Нисхождение - Селюкин Александр Юрьевич - Страница 49
- Предыдущая
- 49/75
- Следующая
– Ленни, Длинный, быстро чешите к опушке – сюда по нашу душу идет колонна, бойцов на дороге не трожьте, все мертвы, Боцман их заминировал, – радировал Штырь, переводя огонь с джунглей на спускающуюся по серпантину из-за сопок слева колонну техники. – Я щас отстреляюсь на посошок и догоню вас.
Сплин, торопливо напяливая броник, оглядел приближающуюся колонну – девять разнокалиберных машин, облепленных солдатами. Много, в несколько раз больше чем их. Вот почему враги отступили – ждали подкрепления. Засада свое дело сделала – потрепала колонну и задержала ее до подхода основных сил. Однозначно надо рвать когти во всю прыть. Лернер, с усилием переставляя ноги по колено в воде, уже двигался впереди. Сплин, надевая ранец, приостановился в кюветике у насыпи и спросил его:
– Ленни, ты сферу свою забыл или бросил?
Лернер полуобернулся:
– Да оставь ее на хуй! Ну бегом давай, мудило ты грешный, пока…
Остаток фразы потонул в густой серии разрывов, пересекших наискось проулок, откуда молотил пулемет Штыря, дорогу, улицу и часть болота: по ним влепили из автоматического гранатомета, установленного на какой-то из машин колонны. Гранаты подпрыгивали при ударе о землю, подбрасываемые специальным зарядом малой мощности, затем взрывались в воздухе, насыщая пространство вокруг шрапнелью. Лицо Сплина овеяло горячим дуновением, вода с плавающей травой и плесенью вспенилась фонтанчиками от попадающих осколков. Прелые миазмы болота смешались с кислым запахом взрывчатки. Сплин вжался в грязь кювета, носом в траву, ощущая как вода со стенок пропитывает снаружи форму, и сожалея, что занимает слишком много места и не может закопаться с головой. Но страх попасть под обстрел был слабее боязни отстать от своих, поэтому он поднял голову, опустил забрало сферы и, выскочив из кювета, побежал догонять Лернера. Тот, морщась от боли, с беспомощным выражением лица зажимал руками рану на правой ноге выше колена, сквозь пальцы текла кровь. Сплин бросил в воду один на другой оба ранца, усадил на них Лернера, чтобы тот был над водой, склонился, осмотрел ногу. Кость была не задета (энергия осколков малокалиберных гранат быстро слабела с увеличением расстояния), артерия вроде бы тоже, но несколько зазубренных кусков металла вошли спереди в мягкие ткани бедра, раны были болезненны и обильно кровоточили.
– Щас по-быстрому заткнем, позже нормально обработаем, – нервно сказал Сплин, по хребту гулял неприятный холодок от ощущения, что кто-то в него целится.
Он разорвал зубами перевязочный пакет Лернера, торопливо наложил брикет салфеток прямо поверх изодранной штанины и наспех перемотал их широким пластырем. Не помогло, салфетки тут же обильно вымокли красным.
– Кровит, с-с-сука – ослабну быстро… – просипел Лернер.
Сплин выругался, содрал первую корявую перевязку, наложил новую антисептическую салфетку, затем тщательно внатяг перемотал самофиксирующимся бинтом защитного цвета, чтоб не попадала грязь, вмазал в ляжку шприц-тюбик обезболивающего. С такой ногой Лернер не мог идти сам, по крайней мере прямо сейчас. Вот-вот люди Лутара поймут, что тяжелые пулеметы им уже не угрожают, подойдут поближе, и тогда пересечь двести метров открытого пространства уже точно не удастся. Желание бросить все и спасаться самому вспыхнуло так остро, что Сплина это проявление собственного малодушия, продиктованное инстинктом самосохранения, взбесило, мигом прочистив мозги. Он скрипнул зубами, напялил на Лернера свой ранец, себе на шею одел обе винтовки, и, подхватив раненого себе за спину, ломанулся к опушке. Сзади прокатилась еще одна серия разрывов, пулемета Штыря уже не было слышно. Опять разболелось колено, рана на бедре начала кровить от нагрузки.
– Да горло-то мне не пережимай, наездник хренов, ниже держись! И так еле иду, – задыхаясь, прошипел он Лернеру, подбрасывая его на спине, как рюкзак и поудобнее ухватываясь тому за ноги, стараясь не задевать раны.
До линии джунглей оставалось пара десятков метров, Вокруг уже были кочки с пышными шапками травы и разлапистый кустарник, воды было чуть выше щиколотки, болотце постепенно сходило на нет, уступая место твердому грунту и большим деревьям.
– Парни, не маячьте, примите правее, за кустарник, – услышал Сплин по рации голос Штыря, который последним отходил следом за ними.
Сплин устал, дышал тяжело и смотрел главным образом себе под ноги. Обе винтовки мотались на шее влево-вправо как маятники при каждом шаге. «Неправильно раненого взял, надо было через плечо поперек перекинуть, придерживать одной рукой, а в другой держать свое оружие. Ладно, недалеко осталось, так донесу» – подумал Сплин. Вдруг какая-то сила сбила его с ног, и он упал вперед лицом в болотную воду, а на него упал Лернер. Барахтаясь, Сплин выбрался из-под своего заплечного пассажира, стоя на четвереньках, поднял запачканное до непрозрачности забрало сферы, выплюнул воду, посмотрел вперед и сказал:
– Ленни, прости браток, я, наверное, за кочку запнулся, потерпи еще малость, вон уже наши за теми деревьями… Слышь, Ленни, шевелись! – он повернулся и толкнул Лернера в плечо.
Тот перевернулся на спину, откинув руку в сторону с какой-то необычной мягкой расслабленностью. Он теперь мог терпеть вечно, потому что был мертв. Его лицо находилось над поверхностью, глаза стеклянно смотрели в небо, из угла рта вытекал тоненький ручеек крови, окрашивая воду. Не было нужды проверять пульс – у живого, даже без сознания, мускулатура все-таки сохраняет какой-то тонус, что не позволяет находиться в такой изломанной позе. Сплин все же перевернул Лернера на живот, отметив, каким неестественно аморфным стало его потяжелевшее тело. В ранце точно между лопаток обнаружилась дырка с опаленными краями. Пуля пробила ранец, спинные пластины броника, позвоночник, затем, по-видимому, потеряв скорость и деформировавшись, застряла где-то в груди, намотав на себя, что подвернулось по дороге. Это было надежно.
– Блядь, да что же это, а? Как же так, на хуй?! – опустошенно спросил Сплин неведомо кого и отрешенно уселся в воде рядом, рискуя отправиться следом, если это был снайпер, но ему в тот момент было насрать. Все вдруг разом навалилось на него – он ощутил какую-то обессиливающую душевную дезориентацию, привычную систему жизненных представлений смяло и вскружило, словно пыль на ветру. Никаких четких координат, оказывается, не существует – все определяется контекстом, все зыбко, неопределенно-ненадежно, безлично-равнодушно, беспричинно-жестоко и механически-опасно. Не за что зацепиться, не на что опереться. Все приобретения временны, а все потери – навсегда. Люди горят и ломаются как спички, здоровье и жизнь отнимаются походя, а смерть, наоборот, в цене – за нее щедрее платят. Неисповедимы пути господни – хотите рассмешить Бога, расскажите ему о своих планах. При этом кто-то всегда должен расплачиваться как крайний, причем часто не за себя и гораздо дороже, чем по любым меркам был должен. Фрост погиб, несмотря на свой опыт, он ушел из армии и порвал с войной, но та сама нашла его. Старина Лернер выжил во время жуткой мясни при штурме только для того, чтобы теперь поймать шальную пулю и остаться гнить в этом ебучем болоте. Ничего личного, только физика, бесстрастная и неумолимая физика мира.
Есть мнение, что без вины виноватых не бывает и человек заслуживает того, что с ним стало. Отчасти так – фактически, любая душа по ходу жизни неизбежно цепляет грехи, как своими действиями, так и бездействием, часто вынужденными и от самого человека не вполне зависящими. Невинных нет, но есть те, кому воздалось неадекватно. Легко рассуждать на сытое пузо, находясь в безопасности. Для моральных оценок места тем меньше, чем жестче обстоятельства и неприятней выбор. Судьба щедра на пиздюли больше, чем на пряники, косит правых и виноватых, не тонет только дерьмо. И тот, кто всерьез считает себя хозяином своей судьбы – просто ограниченный долбоеб, возомнивший, что раз его до сих пор не накрыла медным тазом статистика, то это исключительно его личная заслуга. Тут Сплин услыхал плеск воды и вскинул оружие, из-за куста показался Штырь, в одной руке пулемет, в другой – ранец Лернера, за спиной – секции ПЗРК.
- Предыдущая
- 49/75
- Следующая
