Царьград. Трилогия - Посняков Андрей - Страница 58

– Не, не пустят. Во двор если только.

– Ну хоть во двор…

Походил Алексей по двору, на красоту московскую полюбовался, поболтал о том о сем со слугами, с привратником – дюжим молодцем, с управителем – старичком белобородым, даже с сенными девками. И для каждого – для каждого! – даже для мальчишек, что дрова в баньку таскали – нашлись у старшего тавуллярия и ласковая улыбка, и доброе слово. И общие интересы нашлись, а как же без этого? Зря, что ли, столько лет прослужил в тайном сыскном секрете константинопольского эпарха? И ведь неплохо служил! Если бы не Злотос, гад, да не явная подстава… Ладно, сейчас о том некогда – работать надобно. Тем более – слуги-охраннички с сенными девками зубоскалят, на Лешку – внимания ноль. А куда он со двора денется?

– А что, молодец, тяжко, небось, ворота туда-сюда таскать? Поди, намаешься? А если петли нутряным салом смазать? Нельзя салом? А чем? Медвежьим жирком лучше… Вон оно что. И не подумал бы даже! Небось грек-посланец надоел? Туда-сюда ездил? И ведь народу с ним полно… Не полно?! Ах, невелика свита? Поди, все монаси? Нет?! Даже женщина имелась? Да иди ты! Не может такого быть – он же все ж таки монах, посланец-то! Что-что? Женщина еще и с дитем малым? О господи… Так здесь и жили? А потом делись куда-то… Куда? Да я так, просто спрашиваю. Не хочешь отвечать – не надо. Ты мне лучше про медвежий жир расскажи!

О, ребятишки! А знаете, как в чижа играть? Играете? А со мной слабо? Я еще и парней своих позову – шайка на шайку. Ну да, подожду, покуда с дровами управитесь. Кому баньку-то топите? Ах, служилому дворянину, хозяину вашему… Его, значит, усадебка. Хороши хоромы! Ах, не его? Он просто государем для пригляду поставлен? Понятно. Греки, небось, частенько банились? Да, говорят, и с девками? Неправду бают? Девок не была – женщина одна молодая, красивая, и с нею дитенок малый. Добрая.

Эй, парни! Бросайте девок, айда в чижа играть! Ребята бахвалятся – живо нас обставят, на два пальца! Вот и я говорю – уж мы им покажем. Поискали бы пока деревях для бит. Я там, у бани, много видал…

Здравы будьте, девы! Что смеетесь, чему радуетесь? Погода хорошая? Гм, не сказал бы – эвон, хмурится все, полнеба облачищами затянуло – чего ж хорошего-то? А вы чего тут болтаетесь-то? Делать нечего? Славно, славно… А в баню – чего? Были недавно. Небось с греческой девою? Ах, дитенка отдельно мыли… Ну ясно, отдельно. Пойдете смотреть, как в чижа играют? Работать надо? Да неужели! Кудель прясть… Так мы ж недолго, а без народу – скучно.

Седовласая старушка к девицам подошла, вынырнула откуда-то незаметненько, а после, как девки, Лешкой уговоренные, к баньке пошли – поглядеть, как в чижа играть будут, старушка эта тут как тут – цап Алексея за рукав:

– Не ты ль, мил человек, про деву-ромейку спрашивал? Да про дитенка.

– Нет, что ты, не я!

– Ну я я-то уж думала… Деву-то как звали?

– Ксанфией. – Лешка оглянулся – вроде бы нет никого поблизости.

А бабка эта – ох, хитроглазая! – так и стояла, так и таращилась. Внимательно эдак, въедливо!

– А дитенок?

– Сенька. Арсений…

– Ясно, стало быть – ты Алексий и есть.

– Я-то Алексий, да вот ты кто?

– Маланья меня зовут, бабка Маланья – так и кличут. В приживалках я тут… Ну-ка поглянь…

Воровато оглянувшись, старушонка сунула руку за пояс и, вытащив что-то, протянула ладонь Лешке.

Амулет! Талисман Плифона! «Кудрявый Зевс»!

– Ксанфия велела тебе передать…

– Где она?

– Тс-с… И письмишко имеется. Ты, как в игрища поиграете, у ворот замешкайся малость. Не обману, не бойся. Женушка твоя, Ксанфия, сильно уж мне помогла. Деньгами, как нужда пришла, выручила.

Ну и бабка! Ну и…

Получив письмо – ма-аленький, сложенный вчетверо листочек, – Алексей еще много куда в тот день заходил – любовался. Так, что сопровождавшие его парни уже вряд ли могли точно сказать – где они были и чем там занимались. Да везде… да всяким: в чижа играли, девок жимкали, развлекались, в общем!

