Под потолком небес - Седлова Валентина - Страница 6

• Предыдущая
• 6/60
• Следующая

— И давно это его?

— Да дня три назад. Или четыре? Не помню точно. К нему в больницу пойдешь?

— Вот еще! Хоть бы подольше там поторчал, ко мне не приставал. А то вечно не каникулы получаются, а черт те что! Куда не пойдешь, везде его физиономию встречаешь.

— Ну, смотри, доча, дело твое. Он тебе, конечно, не пара и не ровня, хотя с Петькой лучше не ссорится.

— Да пошел он!

— Ты давай, поаккуратней, за столом не выражайся, а то не посмотрю, что уже вся из себя взрослая, перекину через колено и ремнем огрею.

— Да ладно тебе, папка, это я так, вырвалось просто. Как же я по вам по всем соскучилась!

— И мы по тебе, по иностранке нашей!

— Это почему же я иностранка?

— А говоришь чудно, словно не по-нашему. И слова не так произносишь, и все как-то у тебя по-книжному получается. Скажи, мать!

— Да, отец прав. Такая барышня стала, что не знаешь, с какого боку к тебе и подойти!

— Ой, да что вы ерунду городите! Иностранка, барышня… Обычная студентка, просто слишком давно вас не видела. А вы как на меня набросились! Даже обижусь сейчас.

— Будет тебе кукситься! С дороги не соснешь пару часиков?

— С удовольствием, а то не выспалась ни разу в этом поезде: то душно, то шумно…

— Оно по тебе и видно: глаза совиные, красные, и моргаешь, и зеваешь. Давай, бросай посуду, как есть, я сама помою, и в постельку. Помнишь еще, где твоя спальня, или в своей Москве все перезабыла?

— Конечно, помню!

Наташка нырнула в гостеприимно расстеленную кровать и минут через пять уже спала мертвым сном. Дорога всегда выматывала ее, а в этот раз особенно. Хотя все равно непонятно, что это такое на нее нашло там в поезде? Неужели из-за Петьки? Нет, это вряд ли. Да и не из-за матушки, тем более что все обошлось, да и было уже давно, месяц назад. Неужели она что-то упустила из виду?

С этой мыслью Наталья и провалилась в долгий сон без сновидений.

Проснулась она ближе к вечеру. Мать уже накрывала на стол к ужину, сестренки вполголоса шушукались за стеной Наташкиной комнаты, ожидая, когда та проснется и одарит их подарками. Судя по всему, Максимка составлял им на этот раз компанию, поскольку его детский басок то и дело вклинивался между репликами девчонок. Басил он смешно, как рассерженный медвежонок, поэтому родители и сестры иногда в шутку звали его Михайло Потапычем. Он, впрочем, не обижался, и снисходительно позволял им эти вольности.

Тихонько подозвав младших к себе в комнату, Наталья выдала каждому по красочно упакованному свертку, до поры до времени лежавшим у нее на дне сумки, в «секретном» отделении. Ребята тут же молниеносно спрятали их кто куда и испарились в неизвестном направлении. Не иначе — пошли подарки разглядывать. Откуда-то издалека раздался голос матери: «Ужин готов! Кто последний — посуду моет!» Да, здесь действительно ничего не менялось. И Наташка как в детстве за десять секунд натянула на себя шорты и выскочила в столовую. Хоть к ней и относятся, как к дорогому гостю, но посуду мыть, если опоздает, все равно придется. А так не хочется!

После ужина Наталья решила отправиться бродить по поселку. Но не прошла она и десяти шагов от родного дома, как ее окликнул отец:

— Натаха, далеко собралась?

— Да нет, просто погулять. А что?

— Меня к себе в компанию возьмешь? Разговор у меня до тебя серьезный имеется.

— Ну, пошли. А что за разговор?

— Не здесь. Давай подальше отойдем, да и обсудим все.

Наталья была заинтригована. Вот это да! Что это еще отец надумал? Последний раз он с ней «серьезные» беседы проводил, когда к ней Петька начинал ласты подбивать. Но, конечно, уже было поздно что-либо менять, и со своими нотациями и советами он тогда сильно запоздал. А сейчас-то чего?

Под руку они дошли до окраины поселка, вышли на дорогу, ведущую к морю. Когда дошли до акациевой рощи, Наталья свернула немного влево от тропы, туда, где как она помнила, когда-то были вкопаны две скамеечки и стол. Оказалось, что одной из скамеечек больше нет, впрочем, как и стола, а вторая еще сохранилась. Туда и присели.

