Следы в пыли. Развитие судебной химии и биологии - Торвальд Юрген - Страница 24

Рибуле подождал до утра 20 ноября. Затем приказал доставить к себе Дезибура и его жену, а во время их отсутствия обыскать подвальные помещения дома № 56 на Шоссе д'Антен. Он припугнул Дезибура, будто есть свидетели, которые могли бы поклясться, что убитый Буле 30 мая посетил Дезибура и последний взял у него выигрышные листы со ставками. Не желая быть подозреваемым в убийстве, Дезибур предпочел признаться в своей нелегальной деятельности. Он показал, что много раз брал у старого Буле листы со ставками, потому что у старика с Тэссье, который долгое время был его букмекером, появились трудности при расчетах. Да, Буле посетил его 30 мая, в день своего исчезновения, и передал ему в четверть одиннадцатого несколько листов со ставками, но тотчас ушел, не сказав куда. Дезибур клялся, что больше ничего не знает. Это была последняя встреча с убитым, но к убийству он отношения не имеет. Узнав во время допроса, что в подвальных помещениях под квартирой Дезибура ничего не обнаружено, Рибуле отпустил его и занялся Лазаром Тэссье.

Он стал тщательно изучать акты бригады по наблюдению за игроками и установил наблюдение за консьержем на улице Могадор. Главный инспектор верил, что осведомители дадут больше сведений, если поставить перед ними конкретную цель. И не ошибся. К 28 ноября он уже знал о Тэссье такие подробности, которые позволяли судить о нем как о весьма подозрительной личности. Ему было 52 года, и уже 20 лет он проживал со своей женой на улице Могадор, работая консьержем. За это время Тэссье перепробовал множество профессий: был служащим, билетером в театре, официантом. Причину такого усердия нетрудно разгадать. Из-за пристрастия к скачкам он проигрывал много денег и не вылезал из долгов. В своей деятельности букмекера он неоднократно прибегал к жульническим приемам: подделывал выигрышные листы, оставлял у себя выигрыши, обманывал своих клиентов. Много раз утверждал, что у него украли портмоне со всеми выигрышами. В конце мая кредиторы так насели на него, что пришлось просить взаймы денег даже у служанок. Обманутые им клиенты сообщили, что Тэссье принимал у них ставки в подвале на улице Могадор. Но, несмотря на все это, людям Рибуле не удалось найти ни одного свидетеля, знавшего об отношениях между Тэссье и Буле. Никто никогда не видел потерпевшего в квартире Тэссье. Никто не видел его 30 мая или несколькими днями раньше или позже не только у Тэссье, но даже вблизи дома последнего.

Подозрения Рибуле не стали от этого меньше. Если Буле ставил на лошадей „Вольный пират" и „Сапфировая звезда", то 28 мая он имел большие выигрыши. И если предположить далее, что ставки делались через Тэссье, то 30 мая Тэссье должен был Буле значительную сумму денег. Может быть, под нажимом кредиторов Тэссье использовал эту сумму на покрытие своих долгов? Или же Тэссье и старик поспорили, и Буле требовал свои деньги, пригрозив Тэссье заявить в полицию, а последний заставил его замолчать навсегда?

Все это были вопросы без ответа, и Рибуле понимал, что хоть какой-нибудь шанс получить ответ содержится в данных Бэля и в тщательном осмотре подвала на улице Могадор. 28 ноября Рибуле представил отчет начальнику своей бригады Фаралику и следователю Жусселену и предложил официально допросить Тэссье, произвести обыск его квартиры и подвальных помещений дома, а научную сторону проведения обыска поручить Бэлю. Утром 29 ноября Бэль получил санкцию на допрос и обыск.

Когда Жусселен, Рибуле, Фаралик и Бэль около часа дня встретились в комнате консьержа на улице Могадор, 30, следователь уже закончил длившийся несколько часов допрос Тэссье. У следователя осталось двойственное впечатление: он имеет дело либо с невинным человеком, либо с самым коварным и хитрым из убийц, каких ему доводилось встречать.

Тэссье признался, что знал Буле и считал старика почти своим другом. До ноября 1923 года оказывал ему кое-какие услуги. Относительно подвала не исключено, что он раз, другой болтал там с Буле, попутно исправляя что-нибудь в отопительной системе дома. Но с ноября, т. е. с тех пор как он прекратил играть на скачках, „Папаша Луи" больше не появлялся в его доме.

Теперь Лазар Тэссье стоял перед пришедшими полицейскими. Не считая легкого румянца на его лице, ничто не свидетельствовало о его внутреннем волнении. На нем была белоснежная рубашка и безупречно завязанный галстук. На носу — благородное пенсне. И лишь непомерно большие красные уши несколько портили портрет „порядочного" человека. На вопросы он отвечал с приветливой улыбкой. Спокойно, без суеты проводил пришедших сотрудников полиции в подвальное помещение. Вход в подвалы находился около двери его квартиры, ключи от подвалов № 15 и 30, куда он мог входить, висели в небольшой нише в стене.

