Парламент дураков - Автор неизвестен - Страница 32

• Предыдущая
• 32/43
• Следующая

Мне думается, самое лучшее, что можно сделать для них, — это отправить домой, восвояси. А раз мошенники были первыми, кто додумался до такого обмана, пусть они и берут на себя всю вину. Я же, вкратце изложив тебе главные принципы искусства мошенников, карточных шулеров и их товарищей по ремеслу, на этом с тобой прощаюсь.

Любезный сэр, если я попытаюсь возносить хвалу тем чудесным качествам, коими вы обладаете в изобилии, многие подумают, будто я избрал самый простой, не требующий усилий путь, вам же это может показаться обидным, ибо я знаю, как чуждо вам тщеславие. Если раскрою миру, сколь глубоки ваши дружеские чувства ко мне, смиренному, то лишь выставлю себя на всеобщее посмешище. Если пожелаю помощью вашего участия и расположения защитить, как щитом Аякса, сие робкое и неумелое детище своего мозга, меня сочтут кривлякой и шутом с неуемным воображением. Поэтому, предоставив раболепие льстецам, нападки — тем, кому это по вкусу, обвинения в глупости — тем, кто не умеет думать своей головой, а подражание — таким, кто не способен сам изобрести ничего нового, я просто преподношу вам этот искренний дар своей любви. Ваш бесконечно любящий

У.М.

Твоя судьба сложится счастливо, ибо именно в этом цель нашего предсказателя, пусть сперва тебе и покажется, что это не так. Пусть Умник, его помощник, резко и прямо высказывается о твоих качествах, ведь он и не должен приукрашивать действительность, скрывая грубые пороки за красивыми словами. Пусть Насмешник, его паж, насмехается над твоими дурными манерами, все для твоего же блага, чтобы дать тебе шанс исправиться. А если сам хозяин разделает тебя в пух и прах, помни, ему можно доверять, он не из породы пройдох и прохвостов. Если где встретятся погрешности правописания, так в том виноват главный считывальщик, потому что я в свое время тщательно изучил орфографию. Если же что-либо придется не по вкусу в самом сочинении, то это моя вина, обещаю извлечь из своих ошибок должный урок.

У.М.

Однажды, во время долгого путешествия, в конце утомительного дня, внезапно наступившая ночь застала меня в пути. Я не знал хорошо дороги, а поблизости не было никого, чтобы спросить совета, и меня охватил страх. В небе надо мной светили звезды, дикие звери молча смотрели мне вслед, летучие мыши хлопали крыльями у самых ушей, и сова ухала над головой. Пахарь не свистел в поле, не звучала утренняя песня пастуха, охотничий пес не преследовал куропатку, и заяц смело скакал в поисках пропитания, не опасаясь погони, охотников и собак. Леса замерли в задумчивом молчании, поля были объяты тишиной, на небесном своде царствовала тьма. Не пробивался ни единый луч, который осветил бы мне путь, не слышно было ни единого человеческого голоса. Так я и шел, не зная дороги. И вот я добрался сам не знаю куда и заметил, что кто-то сидит на крыльце дома, но кто это — я не мог разобрать. Некоторое время я стоял поодаль, опираясь на свой посох, как усталый паломник, и размышлял, удача или злой рок привели меня сюда.

Дом располагался в уединении, и я решил, что передо мной лесное жилище, но вокруг не слышался лай собак. Стояло множество амбаров, и я подумал, что передо мной крестьянский дом, но вокруг не было слышно хрюканья свиней. Дом был окружен рвом, и я подумал, что это помещичья усадьба, но нигде не было видно ни работников, ни слуг, которые вышли подышать, когда хозяйка уже отошла на отдых. Жуя травинку, сорванную у самых ног, я решил не страшиться ничего, что бы ни оказалось в этом доме, и мне было все равно, кто его хозяин, поэтому я смело приветствовал его и спросил, может ли он приютить меня на ночь. Взглянув мне в лицо, он взял меня за руку и повел в дом. Усадив меня в кресло у очага, он, без долгих проволочек, весьма любезно приветствовал меня, а потом удалился в соседнюю комнату. Это показалось мне немного необычным и опять пробудило мои страхи, но я вспомнил, сколь серьезные и любезные манеры он проявил, и снова воспрянул духом. Он был весьма преклонных лет, роста среднего, с румянцем на лице. В наряде его не было видно следов гордыни, а во взгляде угрюмости. В его гостиной царствовала тишина, в кладовых трезвость, умеренность в кухне и целомудрие в покоях. Здесь не нашлось места для перебранок с кухаркой и забав со служанками.

Так размышлял я, сидя в полной тишине, когда появился юноша и пригласил меня следовать за ним. Он привел меня в комнату, где за накрытым столом сидел хозяин. Угощение было щедрое и обильное, хотя и без излишеств. Старик приветствовал меня и предложил сесть.

— Милостью Божией, — произнес он, и я подумал, что нечего бояться в доме, в котором пребывает милость Божия.

Я вкушал угощение, стоявшее передо мной, и пил, когда была в том нужда. Насытившись вдоволь, хозяин, как и в начале трапезы, обратился к Богу со словами благодарности, после чего торжественно повернулся ко мне:

— Сын мой, возможно, ты изумлен и полагаешь, что я немой или же слабоумный, потому что не произнес еще и двух слов с минуты нашей встречи, но таков мой обычай, и это хорошо известно всем, кто меня знает. Допустим, я бы спросил у тебя, кто ты. Незнакомец, ты мог бы ответить на этот вопрос, как тебе вздумается. Спроси я, откуда ты прибыл и куда направляешься, ты бы в ответ на первое мог сочинить любую историю, относительно же второго ты и сам еще можешь быть не вполне уверен. Я мог бы спросить тебя, из какой ты семьи, но это бессмысленная женская болтовня, случись так, что ты унаследовал лишь худшие черты своих родителей. Я мог бы поинтересоваться твоим образованием, но такой вопрос излишен, ибо твое поведение и поступки скажут сами за себя. Я мог бы за ужином предлагать тебе отведать кушаний, но какая в этом нужда, когда твой желудок сам знает, чего хочет? Я мог бы поднять за тебя тост, но вдруг, получше узнав твои обстоятельства, я не испытаю желания продолжать наше знакомство? Если ты станешь мне другом, негоже обращаться с тобой грубо. А если врагом? Тогда доброе обхождение покажет мое благородство и щедрость. Если ты умный человек, ты поймешь мою мысль и узнаешь еще многое, прежде чем наступит время нам расстаться. Ежели ты глуп, пользуйся моим кровом, угощением и вином, я дарю тебе свое гостеприимство.

«Кратко и весьма разумно», — подумал я и дал ему такой ответ в его же духе:

— Сэр, если я не сумею отблагодарить вас за вашу доброту верными словами, вы сочтете меня деревенщиной. Если я не приложу все усилия, чтобы за вашу любовь преподнести вам должное воздаяние, вы решите, что я неблагодарный. Будучи не в силах, однако, преподнести вам это воздаяние немедля, я почту за благо сделаться с этой минуты вашим должником. Пока же преподношу вам одно только слово благодарности за столь неожиданную любезность. Хочу только сказать, что пусть и я могу показаться грубым невеждой, однако же воспитывался я в местах, известных изысканным обращением и любовью к знаниям. — И я в свое время отдавал должное музам, — заметил он, — но голова моя так устроена, что мне никак было невозможно следовать каким-то одним курсом. Я путешествовал во многих странах и видел разные обычаи. Но когда возраст стал усмирять ничем другим не подавляемую indomitam juventutem [21], я обосновался в этом доме, где проживаю уже долгое время. Большего мог бы я добиться в жизни, но мне не хотелось слишком себя утруждать, больше горечи, чем меда (plus alloes quam mellis Habens). Мог бы я выбрать для себя жену, но, глядя на других, я пришел к выводу, что это неотвратимое зло (mala necessaria) весьма неудобное приобретение. Я мог бы собрать несметные богатства, но они приносят больше волнений, нежели радости. Если бы я жил вечно, тогда стоило бы возвести для себя храм на земле. Памятуя же, сколь малый срок отпущен мне для земного существования, я придаю богатству значения не больше, чем песку, по которому ступают мои ноги. Я отверг славу как мыльный пузырь, как порыв ветра, vocem populi [22] как пустой звук, а высокопоставленные матроны для меня все равно что крохотные букашки. Нет, сын мой, я весьма доволен тем, что Господу было угодно мне даровать. Я занимаю низкое положение, но не горюю о том, ведь я никогда и не был знатным и благородным. Если я нынче беден, печаль моя об этом мала, ибо я никогда не был богачом, однако же имею все, что необходимо. Величайшее мое горе в том, что я отдалил себя от мира. Мое занятие — помогать тем, кто ищет моей помощи, кто, не страшась долгого пути, отправляется ко мне. Среди глупцов, ищущих утешения, совета или наставления, меня считают хитроумным предсказателем, изобретателем и прорицателем будущего.

• Предыдущая
• 32/43
• Следующая