Под потолком небес - Седлова Валентина - Страница 40
- Предыдущая
- 40/60
- Следующая
— Ну, что случилось?
— К маме вызывали «скорую».
— Что-то серьезное?
— Она увидела, что ты без шапки ушла, переволновалась, что у тебя менингит будет. В итоге у нее сердце заболело.
— Хочешь сказать, что ее забрали в больницу?
— Нет, померили давление, сказали, что все в норме, накормили валидолом и уехали. Сказали, чтобы поменьше беспокоилась. Не врачи, а коновалы.
— Извини, Паша, но я не верю в эту внезапную болезнь твоей мамы. Что-то в последнее время она зачастила «скорую» по поводу и без повода вызывать. Мне кажется, она просто хочет лишний раз обратить на себя внимание, только и всего.
— Как ты можешь так говорить! Ей же было так плохо, я сам видел!
— Ну и что ты видел? Причитающую маму, хватающуюся за сердце? Прости, я тоже так могу повопить, если скучно станет. А сердце у нее здоровое, нам бы такое иметь, как у нее. Или не помнишь, что ей кардиолог в прошлом году сказал?
— А вдруг она за этот год резко сдала? Она же так устает!
— От чего? От своей мышиной возни по дому? Продукты я домой приношу, мусор ты выбрасываешь, Мишкой все по очереди занимаемся. А к готовке и уборке она сама никого не допускает, будто сам этого не знаешь! Так что, дорогой, если бы она действительно уставала — то нашла бы способ снять с себя часть домашней работы. А раз она об этом даже слышать не хочет — значит, ничего у нее не болит. Просто капризничает.
— Ты стала какая-то другая, чужая. И говоришь такие ужасные вещи. Раньше ты так не поступала с нами.
— Как — «так»? Да, раньше я закрывала глаза на все чудачества твоей матушки, а сейчас извини, устала. Мне еще ее ремонт долго в кошмарных снах видеться будет, а про все остальное я уже просто молчу. Ведь говорили ей: не торопись, давай все вместе обсудим. А в итоге? Обои в ванной, как я и предсказывала, уже в трубочку по краям сворачиваются, в туалете тоже что-то вроде серпантина с потолка свисает из-за того, что она обои на трубу с вечным конденсатом намотала. Кухня теперь выглядит, как какой-то балаган: мало было хохломы на столе, так она еще и стены обоями под хохлому оклеила. Меня уже тошнит от всего этого. А сколько она во все это денег вбухала? Это кто-нибудь считал?
— Малыш, ну пойми ты, она пожилой человек, со своими безобидными странностями. Разве это так сложно — просто быть чуть-чуть терпимее к ней?
— Паша, я уже устала от всех этих «чуть-чуть». Я на грани срыва. И, между прочим, все ее странности не настолько уж и безобидны. Ты знаешь, что она Мишке понарассказывала? Я его тут спрашиваю — ну что, Мишанька, в детский сад пойдешь? А он мне: нет. Я его спрашиваю, почему это? А он отвечает: мне баба Зина сказала, что там микробы живут, и туда плохие дети ходят, которые меня бить будут. Ты представляешь! Оказалось, что микробы — «это такие ужасные черные бяки, которые нападают на тебя, если ты не слушаешься взрослых и по дому без тапочек ходишь». Запугала мне ребенка, наговорила ему кучу глупостей. И как мне после этого к ней относиться? Я Мишке тогда полвечера объясняла, что микробы совсем не страшные, что человек всегда сильнее микроба, и что в детском саду весело и интересно.
— Ну, она же это не со зла, ты же знаешь!
— Ага, а ребенок у меня потом неврастеником вырастет. И вообще, не забыл еще, куда благими намерениями дорога выстлана?
— Наташенька, ну прости ты ее, она ведь старый больной человек. Ей, может быть, совсем недолго осталось, вот она и старается изо всех сил, чтобы как можно больше успеть для нас сделать.
— Этот «старый больной человек» еще нас с тобой переживет и в могилу сведет своей заботой. Меня, по крайней мере, точно. Слушай, давай переедем, а? Ты только скажи, я за неделю подберу нам удобный вариант, и машину организую. Поживем в свое удовольствие, без нее? Ну, давай, соглашайся!
— Ты же знаешь, я не могу бросить маму. Она же без нас пропадет.
— Не хочешь — дело твое. Поступай, как знаешь. Но учти: если она все-таки умудрится меня окончательно допечь, я все равно сниму квартиру, вне зависимости от твоего желания.
— И ты что, готова даже бросить меня ради того, чтобы пожить отдельно?
— Я же сказала: когда меня доведут до белого каления. А пока мы все еще вместе. Но прошу: подумай над тем, что я тебе только что сказала. Всякому терпению приходит конец, моему в том числе. А сейчас я хочу спать. И, пожалуйста, не приставай ко мне этой ночью, я устала.
