Французский «рыцарский роман» - Михайлов Андрей Дмитриевич - Страница 22

Этот тип куртуазного романа не противостоит другим его типам, и в нем вряд ли можно обнаружить «антиаристократические тенденции», как это иногда представляется 30. Роман этот вполне укладывается в куртуазные рамки. Строго говоря, «Флуар и Бланшефлор» — это не рыцарский роман. Рыцарские подвиги заменены здесь превратностями судьбы, приключениями. Герои проявляют стойкость и последовательность не в поединке, а в любви. Смелость заменена здесь терпением, воинская сноровка — настойчивостью и хитростью. Роман такого типа не воодушевлял, а трогал, не удивлял, а умилял. Существует мнение, что роман типа «Флуара и Бланшефлор» характеризуется каким-то особым, повышенным интересом к быту31 и даже известным «демократизмом». Это неверно. Бытовые детали обнаруживаются в очень многих романах эпохи и легко сочетаются с самой невероятной фантастикой.

Что касается демократических симпатий автора, то это тоже заблуждение; достаточно сказать, что бароны Флуара принимают крещение вслед за своим сеньором охотно и радостно, вот среди вилланов встречаются упрямцы, и как раз с ними герой расправляется весьма круто. Просто характер конфликта, средиземноморская атмосфера, интерес к восточной экзотике сместили внимание в сторону быта, а также привели к созданию некоторых «простонародных» персонажей (корабельщиков, купцов, привратника башни, в которой томится девушка, и т. д.), и с ними часто сталкивается герой. Эти персонажи описаны не гротескно, как это было в ряде других произведений романного жанра.

30 См. История французской литературы. Т. 1. М. — Л., 1946, с. 122.

31 Там же с. 121. ---88---

Основная идея романа — это красота и благородство любовного чувства, которое не могут одолеть ни козни недоброжелателей, ни превратности судьбы и которое одерживает победу вопреки всем преградам. «Флуар и Бланшефлор» — это роман о праве чистого и благородного сердца на счастье.

«Время Кретьена» в истории французского рыцарского романа было в достаточной степени пестрым периодом, когда, как мы уже имели возможность убедиться, рядом существовали самые разные произведения, отражающие различные тенденции в эволюции жанра. Слово «тенденции» здесь очень подходит. В интересующий нас период трудно говорить о «направлении» или даже «течении». Очень многое в типе романа диктовалось его темой, его источниками. Античные сюжеты требовали некоторой приподнятости стиля, красочности деталей, сильных и острых страстей, наконец — повествования в достаточной степени обширного, подробного, созданного на «долгом дыхании». «Бретонская» тематика окутывала произведение в некий северный туман, где то возникали, то исчезали всякие загадочные существа, а герои сталкивались на каждом шагу с волшебством и магическими заклинаниями («гейсами»). В романах «византийского» типа приключения были более обыденными, и вмешивались в жизнь протагонистов не таинственные колдовские силы, а превратности обычной человеческой судьбы.

В последней трети XII в., т. е., условно говоря, во «время Кретьена», существуют разные типы романов. Но они не изолированы друг от друга. Эти различные варианты романного жанра (среди которых явно выходит на первое место «бретонский», или «кретьеновский», выходит не только чисто количественно, но и по оказываемому воздействию на «соседей») находятся в сложном взаимодействии, во взаимном влиянии. Это говорит о том, что в интересующую нас эпоху уже может идти речь о «литературной жизни», достаточно напряженной и многообразной. Литературный обмен, впрочем, редко выходил за пределы одного жанра (такая конвергенция жанров станет уделом более поздней эпохи), но внутри жанра, между его различными вариантами, он становится в середине XII в. (и тем более в его конце) все постояннее. Правда, и здесь мы должны говорить о тенденции, а не о законе литературного процесса, но даже когда тот или иной автор романа писал, что он не хочет подражать кому-либо из своих предшественников, не хочет вести повествование на их манер и наделять своих героев чуждыми им душевными качествами или ставить их в несвойственные им ситуации, уже одним только этим он расписывался в своей полной зависимости от сложившейся литературной традиции.

