Эй, прячьтесь! - Сая Казис Казисович - Страница 33

• Предыдущая
• 33/35
• Следующая

Хорошо, что Микасова мама с Януте спекли в тот день большую бабку. Не успели все сесть к столу, как за окном затарахтел мотоцикл. Это отец Джима и Януте приехал за детьми. Микасов дядя погостил в деревне денек, покатался с детьми на лодке, сходил по грибы, а в воскресенье утром забрал детей и уехал. Микас втиснулся в коляску к Януте и проводил их до шоссе.

На развилке дядя притормозил и, не заглушая мотора, высадил Микаса. Януте и Джим были в шлемах, в огромных мотоциклетных очках, и Микас даже растерялся – не зная, как же теперь с ними расцеловаться. Его глаза – верно, от встречного ветра, – наполнились слезами, но Джим потряс ему руку и твердо сказал:

– Ну, будь мужчиной. Не хнычь!

– Не-ет… – промямлил Микас и торопливо чмокнул Януте в стекло очков. – В добрый час.

– До весны! – бодро добавил дядя, похлопав его по плечу. – Эх ты, разбойник… Учись получше!..

– Спасибо, – неизвестно за что поблагодарил Микас, но они, наверное, не расслышали.

Он еще раз вдохнул полной грудью вкусный запах бензина, помахал вслед мотоциклу и свернул на проселок, который вел к дому Гедрюса. Микас думал, что его приятель все еще дуется, но Гедрюс сегодня был просто совсем другой человек: веселый, приветливый и очень обрадовался Микасу.

(Это Расяле, успев завести какие-то новые секреты, успокоила Гедрюса, – она уже знала, что Мудрик жив и здоров. Но больше Гедрюс не вытянул из нее ни слова.)

– Тебе письмо! – сказал Микас, отведя Гедрюса в сторону.

– От кого?

– Прочитаешь – увидишь, – ответил Разбойник и вытащил из кармана сложенную треугольником записку.

Удивляясь и краснея, Гедрюс прочитал:

«Гедрюкас!

Ты мне нравишся. Потому што ты интиресный мальчик и хороший товариш. Напиши мне письмо.

Дженни»

– Это же ты писал! – сказал Гедрюс, – он вспомнил, что Януте только в этом году пойдет в школу.

– Я, – подтвердил Микас. – Но она меня просила.

– Честное слово?

– Ясно, честное…

– По ошибкам понял, что твоих рук дело… – довольный буркнул Гедрюс.

– Где ошибки, где?! Она к нему всей душой, а он ошибки ищет!..

Но Гедрюс, говоря по правде, сейчас не об ошибках думал. Он жалел, что не пошел тогда есть бабку, и радовался, что Януте догадалась ему написать. Пускай с ошибками, пускай рукой Микаса-Разбойника…

– А адрес где?.. – вдруг спохватился Гедрюс.

– Ты же сейчас писать не будешь. Когда нужно будет – скажи. Дам.

– Ты все-таки завтра принеси мне, ладно?

– А сам не можешь прийти? Дорогу забыл? – горько» упрекнул одинокий Разбойник.

Наконец договорились: завтра рано утром они встретятся: на полпути между хуторами, пойдут по грибы. Гедрюс попросил Микаса поговорить с Расяле. Чтой-то она такая молчаливая стала? Чтоб только не вздумала снова со скирды прыгать!..

Скоро сказка сказывается,

Да не скоро луна показывается… —

срифмовал Дайнис, переделав известную пословицу. А луна была им сегодня ох как нужна!

– Вечно ты со своими стихами!.. – упрекнул озабоченный Мураш. – Чтоб только дождя не было…

Небо так плотно обложили тучи, что даже солнце под вечер совсем закрыло. А что уж говорить о луне!

– Давайте вспомним, – сказал Дилидон, – когда она вчера взошла?

– Когда мы освобождали Мудрика, – вспомнил Бульбук, – луна была над деревьями. Чуть-чуть правее меня….

– Смотри, не ошибись! – пошутил Дайнис. – Может, не луна была правее, а ты был левее луны?

Но тут на него прикрикнул даже Мудрик: надо, мол, отнестись к делу серьезно.

– Давайте не ссориться, – заступился за Дайниса Дилидон. – Добрые дела надо делать весело!

