Суматоха в Белом Доме - Бакли Кристофер Тэйлор - Страница 20
- Предыдущая
- 20/54
- Следующая
– Нет, – ответил я и положил трубку.
На той же неделе Джоан предложила мне вернуться в Бойсе. Искушение было велико. В нашей семье не все шло гладко. Герба младшего нашли в нежелательной компании подростков, одурманивавших себя каким-то газом. Маленькая Джоан росла угрюмой, она находилась под наблюдением дерматолога, который пичкал ее антибиотиками. А старшая Джоан – молодчина – бодрилась, но и ее измучил опоясывающий лишай.
Мне пришлось задать себе нелегкие вопросы: порядочно ли я поступаю, подвергая семью такого рода испытаниям? С другой стороны, мог ли я по собственному желанию уйти с государственной службы? Один Бог знает, сколько часов я провел в размышлениях, пытаясь найти ответ. В одном, правда, у меня не было сомнений: чтобы склонить чувства и разум президента Соединенных Штатов Америки к благу, придется еще побороться. Однако Вашингтон не место для женщин и детей. И вот как-то утром за завтраком я сообщил Джоан о своем решении. Она и дети возвращаются в Бойсе. Я остаюсь и работаю до конца, то есть делаю, что должен делать. Джоан и слышать об этом не захотела.
– Герберт, мое место рядом с тобой, – сказала она. – И больше не будем об этом говорить.
Вот это женщина!
Через несколько дней мне позвонил Пол Слански из «Нью-Йорк таймс» с просьбой об интервью. Я попытался отказаться, но делать все равно было нечего.
– Мои источники сообщают, что вскоре вы окончательно переберетесь в Восточное крыло.
– Слухи. Мне и здесь хватает работы.
– Если говорить честно, мистер Вадлоу, то я слышал совсем другое.
– Да?
– Расскажите, пожалуйста, чем вы занимались последние несколько месяцев.
– Я бы с удовольствием, мистер Слански, но, увы, очень занят. Через пару минут должен быть в Овальном кабинете.
Слански отреагировал моментально.
– Но президент в Орландо беседует с баптистами.
Меня загнали в ловушку.
– Я отлично знаю, мистер Слански, где сейчас президент. Это моя работа – знать, где находится президент. А теперь прошу меня извинить…
Должен признать, общение с прессой не мой конек. После того как я опростоволосился, изнутри меня стали разъедать злоба и отчаяние. Столько лет вместе. Предвыборная кампания… И до чего дойти? Ну уж нет, клянусь небом, Герберт Вадлоу приехал в Вашингтон не для того, чтобы объяснять репортерам, почему он сидит без дела.
Я знал, как мне поступить. Я опять стал смелым, даже безрассудным. Наверное, в будущем историк назовет это актом отчаяния.
Я позвонил Барбаре.
– Не соединяйте меня ни с кем. – Она удивленно подняла глаза – мне и без того редко звонили. – И принесите чаю.
– Хорошо, сэр.
Она поняла: что-то будет. А я сел за стол и начал писать то, что должно было стать или моей эпитафией, или пропуском в прежнюю жизнь.
Белый дом
Президенту США
От Герберта Вадлоу, Управляющего делами Президента,
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА О ПОЛОЖЕНИИ В БЕЛОМ ДОМЕ
Прошло много дней после того, как мы виделись в последний раз. Я с пониманием отношусь к вашему желанию отптимизировать доступ в Овальный кабинет, но сейчас мною руководит искренняя озабоченность тем, что, во-первых, вы лишаете себя возможности получить ценный совет и, во-вторых, изолируете себя как президента.
Позвольте мне быть откровенным, господин президент. Вы стали недоступны для всего, что находится за пределами Белого дома. Знаки этого повсюду. Нечестные люди пытаются завладеть вашими чувствами и вашим разумом. Боюсь, они побеждают. И еще, боюсь, они ведут свою игру.
Уже почти поздно, почти не осталось времени, чтобы исправить положение. Заклинаю вас, ради вашего же блага и блага всей страны, откройте двери. Пусть свежий воздух диалога и здравого смысла проникнет в Овальный кабинет, прежде чем вы окончательно запутаетесь в паутине, грозящей гибелью.
Мне понравилась последняя фраза. В ней было что-то от художественной прозы.
Я сидел за столом и смотрел на свою записку, которая лежала в стопке «исходящие документы». Несколько раз мне, хоть и с трудом, но удавалось подавить искушение схватить ее и разорвать на мелкие кусочки. Кто ты такой, Вадлоу, думал я, чтобы вот так обращаться к президенту Соединенных Штатов Америки?
Его друг, вот кто я.
Но на душе у меня было тяжело. Через час, когда Барбара пришла за бумагами, я вздохнул с облегчением. Теперь это уже история, подумал я. Остаток дня был занят работой. Первая леди планировала посетить четыре города, и это требовало моего пристального внимания.
Прошло три дня, но ответа от президента не последовало. Это было трудное время. Я не мог ни на чем сосредоточиться. Неужели президенту показалось, будто я предал его?
Больше я не в силах был терпеть неизвестность и позвонил Ллеланду.
– Привет, – сказал он, продержав меня в ожидании четыре минуты, – как дела в Восточном крыле?
– Отлично, благодарю вас, – холодно отозвался я. – Оно не так уж далеко, как вам кажется. Тот же временной пояс.
– Сегодня утром за завтраком президент говорил о вас.
– Да? – спросил я, не выказывая никаких чувств.
Очевидная ловушка.
– Он сказал: Герб отлично работает в Восточном крыле.
– Приятно слышать. А как насчет моей записки?..
Ллеланд сделал вид, что не знает, о чем я говорю.
– Надеюсь, вы справитесь о ней?
– Конечно. Прямо сейчас. Знаете, Герб…
– Что?
– Не хочу вмешиваться, но если вы спросите меня, в Восточном крыле куча вакансий. Думаю, президент подпишет любую, как только вы заикнетесь об этом.
– Но я не спрашиваю вас.
– Я всегда к вашим услугам, лишь дайте знать.
Через два часа Барбара подала мне конверт, надписанный одним из людей Фетлока. В нем была моя записка с прикрепленной к ней официальной резолюцией:
Управляющий делами президента прочитал Вашу докладную записку, направленную на имя президента, и высоко оценил то, что Вы не пожалели времени для выражения своей озабоченности делами государства.
Искренне Ваш,
Джеймисон Р. Фетлок, помощник президента и заместитель управляющего делами президента.
Фили был очень мил со мной в то тяжелое время.
– Может быть, пустить слух, что Фетлок балуется наркотиками? Можно еще что-нибудь придумать, – предложил он как-то вечером, выпив несколько бурбонов в баре «Обмен».
Обычно я приходил в бешенство от его идей. Но тут лишь спросил:
– Кто вам поверит?
Фили оценивающе оглядел Нэнси, барменшу с пышным бюстом.
– Должен вам заметить, он наверняка употребляет наркотики.
– Нет. Мне это не нравится.
Фили помешал бурбон пальцем.
– Вы слышали о Ллеланде?
– Нет. А что?
– Его пригласили в Монеган.
– Не может быть.
– На уик-энд. С женой.
Ллеланда пригласили в летний Белый дом. Я положил руки на стойку бара и вдруг ощутил безмерную усталость.
13
Ярость
Очевидно, мне стало известно о моей отставке в последнюю очередь. Невыносимо!
На другое утро в семь сорок пять я сел за стол и сделал то, что давно должен был сделать: написал прошение об отставке. Это было нелегко. Больше двенадцати лет я проработал на Томаса Такера, то есть пятую часть своей жизни. Такое в одну минуту не скинешь со счетов. Воспоминания одолевали меня, пока я медленно писал прошение, время от времени делая бодрящий глоток горячей воды. Ирония судьбы заключалась в том, что писал я ручкой, на которой было с любовью начертано: «Г.В. от Т.Н.Т.» Подобными мелодраматическими подробностями нашпигованы романчики, на каждом шагу продающиеся в аэропортах. Слова давались мне с трудом, и лишь к десяти тридцати прошение было написано. Я отдал его Барбаре для перепечатки. У меня не было сомнений, что новость сразит ее. Стоя возле окна, я глядел на дуб, посаженный президентом Линдоном Джонсоном.
- Предыдущая
- 20/54
- Следующая