Выбери любимый жанр

Ошибки в путеводителе - Айзенберг Михаил - Страница 21


Изменить размер шрифта:

21

Только на Брайтон-Бич лучше не заглядывать. Видел там загадочную надпись по-русски на русском же магазине: «Мы говорим по-китайски».

Нет, все же главное впечатление – это полицейский в белоснежной отглаженной форме, развлекающий цветных детишек, как рождественский Санта-Клаус. Я долго смотрел, потом заставил себя уйти, понимая, что публичные рыдания неуместны.

Есть в Америке еще одно место, где рыдания неуместны, но вполне вероятны. Если будете в бостонском Музее изящных искусств, полном шедевров, спуститесь в нижние залы, где древнее искусство. Там есть два этрусских саркофага, четвертый век до н. э. Оба двойные, семейные; оба гениальные, но один совершенно невероятный. Муж и жена лежат на постели, обнаженные, наполовину прикрытые одеялом. Лежат обнявшись, но на некотором расстоянии, как после любви. Рука жены обнимает снизу спину мужа. На ее лице стремительное и страстное выражение, на его – тающая, чуть усталая улыбка, полная нежности. Никакой деталировки, все сделано очень просто, почти примитивно. Но я не припомню более прямого действия – мгновенного временного перелета. Я как будто увидел их, живых, а вернее, стал ими – остановленными во времени, вечно любящими.

А в Метрополитен чуть не прослезился (все же нервы, ей-богу, ни к черту) у «Девушки с лютней» Вермеера: небольшая, жемчужно-серая с синими драпировками; девушка играет и посматривает в окно, сама как бабочка, но не на булавке, а на лету.

В самолете нас с трех сторон окружали младенцы, перманентно орущие (а меня и так мутило после вчерашнего). Слева сидел еврейский младенец, справа индийский. Мы улыбались и тому и другому. Еврейский – вот ведь пресловутая переимчивость! – немедленно начинал улыбаться в ответ, а индийский гневно округлял огромные черные глаза и возмущенно раздувал ноздри.

Пушкинские горы (2006)

В самом Михайловском все номера гостевых домиков были заняты, и мы жили в соседнем поместье Петровское. От Михайловского километра три, туристов почти нет, тихо и пустынно. Поместье тоже ганнибаловское, только принадлежало не деду поэта, а брату этого деда. Недалеко остатки имения третьего брата, Исаака, – Воскресенское.

Поездка оказалось на удивление важной. Она не отпускает, и все продолжают наплывать на меня эти Пушгоры. За пять дней мы обошли все окрестные усадьбы, ходили часов по восемь-десять в день. Погода была прекрасная: солнце, ни одного дождя. И действительно очень красиво. Листва еще свежая, прозрачная. Все дымчато, лиловато, голубовато. Белые, синие, голубые подснежники по дороге в Михайловское. Ивы, цветущие как вербы, только сережки прозрачнее и зеленее, похожи на гусениц. Цапля снижается медленно, как дельтаплан. Вид с Савкиной горки – двойная темно-синяя петля Сороти. Яичница «Очей очарованье» в тамошней забегаловке.

Разрушенное Воскресенское с новым амбаром и фундаментами хозяйственных строений совершенно пусто, ни одного человека, но при этом две собаки на цепи, лошадь в стойле. Скотский хутор. Серый котенок привязался и шел с нами половину обратной дороги, пока Алена Солнцева не сказала ему строго: «Все, кот Баюн, тут граница твоих владений, заворачивай». Он тут же повернулся и пошел назад.

Все усадьбы восстановлены в наше время, а в 1918 году были сожжены с каким-то специальным усердием, даже ничего из них не вынесли, ни столика, ни стулика, а фарфоровые чашечки перетирали в ступе, чтобы и осколков не осталось. Я, похаживая, раскидывал своим корыстным еврейским умом: неужто добра было не жалко? И не сразу сообразил, что для них это не добро, а зло. Эти вещи не имели для них никакой ценности, кроме символической. То есть глубоко враждебной.

Культура на культуру. Но в коллективизацию уничтожили и эту культуру. Какими силами? Что уничтожило? И что осталось?