Подвал № 15, который, по словам Тэссье, принадлежал лично ему, показался Бэлю, когда он в него вошел, слишком светлым, чтобы там могли водиться насекомые, обнаруженные на рубашке убитого. Во двор выходило вентиляционное окошечко, которое, правда, было прикрыто задвижкой. Но в задвижке имелось много дыр, пропускавших в подвал достаточное количество света. Вряд ли в этом помещении могли находиться жучки. Пол был покрыт смесью опилок, угля и пыли. Там находились пустые ящики, но один был пирамидальной формы высотой почти в 150 см. Внутренние стенки ящика были черны от угольной пыли, на дне лежали остатки угля. Бэль сумел скрыть разочарование, охватившее его при осмотре этого помещения. Прямо противоположные чувства появились у него, едва он вошел во второе помещение, в подвал № 30. Здесь помещался котел центрального отопления. Тэссье объяснил, что в его обязанности входит обслуживать котел и поэтому у него имеется ключ от этого подвала. Бэль с первого взгляда обнаружил множество следов, которые напомнили ему о его многодневных исследованиях. Пол, очевидно, не убирали уже много лет. Он был покрыт грязью в несколько слоев: кусочки угля, песок и опилки. В подвале лежало большое бревно, часть которого была отпилена и наколота, видимо, для растопки. Бревно покрашено красной краской, напоминавшей ту, частицы которой Бэль нашел при осмотре трупа Буле. Отслойки этой же краски были видны и в опилках.

У входной двери стоял ящик, в котором лежали обрывки картона. Часть их валялась в пыли. Картон имел такой же желтоватый цвет, что и клочок картона с одежды Буле. В это время Рибуле сделал еще одну находку. За пустым ящиком среди старых газет он обнаружил листы бумаги, которые оказались выигрышными листами, заполненными после ноября 1923 года и опровергавшими утверждение Тэссье, будто после своего ареста он не занимался скачками. Приветливо улыбаясь, Тэссье заявил, что эту бумагу он получил для растопки котла. А так как листы были заполнены не Тэссье, то трудно было опровергнуть его объяснение, сколь странно оно ни звучало.

Этот инцидент не остановил Бэля. Он собрал пробы в пакетики, упаковал покрашенный краской кусок дерева, другие частицы красной краски и желтого картона, а затем стал обследовать лестницу, ведущую в подвал. Так как было уже поздно, следователь велел опечатать оба подвала и доставить Тэссье в свое бюро для дальнейшего допроса. Бэля он попросил поторопиться с исследованием собранных проб и доложить ему о результатах.

Работа Бэля продолжалась несколько дней, но уже вечером 29 ноября он сообщил Жусселену, что обнаруженные на одежде Буле частицы красной краски идентичны частицам краски, найденным на полу подвала и на бревне, находящемся там же. Он установил и идентичность песка из подвала, который также состоит из кварца, кремния и пыли антрацита, песку с брюк и волос трупа. Желтые клочки картона тоже совпали с картоном из ящика подвала.

Тэссье арестовали и поместили в тюрьму предварительного заключения. К 2 декабря Бэль закончил все анализы. Они показали, что и опилки из подвала № 30 представляли собой смесь опилок дуба и сосны. Бэль попросил разрешения продолжить обследование подвала.

В эти же дни, с 24 ноября по 2 декабря, Рибуле предпринял все возможное, чтобы добыть доказательства виновности Тэссье, на которого не производили впечатления ни арест, ни ежедневные допросы, проводившиеся Жусселеном. Рибуле наводил справки о Тэссье у жильцов дома, у соседей, у родственников, у его жены. Но оказалось, что никто близко не общался с Тэссье и не знал о его закулисной деятельности. Лишь от его шурина, владельца кафе Тиссье, Рибуле услышал, что консьерж обратился к нему в конце мая или в начале июня с просьбой о ссуде в 12 500 франков и грозил в случае отказа броситься в Сену. Это сообщение подтверждало уже имевшиеся данные о том, что Тэссье испытывал нужду в деньгах. Более интересным показался тот факт, что второй шурин Тэссье работал шофером и так волновался во время допроса, что возникло подозрение, не он ли помог Тэссье в ночь с 7 на 8 июня перевезти труп. Некоторые свидетели утверждали, что Тэссье часто околачивался летом на площади Будапешта, где стоит много такси, хозяева которых часами просиживают в баре, так что их машину можно угнать на некоторое время незаметно и воспользоваться ею для транспортировки груза. Странным было также упорное молчание жены Тэссье. Будто она боялась проговориться. Она утверждала, что Тэссье никогда не уходит из дому после 21 часа и в ночь с 7 на 8 крепко спал в своей постели.