Человек в западне (Сборник) - Брюс Жан - Страница 4

Я прибыл на 58-ю улицу в половине восьмого. Лейгтоны принарядились в вечерние туалеты, и тем не менее весь их облик нес на себе неистребимый отпечаток анахронизма и провинциальности.

Базиль Лейгтон, облаченный в старомодную визитку, изо всех сил играл роль непризнанного гения, сопровождаемого постоянной свитой — миссис Лейгтон и леди Филлис, слишком декольтированными и чересчур напудренными. Но Жанна!.. От ее апатии не осталось и следа. Она была очень оживлена, глаза горели, и внутренний свет словно освещал ее изнутри.

На ней было немодное бальное платье из красного шифона, перешитое из материнского, но она держалась в нем, как принцесса. Выбор Ронни становился мне понятным.

Вскоре пришли Питер и Ирис, а вслед за ними и Билл. Мой сын знал, что Ронни предпочитал видеть своих гостей в вечерних туалетах, поэтому, видно, и решил подчеркнуть свою принадлежность к богеме, демонстративно надев спортивный пиджак в Серую с черным клетку и спортивные брюки. Зато его манеры были безукоризненны.

Он произнес все полагающиеся слова, с утонченной изысканностью представился жене Ронни и ее родне и юный, светловолосый, безразличный отошел к своей тетке Ирис, которую он очень любил.

Ужин прошел великолепно. Ронни прямо-таки искрился счастьем. За столом царила Ирис, одна из немногих актрис, которые умели быть прекрасными не только на сцене, но и в быту.

После ужина следовало чтение пьесы. Базиль Лейгтон ушел наверх за рукописью, а Ронни обратился к жене:

— Моя дорогая, твой отец наложил вето на присутствие младшего поколения во время чтения пьесы. Может, ты пригласишь моего крестника в библиотеку и немного поболтаешь с ним? Познакомишься с Биллом Дулитчем и узнаешь, каким должен быть молодой американец.— Жанна покраснела. К моему удивлению, и Билл тоже, Они вышли из комнаты, а вскоре явился Базиль с рукописью.

Началось чтение. Совсем неожиданно рядом с Базилем уселась не его жена, а Филлис Брент. Ее положение в семье казалось странным: глядя со стороны, можно было подумать, что именно Брент является музой гения. Миссис Лейгтон совсем стушевалась и примостилась где-то в углу со своими спицами.

Пьеса называлась «Безграничная ночь смерти». От этого названия так и несло претенциозностью. Вообще говоря, шекспировские цитаты в качестве заглавия меня всегда злят, и я приготовился к тому, что пьеса мне не понравится. Но время шло, звучал высокий менторский голос Лейгтона, и сомнения закрались в мою душу; сомнения перешли в недоумение и, наконец, я почувствовал растерянность. Фабула, если она вообще существовала, повествовала о людях при английском дворе. Люди эти без конца говорили о каких-то своих переживаниях, а- во втором акте они начали приходить к убеждению, что все они мертвы.

Может быть, творение это имело литературные достоинства, но для коммерческих задач издательства было безнадежным. Чтение длилось бесконечно долго и закончилось далеко за полночь.

Ронни, несмотря на свой энтузиазм, вел себя очень тактично. Он не задал ни одного вопроса, а принялся сам обсуждать с Базилем достоинства пьесы. В дискуссии приняла участие леди Брент. Ее высказывания были так восторженны, что создавалось впечатление, что мы видим перед собой по меньшей мере нового Шекспира.

Питер и Ирис выдавили из себя какую-то бледную похвалу, но Ронни не дал им договорить, чем избежал неловкости.

— Нет, нет, я не хочу, чтобы вы сразу высказывали свое мнение, не обдумав его хорошенько. Это ведь не обычное произведение. Мне хочется, чтобы вы подумали, Это пока все. Встретимся еще раз через пару дней.

И он тактично перевел разговор на другую тему.

Пора было уходить. Я направился в библиотеку за Биллом. Дверь была закрыта, но поскольку в доме Ронни я чувствовал себя своим человеком, мне не пришло в голову постучать. Я нажал ручку двери и вошел. Билл и Жанна сидели на диване в дальнем конце комнаты. Они сидели ко мне в профиль и смотрели друг другу в глаза. В их позах не было ничего предосудительного, они сидели на расстоянии метра друг от друга, но в напряженном положении молодых тел было столько необычного, что вся эта большая полутемная комната казалась насыщенной дразнящей интимностью.

