Восемь-восемь, или Предсвадебный марафон - Седлова Валентина - Страница 40
- Предыдущая
- 40/61
- Следующая
Семь-сорок уселся на расстеленную перед гаражом тряпку и подставил лицо солнцу. А, если не работать, так хоть загореть чуть-чуть! Хотя он закрыл глаза, от яркого солнца даже за плотно сжатыми веками начинали прыгать какие-то серебряные искорки, молнии и зигзаги. Поэтому, посидев так минут пять, от своей «гениальной» идеи Сергей отказался. И как только люди умудряются валяться на пляжах по нескольку часов кряду? Видимо, крутая закалка, не иначе.
Наконец, показался Лесничий. Судя по выражению лица, было ему как-то кисло. Может, того, что нужно, в этом магазине не оказалось? Или слишком дорого вышло?
— Чего такой безрадостный? Такое впечатление, что тебя насильно лимонами кормили!
— Лимоны я, к твоему сведению, люблю. Так что не угадал.
— Шпатлевку приволок?
— Приволок, приволок, угомонись! Все, что ты просил. На, держи!
— Хм, странно: действительно все купил. Тогда я уже ничего не понимаю. Уходил — человек человеком, а вернулся скукоженный и с мордой, как у церковного праведника, которого в одну постель с бабой положили!
— Я помимо магазина еще успел домой забежать, остатки денег забрать. А в двери телеграмма торчит. Из лесничества. Сегодня утром отбили.
— Что-то случилось?
— Да нет, ничего особенного. Просто волнуются там, ждут меня. Да и сам факт: просто так телеграмму давать не стали бы. Там далеко не паникеры живут. Так что если написано «волнуются» — читай, что Кристина уже по потолку бегает от беспокойства. Вот такая петрушка.
— Интересно, а почему она сама в Москву не возвращается? Ты же вроде говорил, что это возможно?
— Не знаю. У меня только два варианта в голове крутятся: либо ремонт Уазика оказался сложнее, чем представлялся и, следовательно, Кристина никак до поселка добраться не может. Либо она по каким-то своим внутренним причинам в Москву не торопится.
— По каким таким «внутренним причинам»? Ты намекаешь, что у нее там кто-то появился?
— Исключено. Но, немного зная Кристину, могу сказать, что мотивы ее поступков могут быть самыми непредсказуемыми. И не всегда логичными. По крайней мере, с моей точки зрения. Так что на душе у меня сейчас — полный раздрай. И веришь, нет — руки опустились. Стою, как пыльным мешком стукнутый.
— Это с чего вдруг?
— Не знаю. Понимаю, что сейчас надо с ремонтом ускориться, выполнить пятилетку за три года, а такая апатия напала — вообще ничего не хочу делать. И не могу.
— Ну, ты не можешь — я могу, так что этот вопрос замяли. А по поводу твоей внезапной апатии — это, видимо, психология фокус выкинула.
— То есть? Я что-то не врубился. Какая психология?
— Ну, я хотел сказать, психика. Я в этом, конечно, сильно не секу, но что-то мне кажется, что ты все равно боишься с Кристиной встречаться, вот и бунтуешь против поездки всеми мыслимыми способами. Нет, я не имею в виду, что сознательно! Это всегда как бы само собой происходит. У меня тоже что-то подобное пару раз было.
— Не знаю. Может, ты и прав. Только мне от этого ничуть не легче.
— Ладно, влюбленный Шекспир. Раз ты весь из себя замороченный, то иди отсюда и у меня рабочий настрой не сбивай. Прогуляйся по округе, салатиков каких-нибудь организуй или гамбургеров. А я покамест займусь совершением очередного трудового подвига.
— Что, опять жрать хочешь, троглодит ненасытный? Сколько на тебя смотрю, всегда удивляюсь, и как в тебе столько всего помещается? Я всегда считал, что аппетит у меня на уровне, но слопать за один присест кило пельменей, как ты вчера, это для меня просто нереально!
— Желудок студента меньше наперстка…
— Но сжирает эта сволочь столько, что давление в ее желудке, как в эпицентре ядерного взрыва!
— Я — не сволочь, я хороший!
— Так и запишем: хорошая сволочь!
— Злой ты, вот уйду я от тебя и возись со своим металлоломом сам!
— Ладно, не пыхти, как закипевший чайник. Так и быть: пойду, поищу, чем тебя накормить.
— Вот это правильно! А то «сволочь», «троглодит»! И это меня, белого и пушистого, так обзывать!…
В кабинете с портретом президента на стене и совсем уж старорежимным вымпелом «Победителю соцсоревнования» сидело двое. В одном из них при желании можно было узнать давешнего мужика в джинсах, которого его собеседник звал Тимоха. Тимоха же обращался к своему визави просто по отчеству: Семеныч. Говорил он тихо, даже вкрадчиво, вальяжно развалившись в кресле, но отчего-то у Семеныча по вискам катились крупные капли пота, и притулился он на краешке обитого дерматином стула, съежившись, будто в ознобе.
