Французский «рыцарский роман» - Михайлов Андрей Дмитриевич - Страница 41
- Предыдущая
- 41/91
- Следующая
Такова, например, одна из важнейших сцен «Рыцаря со львом». После схватки у чудесного источника Ивейн врывается во дворец Эскладоса Рыжего; двери за ним внезапно захлопываются, рассекая его коня и срезая концы его шпор; герой оказывается в западне. Он в одной из передних зал дворца, в некоем обширнейшем вестибюле, откуда хорошо виден внутренний двор и куда ведут двери из других покоев. Появляется Люнета, которая узнает в Ивейне того самого рыцаря, который когда-то столь радушно встретил ее при дворе короля Артура. Она дает Ивейну чудесное кольцо, делающее его невидимым. И вовремя: дружина Эскладоса, скончавшегося от нанесенных Ивейном ран, ищет повсюду убийцу их господина. Зал наполняется дружинниками, обшаривающими все углы. Затем зал пустеет, и Ивейн наблюдает в окно за погребальной процессией и видит скорбь прекрасной вдовы. Снова появляется Люнета; Ивейн в пространном монологе анализирует возникшее в его сердце чувство к Лодине. Герой ищет поддержки у Люнеты, и она обещает ему свою помощь (ст. 900—1592). Эта обширная сцена, содержащая основную сюжетную завязку романа и занимающая более 10% его объема, может быть расширена за счет предшествущего ей поединка у источника (ст. 793—899). Все эти события охватывают один день; весь эпизод не членится на внутренние временные отрезки, и направленность времени, а также темп его протекания здесь едины. По таким же законам организуется и событийное время других подобных сцен как в этом, так и в остальных романах Кретьена.
Но поэт умеет и иначе, более сложно, организовывать событийное время. Иногда он добивается эффекта стремительности бега времени при замедлении темпа развития сюжета. Подобные временные убыстрения возникают тогда, когда наличествует или предполагается параллелизм двух действий. Так, например, юный Персеваль встречает в лесу группу рыцарей, спешащих на поиски ускользнувших от них пяти других рыцарей и трех девиц. Предводитель преследователей расспрашивает Персеваля, не видел ли он каких-либо путников, в каком направлении они проехали и как давно. Он явно торопится, и вопросы его кратки и точны. Но Персеваль как бы не замечает этих вопросов, он так поражен видом рыцаря, так восхищен сверканием и отделкой его вооружения, что может разговаривать лишь об этом. Рыцарь терпеливо объясняет ему, для чего служит копье, для чего — щит, шлем, кольчуга и т. д. И каждое объяснение заканчивает настойчивым вопросом о беглецах. Здесь любопытство Персеваля, замедляя развитие сюжета, создает впечатление убыстрения времени: ведь пока юноша узнает все детали рыцарской экипировки, беглецы оказываются все дальше от той лесной поляны, где их еще недавно видел Персеваль. Правда, об этом читатель лишь догадывается: литературе было еще далеко до приемов кинематографического монтажа. В описанной сцене событийное время течет нормально, сюжет же замедляется. Это нарушение равновесия между ними и создает нужный поэту эффект.
Возможен и обратный случай. Движение сюжета остается прежним, а событийное время как бы приостанавливается. Это можно проиллюстрировать ключевой сценой «Рыцаря телеги». Израненный, потерявший коня и копье Ланселот устало бредет за повозкой, управляемой карликом. Карлик предлагает рыцарю сесть в эту повозку и за это обещает сообщить ему о судьбе похищенной Геньевры. Как известно, Ланселот раздумывал ровно столько, сколько нужно времени, чтобы сделать три шага (и за эти три шага ему потом долго пеняла королева). В обычном представлении три шага — это меньше трех секунд. Но Кретьену нужно показать, как Ланселот сначала колеблется и как в конце концов любовь берет верх над разумом, и рыцарь садится в повозку, что было по представлениям тех времен великим позором [108] (ст. 360—377). Здесь замедление времени, его отрыв от темпа движения сюжета создает эффект, обратный тому, о котором мы говорили выше. Но так как восприятие времени у Кретьена де Труа субъективно (оно обычно дано через переживания героев), то и смена настроения персонажа означает изменение в ритме протекания времени. Как заметил Ф. Менар[109], когда герой внезапно задумывается, время останавливается.