А вечером, зажегши свечку, развернул письмецо…

«Любимейший супруг мой…»

Писано по-гречески, скорописью. Ксанфия!

«…князь Василий заподозрил Георгия в чем-то страшном. Мы с сыном вынуждены бежать. В то место, про которое ты часто рассказывал. Отец Георгий благословил нас».

Ай, Ксанфия, ай, молодец – умна, ничего не скажешь! Ишь, как все хитро написала – и места не указала, куда бежать собралась – мало ли, письмишко в руки недобрые попадет? «Часто рассказывал…» Черное болото – вот это местечко, точнее, деревенька рядом – Амбросиево, в Верховских землях, под Мценском.

Отец Георгий благословил… Значит, предчувствовал что-то такое, нехорошее. И, значит, сам он, скорее всего, уйти не успел – лишь обеспечил отъезд Ксанфии. Тогда где же он? Раз князь Василий в чем-то его заподозрил – то вряд ли позволил уехать. Что ж, похоже, Георгий схвачен! Если вообще не убит…

Быстро поправлявшийся от надлежащего ухода Прохор Богунец, оказавшийся боярским сыном – чин, по важности, нечто между боярином и дворянином – испытывал к старшему тавуллярию чувство благодарности и даже некую дружбу. Слишком уж многое их связывало, чтобы так вот отринуть все. Немного поправившись, Прохор начал захаживать в палаты великого князя, получил от последнего изрядный кусок земли с тремя деревеньками – на, владей, человече! – но все чаще возвращался хмурый. Проговорился как-то, что имевший немаленькое влияние при дворе митрополит Иона не доверяет ему, дескать, слишком уж долго странствовал в иных, чужих землях – опоганился!

– А насчет тебя так скажу, – однажды вернувшись, Прохор тяжко вздохнул и пристально посмотрел на Лешку. – Отъезжать тебе надо – и чем скорее, тем лучше. Допрежь тебя из ромейских земель здесь посланец был – да, говорят, злое умыслил – заточен во Фроловской башне. И тебе там место готово – уговорил-таки Иона-митрополит великого князя.

Алексей пожал плечами:

– Хм, интересно, чем это я Ионе не глянулся?

– А ему все не глянутся, кто под его дудку не пляшет! – гневно отозвался Прохор. – Уезжай, Алексий, беги! Только… Я тебе ничего такого не говорил!

Лешка ушел этой же ночью – не помогли ни запоры, ни стража, к слову сказать – сладко дремавшая. Еще с вечера, возвращаясь из уборной, старший тавуллярий сделал ножом зарубки на окружавшем усадьбу тыне – теперь, как пришла нужда, легко было перелезть. Собаки, конечно, лаяли – так они все ночи напролет лаяли, на что и дорогой гость – Прохор Богунец – дражайшему хозяину жалился. Вот князь Семен и повелел собак у ворот привязать – так и сделали. Для беглеца – случай удачный, а ну как не привязаны б были – поди-ка, походи по двору кто чужой. Самого злобного пса – Треща – Алексей, правда, еще загодя прикормил – мало ли, сгодится? Ну, а не сгодился – и ладно. Пес с ним, со псом – такая вот забавная тавтология получается.

Перекинувшись через частокол, Лешка оказался на темной улочке, и, недолго думая, зашагал к Фроловской башне. Шел уверенно – путь присмотрел еще засветло. Подойдя ближе, заколотил ногами в небольшую, дощатую дверь, заорал во всю глотку – сердито так, мать-перемать!

– Эй, отворяй скорей, мать вашу!

Стражник аж с башни свесился – с самой-то верхотурины, посмотреть, кого там черт принес, этакого громогласного?

– Хтой-то там верещит?!

– Я те дам – верещит, падла! – гнусно заругался Лешка. – А ну зови старшого, пока в холопах не оказался!

– Ой, батюшка! – опасливо пошел на попятный страж. – Дак, за что же в хлопи-то?

– А было б за что – вообще б прибил! А ну, зови десятника, сколь говорить можно?!

– Ну здесь я, – негромко произнес чей-то заспанный голос. – Ты кто ж такой, человече?

– А ты кто? – грозно рыкнул Алексей. – Смотрю, спите тут?

– Да мы это… немножко… Язм и есть – Федор, десятник. Фроловской башни охранитель-страж!

– Я вам покажу – «немножко»! – Старший тавуллярий намеренно не сбавлял обороты. – Все у меня в штрафбате окажетесь! Тьфу… в Орде – вот где! От его святейшества государя-митрополита Ионы посланец Терентия язм есть! Тсс! Факелы не зажигай… Если только свечечку… А ну, подойди ближе, шепну кой-что.