— Так что вот такие дела, Семеныч. Ну, сам понимаешь, с девочками и в неглиже объяснять мужику, что он не на тех пасть раззявил, было как-то не с руки. Да еще этот козел из своего винтаря Костяну под ноги пальнул, когда тот на него рыпнулся. Грозился, между прочим, что дело до суда доведет, и ты ему, мол, не авторитет. И как же прикажешь это понимать? Ты мне сам это место указал, побожился, что все будет тип-топ, на высоте. А в итоге? Отдых попортили, нас, как щенков вышвырнули! Ты хоть понимаешь, что это значит?! Мужик этот, между прочим, велел тебе передать отдельно, что он тебя имел… в виду. Семеныч, я что-то не понял: выходит, ты мне голое бла-бла гнал, что у тебя в районе все по струночке ходят и тебе в рот смотрят? Непорядок. Этот вопрос решить требуется, и немедленно. Еще ни одна сявка на меня безнаказанно вякать не смела!
— Да этот лесник мне уже давно поперек горла стоит! Во как достал! — и Семеныч рубанул рукой воздух на уровне своего кадыка.
— Ну, а раз достал, так не пора ли ему хвост прищучить?
— Пора, Тимоха, ой как пора!
— Что ж, значит, придется мне твою работу делать. Этот мужик — твой недосмотр, и ты, Семеныч, должен прекрасно это понимать.
— Да я все понимаю, понимаю. Что ж, припугни его как следует…
— Э, нет. Ты, Семеныч, не понимаешь! Я его не припугнуть хочу. Я его — накажу! И накажу примерно, чтоб другим впредь неповадно было свою варежку проветривать, да Тимоху на прицел брать. Что это ты так сморщился? Или у тебя к этому леснику свой интерес имеется? Уж не защищать ли ты его собрался?
— Да ты что, Тимоха, как можно! Просто… Эта… Ну, не хотелось бы крови. Сам понимаешь, участок мой, на меня все и повесят!
— Вот и хорошо, что на тебя. Зря что ли здесь сидишь, штаны протираешь? Вот и отработаешь свой хлеб. А уж с кровью или без получится — это я тебе наперед не скажу. Я тебе, Семеныч, не повар, чтоб о качестве бифштекса рассусоливать. Усек?
— Ну, все равно: ты уж как-нибудь по-тихому постарайся, ладно? Хоть место там и глухое, но все равно, мало ли что!
— Что-то ты больно назойливый сегодня, Семеныч! Не боишься, что рассержусь?
— Не боюсь, Тимоха, — ответил Семеныч и впервые за все время разговора, не отводя глаз, посмотрел на гостя. — Ты — головы не теряешь, чем и славишься. И проблемы лишние тебе совсем ни к чему. Значит, договоримся. Я сделаю так, чтобы твое имя в связи с этим лесником нигде не всплыло. А ты пообещаешь, что обойдешься без мокрухи. Пойми, если лесника грохнуть, тогда точно какую-нибудь шишку из города пришлют. Будет тут шарить, разнюхивать везде. Может и раскопает чего. Так зачем палкой в улей тыкать, трудности себе лишние создавать?
— Ох, и пройдоха ты, Семеныч! Ладно, считай, уболтал ты меня! А сейчас выкладывай-ка ты мне все, что знаешь про этого лесника. И с подробностями! Я тебя сегодня до-олго слушать буду…
Кристина сидела у окна, вглядываясь в лес, казавшийся ей сейчас мрачным и каким-то пасмурным. Пару часов назад Фомич ушел на обход, строго-настрого наказав ей избу не покидать и каждые полчаса выходить на связь. На душе было тревожно и очень-очень неспокойно. После обеда Фомич почти два часа провел, начищая свою винтовку и перетряхивая охотничью амуницию. Да и сейчас ушел с винтовкой и запасом патронов. Ясно, что не охотиться собрался.
На всякий случай, Кристина погасила во всем доме свет и заперла двери, хотя Фомич ее об этом и не просил. После своих прошлогодних приключений она изменила свое отношение к огнестрельному оружию. И если Фомич — спокойный и рассудительный Фомич — отправился в вечерний обход с винтовкой за плечами, значит, на то есть действительно очень серьезная причина. Что, само собой разумеется, не могло не волновать Кристину. А вдруг что-то произойдет, что-то очень страшное? До поселка этого целый день ходьбы, связи никакой. Если в самое ближайшее время не появится Иван, про них с Фомичом вообще никто не вспомнит. Как же гнусно!
- Предыдущая
- 40/61
- Следующая