Событийное время доминирует в романе. Нередки случаи его смены временем описательным или повествовательным, его переход во время фантастическое, но выход за пределы сюжетного времени мы у Кретьена вряд, ли найдем. В этом смысле показательно решение поэтом задачи рассказа о событиях прошлого, т. е. перехода ко> времени историческому (по отношению к событийному,, т. е. сиюминутному времени сюжета). Как правило, поэт вкладывает рассказ о прошлом в уста того или иного персонажа. Например, в «Рыцаре со львом» в качестве завязки романа приводится рассказ Калогренанта о таинственном приключении, которое было с ним семь лет назад; (ст. 142—580). Тем самым событийное время первого сюжетного дня романа не нарушается: Калогренант ведет свой рассказ о прошлом сейчас, сию минуту, перед всеми рыцарями Круглого Стола, и прошлое смыкается с художественной современностью.
Событийное время совмещается в романах Кретьена де Труа и со временем фантастическим в том смысле, что для героев, попадающих в заколдованные земли, течение времени может меняться, но может оставаться и прежним, тогда как для обитателей этих земель время останавливается вовсе или течет совсем по иным законам. Событийное время не беспрерывно. Оно членится, повторяя членение сюжета на эпизоды и «сцены». Иногда событийное время останавливается. Ему на смену приходит описательное или повествовательное.
Описательное время абсолютно статично. Оно соответствует остановке в развитии сюжета. Таково, например,, уже упоминавшееся отступление в «Рыцаре телеги», где объясняется, что ехать в повозке для благородного рыцаря постыдно. С описательным временем мы сталкиваемся во всех случаях описаний, толкований, разъяснений. В некоторых случаях его можно принять за авторское время (действительно, точной грани между ними может и не быть), но чаще, когда описание связано с сюжетом, но не двигает его, мы можем говорить именно об описательном времени (например, описание коронационного платья Эрека с вышитыми на нем эмблемами тривиума и квадривиума — см. ст. 6674—6731). Его разновидностью можно считать бытовое время — описание повседневного, изо дня в день повторяющегося, например, бесконечного подневольного труда ткачих-золотошвеек в «Рыцаре со львом» (ст. 5250—5340). Точно так же мучительно тянется, без каких-либо психологических пиков или потрясений, и время для простого свинопаса в «Романе о Персевале». Здесь перед нами — одна из существенных находок авторов романов. Речь идет о передаче переживания времени (чему много веков спустя Томас Манн посвятит целую главу в своей «Волшебной горе»). Бытовое время, связанное с повседневным, неизменно повторяющимся, однообразным трудом персонажа, не может не создавать ощущения томительной затянутости. Напротив, время рыцарского подвига, время событийное всегда стремительно и направлено к будущему, ибо связано с новым, необычным, неожиданным, меняющимся. По верному определению Ф. Менара, в авантюре «время необратимо» 22.
Но вот что следовало бы отметить. Известную затянутость, медлительную неторопливость обнаруживает и время литературного бытия короля Артура. Но это его «личное» время чисто бытовым вряд ли можно назвать. Или перед нами вполне особый быт. Король председательствует на пирах, выезжает на многолюдные охоты (но увлеченно травят зверя его рыцари, а не их патриарх), выслушивает вестников, отдает приказы, присутствует на турнирах (где опять-таки сражаются его рыцари, а не он сам). Он может зевнуть посреди увлекательнейшего рассказа о загадочном и опасном приключении, отправиться в королевскую опочивальню и вздремнуть после сытного застолья. Как нам представляется, дело здесь не в социальной детерминированности персонажа, как часто полагают, а в его сюжетной функции. Не зная личных приключений, а следовательно и трансформаций в своей судьбе, т. е. не участвуя в действии, не будучи его носителем, король Артур живет по законам циклического времени, а потому — статично. Только герой в романах Кретьена живет напряженной жизнью, сполна используя свое время, стремясь втиснуть в него как можно больше своих рыцарских подвигов.
- Предыдущая
- 41/91
- Следующая