Мы подробно рассмотрели «Роман об Энее», «Флуара и Бланшефлор», различные обработки легенды о Тристане и Изольде. Но одновременно с этими произведениями, современными книгам Кретьена де Труа, существовали и другие памятники романного жанра, быть может, не столь значительные сами по себе, но дополняющие и обогащающие общую картину развития жанра романа и ставящие некоторые важные историко-литературные проблемы. Поэтому кратко остановимся на некоторых из этих произведений.

Так, Александр де Берне, автор запоздалой версии «Романа об Александре», написал также очень длинный, очень запутанный роман «Атис и Профилиас». Книга была, по-видимому, довольно популярна, и мы встречаем ее текст в различных средневековых кодексах, рядом как с произведениями Кретьена де Труда (например, рукописи Парижской национальной библиотеки № 375, 794), так и с романами первой половины следующего столетия (скажем, рукописи Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, fr. Q. v., XIV, 3, 4). Это стихотворное повествование посвящено трогательной истории двух друзей, афинянина Атиса и римлянина Профилиаса. Атис великодушно уступает свою жену полюбившему ее Профилиасу, а тот в свой черед спасает ему жизнь. Но любовная интрига в романе этим не ограничивается, она значительно сложнее. Профилиас проходит через ряд своеобразных сердечных испытаний. Он внушает пылкое чувство Алемандине, дочери афинского герцога Тесея. В свою очередь Атис становится предметом сильного и страстного влечения совсем еще молодой девушки Гайеты, сестры его друга, переживания которой описаны в русле Овидиевой традиции и под несомненным влиянием «Романа об Элее»: она краснеет, бледнеет, теряет сознание, бредит по ночам и т. д. Есть в книге и другие любовные мотивы. Так, за сердце Гайеты соревнуются три юных афинских рыцаря. Все эти сердечные невзгоды и радости героев описаны на фоне рассказа об осаде Афин римским войском. Но подлинно батальных, проникнутых высоким героическим пафосом сцен в романе Александра де Берне нет. Напротив, в изображении сражений и турниров нельзя не заметить некоторой иронии автора.

Эта ироничность еще в большей степени обнаруживает себя в двух других «античных» романах, возникших в 80-е годы XII в. Их автором был некий Гуон де Ротеланд, о котором известно лишь, что он написал романы «Ипомедон» и «Протесилай». Посвященные античной тематике, эти книги не имеют исторической основы и довольно свободно оперируют мотивами античных сказаний, своевольно перекомбинируя родственные связи и отношения персонажей древнегреческой мифологии и истории, извлеченных в основном из разных версий «Романа об Александре» (что лишний раз говорит о популярности этого памятника).

«Ипомедон» и «Протесилай» сюжетно связаны между собой: герой второго романа является сыном протагониста первой книги. Но их связь не только в этом. По сути дела перед нами одна и та же сюжетная структура. В центре каждого романа находится один персонаж — влюбленный юноша, преодолевающий всяческие препятствия на пути к любимой, и поэтому книги Гуона де Ротеланда в какой-то мере могут быть отнесены к «грековизантийскому» типу рыцарского романа, о котором говорилось выше (Г. Парис рассматривает их как раз в числе таких произведений 32).

Среди препятствий едва ли не первое место занимают не козни врагов, не беды и войны, не превратности судьбы, а любовное влечение встречающихся ему на пути женщин и девушек. Так, ночуя в доме Исмены, Ипомедон подвергается каждую ночь ее настойчивым атакам. Ему приходится прикидываться то спящим и спросонок хватающимся за шпагу, то совершенно непонимающим, чего собственно хочет молодая женщина. Когда же Исмена недвусмысленно предлагает герою себя, посуля в награду богатый фьеф в Бургундии (!), Ипомедон не скупится на обещания, лишь бы от нее отделаться: