Оппозиция, или как противостоять Путину? - Кара-Мурза Сергей Георгиевич - Страница 57

Велика ли роль «Кремля» в этом кризисе культуры? Я считаю, что да, очень велика. Можно даже говорить об исторической ответственности. На глазах нынешней власти (о 90-х годах не говорим) продолжается демонтаж народа и общества средствами культуры, и активного противодействия этому нет. Гражданское общество сникло, не успев возникнуть, советские гражданские структуры ликвидированы, создать оборону могло только государство. Оно от этой обязанности ушло. Дальнейший распад культуры ведет к неминуемой катастрофе.

2007 г.

В духовно озабоченных слоях российской интеллигенции еще тлеют угольки демократии. Здесь следуют указанию Марата, что в обществе надо поддерживать необходимый уровень «нервозности». Ни дня без скандала! Конечно, с 90-х годов пассионарность увяла. Персонал устал, многие ушли на покой. Где пламенная Новодворская? Где наш Карякин? Альбац, как Стаханов, выдает на-гора свои 14 норм, но где же орлят миллионы? Да и нет у молодых той элегантности и тех горящих очей, не слышны те обильные, страстные речи.

Недавно арену нашего унылого цирка оживил Владимир Варфоломеев с «Эха Москвы». Он придумал список Добра и Зла, дал критерии для разделения рода человеческого на праведников и грешников. Этот труд, конечно, дополнил Священное Писание, но так невнятно и бесконфликтно, что без усилий «сверху» и скандала не получилось бы. Но такие мелочи иногда полезны как информационные поводы — не пропадать же добру. Вот, стали говорить об интеллигенции. Кое-какую зацепку для разговора этот «список» дал. Вот какие мысли он навеял.

Небольшой, но очень необычный культурный тип, возникший при разложении сословного общества России, — интеллигенция — в советское время стал матрицей, на которой выросло большое, многомиллионное сообщество. В 1989 г. в СССР было 23 млн. человек с законченным высшим образованием. Это огромная масса квалифицированных работников и в то же время подвижников — целое сословие людей, сплоченных особым мировоззрением и особым духовным состоянием. СССР не мог оплачивать таких работников по западным стандартам, и их вклад в развитие страны неоценим. Правда, не вполне оплаченный труд дал части интеллигенции как бы моральное право покуролесить во время перестройки. Именно в этой части была популярна подлая поговорка: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке». Сыром они считали свой интеллектуальный труд в СССР, а мышами — население. Поймали нас и радовались…

Многие качества нашей интеллигенции у меня вызывали и вызывают восхищение. Друзей моих прекрасные черты… Я с 1960 года, еще дипломником, работал в их среде, но кое в чем к ней не подходил — как раз в том, что было унаследовано от «старой русской интеллигенции». Далеко не все советские «образованцы» сумели усвоить одно особое наследственное качество — можно назвать его «обостренным нравственным чувством», можно по-другому. По этой линии перестройка и расколола сословие интеллигенции. Но это свойство меня удивило сразу, как только я попал в «научную среду». А уж в гуманитарной среде, куда я перешел лет через десять, оно выражено гораздо жестче и грубее — тут даже было духовное звание «совести нации» (причем трех степеней).

Эта «духовная озабоченность» небольшой, но выдающейся части коллег поначалу казалась странной. Странным было в них это раздвоение сознания. В лаборатории им было присуще разумное, реалистичное отношение к вещам и людям. Всех оценивают верной мерой, знают и уважают достоинства каждого. Тот — золотые руки, к нему за помощью в эксперименте; другой — эрудит, сразу укажет нужный источник; третий — замечательное творческое воображение, кладезь идей. Прекрасный ансамбль, бригада исследователей.

И вдруг, как будто что-то щелкает в мозгу товарища, он воздевает глаза к небу и начинает рассуждать о высоких материях как совершенно другой человек (в те времена обычно рассуждали о «негодности всей системы»). Вот тут и начинается: «Иванову я руки не подам, Рабиновичу я палец в рот не положу» и т. д. И это бы не страшно — через пару дней, смотришь, сидит у Иванова на кухне со своими рассуждениями, тычет вилкой в селедку. Диву даешься — как он ухитряется видеть мир через совершенно разные призмы?

В этом, наверное, есть что-то от гениальности. Талант интеллектуального труженика сцеплен с каким-то детским аутизмом. Как будто наша интеллигенция — это огромный коллективный савант, гений и идиот одновременно. Такое редкое существо надо бы лелеять и беречь, от опасных игрушек отвлекать, к огню не подпускать. Но попробуй… Да ведь его и специально отравляли с конца 80-х годов. К тому же по-иезуитски, прикрываясь высокими идеалами, лишили этот контингент психиатрической помощи. История еще скажет свое слово об этом злом деле.

Реформа разрушила интеллигенцию как большую общность. Одни отбросили свою маску «не от мира сего», одолели свой аутизм и оказались очень прагматичными торговцами и банкирами. Это уже интеллектуалы на западный манер, «расстриги» от интеллигенции. Большинство вернулось к своим культурным корням и здравому смыслу, снова стало тем, что мы называем «трудовая интеллигенция», — тянут лямку, стараясь прокормить семью и замедлить сползание страны в дикость. Третьи переключили свою мессианскую страсть на отрицание уже «этой системы», нередко доходя до беззаветного самопожертвования (в рамках капиталистической законности).

В принципе, на данный момент можно констатировать, что русская интеллигенция временно отключила свои общесословные генераторы морали и духовности. Она распалась на рыхлые группы, каждая из которых в мировоззренческом плане бродит по своему порочному кругу. Даже странно, что кто-то в такой ситуации вообще вспомнил о проблеме «подавать ли Иванову руку, класть ли палец в рот Рабиновичу». Варфоломеевский список — как будто сон из счастливого детства.

Пока что трудно сказать, смогут ли рассыпанные клочки интеллигенции вновь собраться на общей платформе после кризиса. Этого и обо всем нашем обществе пока нельзя сказать. Пока что грани осколков не окислились настолько, чтобы говорить о полном перерождении их культурного типа. Но пути явно расходятся, и наверняка общая платформа после такого потрясения будет сильно обновлена и переделана. Ее строительство будет трудным делом.

Если говорить о том, что происходит в интеллигенции как социальной общности, то нужно ввести какие-то принципы ее структуризации— список Варфоломеева нелепым образом напомнил об этой проблеме. Главная забота — состояние именно массивной части бывшего сословия, совокупности тех, кто резко снизил накал мессианской страсти и занят обеспечением выживания «семьи и страны». Небольшие части «справа и слева» от этой совокупности и сейчас структурированы, их группы чем-то сплочены, их можно «нанести на карту». Хотя сплочены они не на профессиональной основе, это позволяет им сохранить знания и навыки коллективной мысли.

В основной же массе, как мне кажется, главной и долгосрочной проблемой является именно ее деструктурирование, гомогенизация. Если резкое снижение трудового потенциала общности промышленных рабочих РФ мы понимаем как деклассирование, то в случае интеллигенции, наоборот, утрата ею своего профессионального качества происходит вследствие «растворения» цеховых перегородок. Исчезает тонкая структурная организация, компактные профессиональные сообщества сливаются в аморфную массу, и сословие интеллигенции приобретает черты недоразвитого класса пролетариев какого-то неопределенного труда. Он не физический, но и умственным его трудно назвать. Это воротнички не синие и не белые, а грязноватого цвета.

Перед нами и вокруг нас — тяжелобольная, контуженная социальная общность, утратившая жесткую мировоззренческую основу, отошедшая от чеканных норм рационального мышления и рассуждения, смешивающая в одном умозаключении научный, религиозный и суеверный взгляд, спрятавшая где-то глубоко свои представления о добре и зле. Это наш родной социум, мы все, пишущие и читающие, к нему принадлежим, мы все таковы, как ни хорохорься. Мы или спасемся вместе, или вместе сойдем на нет, нас растащат как расходный материал.