— Ну, что у тебя за разговор?

— Натаха, ты девушка у меня серьезная, не то, что твои младшие вертихвостки, поэтому с тебя и спрос особый. Окончишь ты свой институт, вернешься домой, работу начнешь искать. А вдруг куда-нибудь продавщицей устроишься? Или того хуже, курьером или горничной? Что я своим знакомым скажу, соседям? Мне же в глаза им взглянуть будет стыдно! Такая девчонка, умница, красавица — и что в итоге? Не перебивай, я еще не все сказал. Так вот, я долго об этом думал, а тут недавно встретил одного своего старого друга. Ты его должна помнить — Иннокентий Львович. Он сейчас большой начальник стал, целый отдел возглавляет. Я ему, когда про тебя начал рассказывать, так он прямо расцвел весь. Улыбнулся и говорит мне: «Ты, Георгий, не волнуйся, как твоя дочка образование закончит — сразу посылай ее ко мне. Я ее к себе личным секретарем возьму. Уставать не будет: мне ведь только кофе принести, да иногда кое-какие бумаги на машинке отстукать. А больше и не надо ничего». Так что вот такие пироги. А потом мы с ним еще несколько раз виделись, он всегда первым делом о тебе расспрашивает: как учеба, когда домой приедешь. Я ему даже твою фотографию показывал, он, как увидел, так даже в лице переменился: твердит — красавица, мол. И всегда мне наказывает, чтобы ты первым делом к нему зашла.

— И к чему ты мне все это рассказываешь? — спросила Наталья, у которой от плохо скрываемого гнева едва не сорвался голос. Иннокентия она помнила рыхлым, вечно потным блондином, сейчас ему должно быть где-то чуть меньше сорока. Наталье он никогда не нравился. Иначе, как с жабой, сравнить его она не могла. Такой же мутный, липкий взгляд, такие же противные ладони с пальцами-сосисками.

— Да к тому, что такого мужика, как Иннокентий, надо в оборот брать. Такие как он, на дороге просто так не валяются. Еще молодой, а уже начальник. И квартира у него в городе, и дача есть — все, как полагается. Сам не женат. Понимаешь, куда я клоню? А девок, как ты, у нас выше крыши. К чему это я? Да все к тому же: ты у меня уже не школьница, знаешь, как с нашим братом обходиться нужно. Там подмигнешь, тут задом повертишь. И все, он твой голубчик. Уж куда лучше твоего Петьки!

— Папа, я что-то не поняла. Ты мне работу искал или мужа?

— Ну, и то, и другое.

— Так вот, что касается работы, то с моим образованием я сама могу быть начальником отдела. Чтобы стать секретарем, да «на машинке стукать», мне совсем не обязательно было ехать в Москву. И работу я себе найду достойнее, чем эта, можешь не сомневаться. А вот теперь по поводу моего замужества. При всем моем к тебе уважении, папа, этот вопрос я решу лично. И уж Иннокентий в качестве кандидата в мужья окажется на предпоследнем месте. Последнее я все же оставляю за Петром. Я ясно выразилась?

— Да куда уж яснее! Гонору в тебе много, это вот точно. Такая соплячка — и начальник! Где ж это видано! Ты сначала покрутись с наше, жизнь узнай, а потом уж и наверх карабкайся, как мы карабкались. С самых низов и наверх, ступенечка за ступенечкой. А то какая шустрая выискалась! Все ей сразу подавай, на блюдечке с голубой каемочкой!

— Да уж, какая есть!

— Ты помолчи, помолчи. А то волю тебе лишнюю дали — и понеслась залетная. Как не вертись, ты, прежде всего баба. А какое твое основное бабское дело? Правильно, замуж выходить и детей рожать. А работа всегда на мужиках держалась. Так что выше своего забора не прыгнешь, — улавливаешь мысль?

— А если я не хочу становиться как мама живым инкубатором? А если я замуж планирую только лет через пять, когда карьеру налажу? Тогда что?

— Ты к матери уважения побольше в голосе имей, она тебе не инкубатор, а родительница. Если бы не она, тебя бы и на свете не было. А по поводу карьеры твоей мифической… Кому ты через пять лет нужна-то будешь? Мочалка старая! Тебе уже на пятки молодые девки наступают, и даже твою смазливую мордашку переплюнуть могут. А Иннокентий, учти, он долго ждать не будет. Он мужчина в самом соку, ему как раз семья нужна.

• Предыдущая
• 6/60
• Следующая