На работу Наталье надо было выходить только где-то числа восьмого. Шеф решил устроить всем что-то вроде рождественских каникул. Видимо, в качестве компенсации за декабрьский дурдом. Хотя, как показывала практика, на что-либо путное в межпраздничный период народ, как правило, не способен, поэтому шеф от своей «доброты» ничего не потерял.
Отношения в доме особой теплотой не отличались, поскольку Наташа окончательно перестала во всем угождать Зинаиде, и более того, целые дни проводила вдвоем с сыном: гуляла с ним, играла в снежки, рассказывала на ночь сказки, отвечала на многочисленные вопросы своего маленького почемучки. Зинаиду Петровну она к нему даже не подпускала. Мишка был ужасно рад такой перемене, произошедшей с его вечно занятой мамой, и отрывался по полной программе. Даже рассказал по большому секрету, что очень хочет на день рождения машину с «большими руками, которые снег загребают». Задал задачку.
Павла они с собой не брали. Во-первых, Наталье действительно хотелось побыть с Мишанькой наедине, а во-вторых, она боялась, что сорвется, если он будет рядом. Наташку просто трясло, когда Павел был рядом с ней и смотрел на нее преданно и верно, как служебная овчарка. Только в последнее время к этому взгляду добавился еще и плохо скрытый укор: «Как ты можешь так себя вести!»
Но была и еще одна причина столь тесного общения Натальи и Мишки. Она не находила себе места от волнения и хоть таким образом пыталась успокоить свои нервы. Куда-то пропал Андрей. Его сотовый сначала молчал, потом вежливый механический голос заученно говорил «абонент временно недоступен, перезвоните позже…» Телефон квартиры, которую он снимал, тоже не отвечал. Пару раз Наташа звонила в его дверь — безрезультатно. Вывод напрашивался самый неутешительный: Андрей решил исчезнуть из ее жизни. Скорее всего, он понял, что в самое ближайшее время Наталья не собирается хоть как-то решать сложившуюся ситуацию, а вкупе с ее словами о том, что она не хочет быть его женой, впрочем, как и чьей-либо еще, пришел к выводу, что барышня, озабоченная таким количеством проблем, ему не нужна. Что ж, его можно понять, но почему же так больно? И почему он не поставил ее в известность о своем намерении? Решил удалиться по-английски? Хорошо, что она внутренне была готова к подобному варианту развития событий. Хотя… что она себе врет? Все равно больно. Очень больно. Как удар под дых. Как ведро с ледяной водой на голову. Очередной щелчок по носу от судьбы. Ничего, она гордая. Она вынесет и это: не в первый раз. Бывало и похуже.
Каникулы пролетели быстро, и Наталья снова вышла на работу. Работа всегда выручала ее, помогая отвлечься от собственных тягостных мыслей, поможет и сейчас. Поэтому она первым делом занялась разбором накопившей корреспонденции, благо, что ее было не так и много, в основном — поздравления от партнеров. Затем стала разбираться с электронной почтой. Просмотренные письма одно за другим отправлялись в корзину. Ничего ценного в них не было.
Последнее письмо было адресовано лично ей. Интересно, от кого это? Обратный адрес ей ничего не говорил, какая-то нефтяная компания, судя по всему. Где это она успела пересечься с нефтяниками?
Прочитав первые строчки, Наталья заплакала. Потом ударила кулаком по столу, сделала тройной оборот на кресле и засмеялась. Показала язык собственному отражению в стекле шкафа и снова уставилась в монитор. Андрей прислал весточку о себе. Он писал:
«Дорогая моя Натка! Представляю себе, как ты себя сейчас чувствуешь, винюсь перед тобой и казнюсь! Умоляю о снисхождении и прощении! Меня снова услали в командировку, причем в режиме „билеты куплены, до самолета пять часов“. Наш филиал решил показать головному офису свои зубки и жить самостоятельно. Приходится твоему покорному слуге со-коллеги объяснять местным ребятам, что так не делается. Половину уже уволили, второй половине прочищаем мозги. Противно и обидно, тем более что до тех пор, пока не наберем новых сотрудников и не научим их делать дело, придется самим пахать за себя, и за того парня. Сколько это безобразие продлится — даже сказать трудно. Боюсь, что месяц точно, а то и дольше. Сотовый я, как нарочно, забыл дома, поэтому здесь первым делом дорвался до Интернета. Я ж твоего адреса не знал, поэтому сначала пришлось отыскивать фирму, в которой ты работаешь, а потом дошло дело и до твоих координат. Очень надеюсь, что моя весточка дойдет до тебя. Безумно скучаю в ожидании ответа и посыпаю голову пеплом за собственное разгильдяйство. Влюбленный без памяти, твой личный водитель Андрей».
- Предыдущая
- 40/60
- Следующая