– Кто знает… – отозвался Бульбук. – Может, мы, желая добра, причиним зло?

– Да он же замерзнет зимой без нас! – вспомнил Оюшка. – Помните, какой Живилёк был непрактичный?

– Смотрите на луну, смотрите на луну, – то и дело повторял Мудрик.

– Пойдем потихоньку, а? – предложил кто-то. – Может, главное не луна, а наши подарки?

Не спуская глаз с неба и потому спотыкаясь то о хворостинку, то о торчащие корни дерева, то о вывернутый гриб, гномы добрели до мостков неподалеку от того места, где недавно тонула Хромуша. Здесь они огляделись, – а Расяле-то нет! Может, она вообще не придет?

– Толковый командир давно бы выслал разведчика… – заявил Бульбук, пытаясь взглядом раздвинуть тучи.

– Я сам бегал, – ничуть не обидевшись, ответил Дилидон. – Расяле сказала – будет вовремя.

– Да уж, прискачет на одной ноге…

– Мне кажется, пора. Больше ждать нельзя! – сказал Мудрик и предложил Дилидону первым бросить свой подарок.

Тот осторожно вытащил из-за пазухи веточку можжевельника с семью зелеными ягодами и сказал:

– Вы помните, тогда было шесть зеленых ягодок, а седьмая, черная, досталась Живильку… Мне больно об этом вспоминать. Пусть эта веточка подскажет ему, что мы, как зеленые ягодки, должны быть все вместе, на одной ветке… Гномы подождали, пока речка не унесла ягодки, и взглянули на Мудрика. Тот вынул из-за пазухи ту самую страничку, которой не хватало в книге, дрожащими руками снова сделал бумажного голубя и пустил его по воде.

– Я полагаю… – взволнованно сказал ученый, – все ясно без лишних слов…

Гномы промолчали, хотя, если говорить начистоту, подарок Мудрика каждый понял по-своему. Может быть, бумажный голубь должен был напомнить Живильку о его проделках? Или он, как письмо, выражал последнюю надежду его друзей? Голубь, больше похожий на чайку, опустился на воду и поплыл на поиски того, кому был предназначен.

Гномы огляделись – Расяле все еще не было.

– А я брошу заячью горошину, – заявил Мураш. – Живилёк спрашивал: «Хочешь орех? Вот…» – и совал заячью горошину. А сам так смеялся, что нельзя было на него сердиться. Пусть она напомнит ему…

Кое-кому из гномов такой несерьезный подарок не понравился, но все знали, что в этом случае советы давать нельзя. Кто что придумал – хорошо ли, плохо ли, – уже не изменишь.

А Расяле нет как нет…

Оюшка в сильном волнении снова открыл свою берестяную коробочку, вынул носовой платок Живилька, завязал на нем узелок, чтобы тот не забыл к ним вернуться, и бросил в речку. Хотел что-то сказать, но от волнения не смог слова вымолвить, только откашлялся и отошел в сторону.

Бульбук, не говоря ни слова, скинул курточку, снял башмаки, принялся стягивать рубашку… Все подумали, что он, сняв верхнюю одежду, налегке побежит искать Расяле. Но силач решил подарить Живильку «себя»! Так надо было понимать его странный поступок.

– Через час вернусь! – сказал он друзьям и плюхнулся с мостков в речку.

– Живилёк, Живилёк!.. – кричал Бульбук. Он плыл то брассом, то кролем, то на боку, то на спине, намереваясь доплыть до самого озера.

Остался Дайнис, последний из гномов, а Расяле все не было…

Поэт, художник и композитор развернул небольшой пергаментный свиток с нотами и запел:

Он уже хотел было бросить свиток в воду, но Дилидон попросил:

– Не бросай. Давай все вместе споем…

И тут – как часто бывает в книгах, а еще чаще в жизни – в последнюю минуту, ковыляя, словно Хромуша, появилась запыхавшаяся Расяле.

– Не могла… – сквозь слезы объяснила она. – Сказала, иду ноги мыть, но все из-за этого гипса… Поймали, подарок мой отобрали. Говорят: «Нальем в таз – дома помоешь…»

– А что ты несла? Почему отобрали? Кто отобрал? – стали спрашивать гномы.

• Предыдущая
• 33/35
• Следующая