Пушкин как будто остался. Какая-то постоянная, из века в век действующая сила постаралась, чтобы эта физиономия с бакенбардами стала лицом, то есть главным событием в истории такой большой и не самой молодой страны. Это удалось как будто без усилий. А самое странное – без отвращения к самому лицу. Я все думаю: за что его так любят? Не за стихи же. Наверное, за «веселое имя». «Ангел мой, вы дура». О нем весело вспоминать, весело думать (редчайший случай). Он гордый, благородный – но и смешной.

Как будто сама страна захотела, чтобы ее лицом (ее «брендом») стал этот человек. Маленький и вертлявый. Арапчонок и стихоплет.

Это почему-то обнадеживает.

Центральнолесной заповедник (2007)

Наша поездка имела свой комический оттенок, но виноваты в этом только погодные условия. Мы на этот раз взяли свои лыжи (и даже специально их купили), но не встали на них ни разу. В первый день даже гулять не получалось: жидкая грязь да мокрый, скользкий лед.

Были мы в самой глуши Тверской области, в Центральнолесном заповеднике. Места довольно красивые, холмистые, с широким обзором. В путеводителях их называют «Русским Эдемом», потому что там берут начало четыре реки и текут на четыре стороны света: Волга, Двина, Днепр и Ловать. На Эдем все же не очень похоже, я как-то иначе его себе представлял. В тех же путеводителях написано, что там водятся 211 видов птиц, но мы наблюдали только три: воробей обыкновенный, сорока обыкновенная, синица обыкновенная.

Перед клубом висит большой, художественно исполненный указатель: «Экологическая тропа». Там начинается лежневка – ведущие в лес доски на березовых чурбачках. Сделано это не для облегчения пути посетителям, а для облегчения жизни лесу: чтоб не вытаптывали ценные виды трав, не ломали кустарник, которого там значится 22 вида, и – отдельно – кустарничек (его только 12 видов).

Лес очень старый, весь оброс лишайником и ярко-зеленым мхом, от чего воздух в лесу кажется зеленоватым.

Запах печного дыма слышен далеко от деревни.

Желтые собаки подбегают, деликатно обнюхивают.

Деликатны не только собаки, но и люди. Половина деревни принадлежит заповеднику, там живут так называемые научники (на мой слух, что-то из Стругацких). Научники на полукрестьянском положении: держат кур, например. Но вид у них вполне научный, интеллигентный. И тоже прогуливаются взад-вперед, вроде нас.

На Рождество пришла небольшая толпа детей и, выстроившись в два ряда, трубила в рожок, скандировала колядки (кое-кто заглядывал в бумажку). Мы дали им конфет и пирогов, но они все равно ночью завалили нам входную дверь какими-то ящиками и лестницами. Это такие специальные рождественские шутки, и, говорят, мы еще легко отделались.

Норильск (2007)

В Москве, когда мы из нее вылетали, было плюс 16; в Норильске – минус 25, зима, снега, зона вечной мерзлоты. Разница во времени – четыре часа. Это самый северный город страны.

Неожиданности начинаются уже на аэродроме. От самолета автобус подвозит вас к какой-то дыре в заборе, за которой уже площадь и таксомоторы. Позвольте, а чемодан? А чемодан пожалте получать вон через те сугробы вон к той чуланной дверце.

За окном автобуса совершенно багровое солнце в малиново-дымных вертикальных просветах.

Город состоит из очень страшных зданий позднесоветского времени, но сам он почему-то не страшный, разве что мрачноватый, суровый. Еще из-за черного снега: дороги там посыпают измельченным никелевым шлаком. Но нет чувства опасности, нет враждебности в лицах. (Коренное население, нам рассказали, – репрессированные и их дети.) Таксисты и гардеробщики не берут чаевые, только официанты уже испорчены цивилизацией.

Енисей я видел только из самолета. Он во льду и похож на очень длинное озеро.

«Фонд Михаила Прохорова» пригласил шесть авторов, имея в виду три парных выступления (и одно дополнительное): я и Звягинцев, Идлис и Гатина, Сваровский и Месяц. Сваровского я раньше не знал, оказалось, что он похож на индейца, только очень громоздкого и неуклюжего индейца. Все время падал, поскользнувшись. Упал уже на площади аэропорта – и не очень удачно: прямо под колеса чудом затормозившего «мерседеса».

21
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело