Путь Князя (авторский сборник) - Злотников Роман Валерьевич - Страница 108
- Предыдущая
- 108/132
- Следующая
– Так вот, – продолжал отец, – доктор Нанке сказал мне, что после всего этого у тебя на лице непременно останутся шрамы. Я уже даже договорился с ним об операции, как только ты появишься дома.
– Спасибо, папа, – искренне поблагодарил Пэрис, – как видишь, этого не требуется.
Отец и мать переглянулись.
– Сын, мы тут с мамой подумали… помнишь, ты давно просил у меня виллу-астероид? – он усмехнулся. – Знаешь, поскольку за последний год расходы на тебя практически свелись к нулю, а я уже привык закладывать в семейный бюджет на сына довольно крупную сумму, то…
Пэрис тихо рассмеялся.
– Спасибо, папа, – вновь повторил он, – мне пока совершенно точно не нужен астероид. Но… я был бы рад, если бы мы с вами куда-нибудь вместе съездили вечером. В оперу, например… а потом пообедали бы где-нибудь втроем. Семьей.
На этот раз отец и мать переглянулись уже слегка удивленно. Они настолько давно вели совершенно обособленную друг от друга жизнь, что высказанная вслух мысль о том, что они могут совершить, так сказать, «семейный выход», причем не вызванный никакими имиджевыми причинами, повергла их в недоумение. Но… в отличие от предыдущих долгих лет семейной жизни, теперь у них был опыт совместного переживания, тревоги за сына. И потому мать несмело улыбнулась и, бросив на отца растерянный взгляд, произнесла:
– Ну, если ты так хочешь…
Пэрис улыбнулся в ответ и утвердительно кивнул.
Семейный выход запланировали на субботу. Все дни, оставшиеся до нее, Пэрис проводил то в городе, гуляя с Тантой, которая теперь, после всего произошедшего, принялась изучать ранее недоступную ей жизнь вечернего города, то дома. Иногда они с Тантой заходили к комиссару, чтобы скрасить ему холостяцкий вечерок, и тот, к удивлению Пэриса, довольно увлеченно общался с Тантой. Впрочем, Сардоней, заметив его удивление, пояснил, добродушно усмехаясь:
– Похоже, я дорос до возраста деда. Тянет понянькаться…
Субботний вечер начался с «Кано Нотигбери», заглавную партию в которой пел сам Эжевели. Теперь Пэрис научился не только ценить мастерство, но и видеть, различать его, и потому обладал гораздо большими возможностями получать искреннее удовольствие. Но, похоже, подобное его отношение к опере оказалось некоторой неожиданностью для родителей, у которых в памяти еще свежи были его прежние дикие выходки…
К исходу вечера, который прошел неожиданно тепло и… как-то совсем по-семейному, Пэрис задумчиво повертел в руках бокал, в котором плескался изумительный «Шато дэлине», и вдруг спросил:
– Мам, пап… а вы никогда не думали о том, чтобы попытаться полюбить друг друга?
Родители озадаченно посмотрели на него.
– Нет, я понимаю, у вас за плечами очень большой опыт иного сосуществования, по большей части равнодушного, а периодами и враждебного. К тому же, наверное, ваш брак построен на… трупах несостоявшейся любви. Ибо тогда, когда ваши родители заставили вас соединиться друг с другом, у вас, наверное, было что-то такое или, хотя бы, столь частое юношеское предвкушение любви? И все это давит на вас гранитной плитой, – он сделал паузу, давая им привыкнуть к мысли, что все это говорит им их собственный сын, а затем мягко улыбнулся и продолжал. – Но я же вижу, как вам сегодня, когда вы, всего лишь играете в любовь, хорошо. Причем не только со мной, но и друг с другом.
На какое-то время за столиком повисла тишина, заметная, впрочем, только им троим. Весь остальной зал продолжал жить своей жизнью, наполненной тихой музыкой, приятными беседами и звоном бокалов.
– Если бы все было так просто, Пэрис… – тихо сказал отец.
– Мы уже слишком… давно живем, чтобы надеется на любовь, – вторила ему мать.
– Не просто, – отозвался их сын, – совсем не просто. Но, демоны Игура, разве любовь не стоит того, чтобы постараться. Чего же тогда все поэты тысячелетиями бьются в истерике по ее поводу? А что касается времени, то… я сумел угробить свою жизнь намного глубже и бесповоротней, чем вы оба вместе взятые, всего лишь к первой трети своего третьего десятка. А затем, чтобы полностью ее изменить, мне потребовался всего год. У вас же впереди гораздо больше времени, не так ли? К тому же я совершенно точно знаю, что любовь не только то, что обрушивается на тебя с мощью водопада и неотвратимостью снежной лавины. Более того, чаще всего это не любовь, а… страсть, наваждение, мара, из которой потом, при удаче, способна вырасти любовь. Ибо любовь это… цветок, который можно именно вырастить, сотворить, причем вместе, идя по жизни не только рядом, но и навстречу друг другу. И я вижу, что вы способны как минимум попытаться…
Когда они возвращались домой, Пэрис сел в переднем, водительском отсеке аэрола, оставив родителей в салоне одних. И всю дорогу размышлял над тем, что, пожалуй, именно сегодняшним вечером был наиболее близок к исполнению того, что может считаться долгом Воина. А вовсе не тогда, когда расшвыривал громил-охранников, вышибал двери и превращал в груду обломков бильярдные столы. Ибо разве долг Воина в первую очередь не состоит в том, чтобы множить в мире любовь и счастье? Что бы там ни думали про них обычные люди…
3
Недис встретил Волка дождями. И, судя по состоянию окружающих домов и тротуаров, стылые ливни были здесь частым явлением. А может, дело было в том, что эти дома, вернее бараки, ни разу не ремонтировались с самого момента своей постройки?..
Волк стоял на углу и смотрел на молодую, но крайне бедно одетую женщину, которая устало шла по тротуару в его сторону. В обеих руках у нее было по здоровенному непромокаемому мешку, которые она тащила с явным трудом.
Когда женщина поравнялась с ним, Волк сделал шаг вперед и, ухватив один из мешков, предложил:
– Я помогу?
Но женщина, вцепившись в мешок, испуганно закричала:
– Нет, нет… там только белье, грязное белье, честное слово!
– Я знаю, сестренка, – тихо ответил Волк. Услышав это слово, женщина вдруг осеклась и подняла на него испуганные глаза. Несколько секунд она молча вглядывалась в него, потом ее лицо дрогнуло, и она с недоверием прошептала:
– Брат?..
– Да, сестренка, – улыбнулся Волк, протягивая руку к мешку. – Так я помогу?
Женщина стояла не двигаясь, а затем, обессилев, отпустила мешки и закрыла лицо ладонями…
Сестра с мужем занимали крохотную комнатку под самой крышей. Мужа сестры звали Нил. Он тоже был из семьи фермера и тоже сирота. Его семья когда-то жила на соседней улице. Разница в их судьбах была только в том, что, когда умер отец Нила, мать последовала за ним не так быстро. Поэтому Нилу удалось избежать сиротского приюта. Но в остальном все было похоже. Мать Нила умерла два года назад, в этой самой крохотной комнатушке под крышей. От туберкулеза. Крыша барака за столько лет стала напоминать дырявое решето, поэтому в комнатке все время стояла невыносимая сырость. Сестра рассказывала, что Нил, когда дожди не прекращались по нескольку дней, пытался хоть как-то подлатать крышу. Но его усилий хватало ненадолго. У Нила не было постоянной работы, и он перебивался случайными заработками, а она подрабатывала стиркой вещей за сущие копейки, поэтому добротных материалов для ремонта купить им было просто не на что. Вот и латали чем бог пошлет – старым куском пластика, почерневшей доской или уже расслоившейся фанерой, всем тем, что другие люди выбросили по причине полной непригодности. Так что когда Волк появился в комнате сестры, в углу стояли таз и большая миска, в которые вовсю капало сверху.
На ужин была похлебка из «радужных бобов» с куском сильно зачерствевшего хлеба (сестра, извиняясь, сказала Волку, что они покупают только такой хлеб, он стоит раза в три дешевле свежего), которую к тому же пришлось делить не на четверых, а на пятерых. Но Волк съел только несколько ложек, сказав, что сыт, потому что перед приходом к ней успел плотно перекусить. И сестра, виновато улыбнувшись, разделила остатки похлебки из его миски между двумя малышами – шести и трех лет, которые мгновенно проглотили свои порции и теперь сидели за столом, блестя голодными глазками. На щеках младшенькой Волк заметил нездоровый румянец и, взяв ее на руки после ужина, сразу же понял, что у нее тоже туберкулез. Впрочем, для Воина это была не проблема. И он, погрузившись на несколько мгновений в молитву, быстро очистил ее кровь и легкие от всяких следов этой болезни, которая в ином случае убила бы девочку за год.
- Предыдущая
- 108/132
- Следующая
