвердительно. Саша протянул руку, она схватилась за нее, неловко преодолела последние ступени и спряталась за его спину. На лежащего она старалась не смотреть.

– Лер, идите отсюда, – приказал Боголюбов, – вон, на кухню. Вымойтесь, вы грязные, как чушки.

– А… а ты?..

Боголюбов понял, о чем она спрашивает.

– Я здесь и никуда не денусь.

На крыльце загрохотали шаги, как будто полк солдат прибыл, и в узком коридорчике появился воинственный Модест Петрович. Из-за его плеча выглядывал сын Петька. В руке у него был топор.

– Чего тут у вас, мужики? – как ни в чем не бывало осведомился хозяин трактира «Монпансье». – Разбойники, что ль, набежали?.. Доброго вам вечера, – добавил он галантно в сторону Леры и Юльки. – А это чего на полу? Труп?

– Нет пока, – отозвался Иванушкин, присел перед лежащим, зачем-то задрал ему веко и посмотрел в мутный глаз. – Сейчас очнется. Ничего интересного больше не будет. Давайте, правда, в ванную, девушки.

– У меня ванная на кухне, – пробормотал Боголюбов, подталкивая Леру и Юльку в спины. Сестра все оглядывалась и не шла. – Давайте, заодно ужин какой-нибудь сообразите.

– Рыба-то, – спохватился Модест Петрович, – в багажнике!.. Петька, подсуетись.

Петька помедлил, аккуратно прислонил к двери топор и вышел. Опять по крыльцу прогрохотало.

– Вы на меня пока не кидайтесь, – попросил Боголюбов Модеста Петровича, – я сейчас занят.

– Ладно, – согласился тот. – Пока погодим, а потом продолжим.

Тело застонало, закрутило головой и приподнялось на локтях. Мутные бессмысленные глаза открылись.

– Мне плохо, – простонало тело и опять рухнуло на пол.

– Чего с ним делать-то будем?

– А это нам сейчас подскажут компетентные органы в лице Александра Игоревича, – подхалимским голосом сказал Боголюбов. – Подскажете, Александр Игоревич?..

– Какой такой Александр Игоревич? – удивился Модест.

– Ничего особенного не нужно, – вспыхнув, пробормотал Иванушкин и потянул себя за манжеты клетчатой рубахи, – только протокол составить. Разбойное нападение, ношение огнестрельного оружия, проникновение в чужое жилище, угроза жизни и здоровью. На сегодня хватит, а там посмотрим. Я сейчас позвоню…

– Чего там! Протокол еще какой-то! – фыркнул Модест. – Вон в сарайку отволочь да запереть до утра, и вся недолга.

– Нет, это нам не подходит, – Саша тыкал в телефон, старался на Андрея не глядеть, а тот смотрел очень пристально, улыбался слащаво и с подобострастием, – нужно, чтобы все по закону… Никита Сергеевич, разбудил? Слушай, тут у нового директора на квартире ЧП небольшое приключилось. Нет, не надо подкрепление присылать, мы сами справились. Протокол бы составить и злодея до утра изолировать… Давай, давай, жду.

Саша сунул телефон в карман и сообщил, ни к кому не обращаясь:

– Сейчас будет.

– Может, покуда связать его?.. Петька! Петьк, тащи веревку из багажника!..

– Погодите, Модест Петрович…

– Да чего годить, видишь, он зашевелился!

– Мне плохо, – плаксиво сказали с пола. – Я что? Упал?..

Саша Иванушкин нагнулся и молниеносно и бесстрастно обшарил лежащего. «Хороший мальчик» замычал и потянулся было за телефоном, который Саша вытащил у него из кармана.

– Звонить пока никуда не будем, – пробормотал Иванушкин. На Боголюбова он по-прежнему не глядел. – Полежим спокойно.

И легонько толкнул пришельца в плечо. Тот послушно прилег.

– Что ты с ним сделал? – спросил Боголюбов.

Саша пролистал паспорт, заглянул в бумажник, по одной просмотрел кредитные карточки. Все это он аккуратно, по очереди выложил на тумбочку.

– Что ты с ним сделал? – повторил Андрей.

– Ничего не сделал, – ответил наконец Саша. – Прием безотказный, членовредительства никакого, зато… успокоение наступает моментально. Видишь, лежит себе. Никому не мешает.

Покуда Саша объяснялся с прибывшим к месту происшествия «хорошим мужиком» Никитой Сергеевичем из местного ОВД, который вытаращил глаза на лежащего так, что кожа на лысине собралась складками, покуда Модест Петрович воинственно предлагал «свести его до утра в подвал, и вся недолга, вон Петька покараулит», покуда писали на дрянной желтой бумаге некое объяснение, называя его почему-то протокол, Боголюбов не вмешивался. Он прислушивался к звукам, доносившимся с кухни. Ему очень хотелось пойти туда и как следует всыпать сестре по заднице или еще как-нибудь всыпать, бушевать, возмущаться, орать и топать ногами, чтобы она окончательно поняла, как сильно перед ним виновата – страх за нее, за них обеих так его и не отпустил. Боголюбов чувствовал это: сохло во рту, звенело в ушах, и ладони были мокрыми, и приходилось время от времени незаметно вытирать их о штаны.

От страха он очень сердился. Это был единственный способ не подпускать к себе еще и жалость – сердиться по-настоящему, изо всех сил.

Когда Никита Сергеевич, встопорщив усы и сделавшись от усердия и серьезности похожим на моржа, уволок незваного гостя – Модест сказал, что они с Петькой проводят их до отделения «для гарантии», – Боголюбов засвистел «Серенького козлика» на мотив «Сердце красавицы», взял из угла позабытый Петькой топор и, сильно топая, пошел из дома.

• Предыдущая
• 33/59
• Следующая