— Билл, нам пора! — громко сказал я.

Они медленно повернулись. Сомневаюсь, чтобы они сразу осознали действительность, так торжественны были их лица. Глаза у обоих блестели, губы были полуоткрыты. Так, должно быть, выглядели Ромео и Джульетта после первого бала у Капулетти. Меня охватило чувство беспомощности. Никогда еще не приходилось мне видеть такой открытой, обнаженной любви. Я подумал: это самое худшее, что могло случиться.

Все это длилось не более двух секунд. Потом вошел Ронни и положил мне руку на плечо.

— Ну, пора, старина, укладывать наших деток в кроватки...

«Боже мой, все потеряно»,— подумал я. Но Билл и Жанна уже опомнились. Билл, вполне овладев собой, встал с дивана и подошел к нам.

— Покойной ночи, Ронни. Прекрасный был прием. Я рад, что ты вернулся.

Ронни дружески улыбнулся. Я был уверен, что он ничего не заметил. Билл прошел со мной в холл, где нас ожидали Питер и Ирис.

Уже в машине Ирис сказала:

— Жак, что это за пьеса?— Она повернулась к мужу.— Питер, ты понял хоть что-нибудь?

— Я считаю это бездарным бахвальством. Вы с Ронни, конечно, можете это издать как величайшее произведение искусства. Но неужели у них не хватает ума, чтобы понять, что на Бродвее нет директора театра, у которого нашлось бы место для этой пьесы даже в корзине для бумаг?

— Ронни очень увлекается,— буркнул я.

— Может, это потому, что он женился на его дочери? — предположила Ирис.— Жак, дорогой, тебе придется самому справляться со всем этим. У нас с Питером не хватит смелости. Передай, что мы оба под сильным впечатлением и так далее, но... Боже мой! Неужели же никто не сможет написать хорошую пьесу с красивой ролью для красивой стареющей актрисы? Что за странные люди? Эта Филлис, что она представляет? Жена производит впечатление чарующей девочки. Но почему она так молода, Жак? Я не считала Ронни способным на такое...

— Для меня это тоже было полной неожиданностью.

— Чего только не бывает! Жак, дорогой, ты не хочешь с нами выпить?

— Нет, спасибо. Я очень устал.

— Неудивительно, после такой пьесы. Ну до свиданья, дорогой. Скоро увидимся. Покойной ночи, Билл. Почему ты не заходишь к нам? Скверный мальчишка!

Питер и Ирис уехали, а мы с Биллом остались на тротуаре. Билл засунул руки в карманы брюк, его волосы блестели в свете фонаря. Никогда я еще не чувствовал себя так неловко в присутствии собственного сына.

— Билл, я позвоню через пару дней... по твоему делу...— наконец выдавил я.

— Что? По какому делу?

— Твоя поездка в Рим. Думаю, я соглашусь... я позвоню.

— Рим?.. Ах, да. Ну хорошо. Покойной ночи, папа.

Он не оглянулся. Просто пошел вперед как лунатик.

Я долго не мог уснуть и все раздумывал над тем, что увидел в библиотеке Ронни. Эти мысли привели к воспоминаниям о собственной трагедии. Некоторое время я как будто освободился от них, но в эту ночь кошмар вновь овладел мной. Снова зазвучали показания свидетелей: «Она казалась совсем спокойной, потом бросила сигарету, встала, разгладила юбку и прыгнула».

И передо мной с новой силой встал вопрос: «Почему? Что случилось? Как я мог довести ее до этого? Где причина?» Снова и снова наша семнадцатилетняя семейная жизнь разворачивалась передо мной, как карта. Где ключ от загадки, найду ли я его? Мне казалось, что любовь наша была такой ясной, чистой. Я влюбился в Фелицию с первого взгляда. Тогда я только пришел к Ронни, и он пригласил меня к себе на 58-ю улицу на рюмку водки. Фелиция была у Анни. Они обе состояли членами какого-то литературного клуба, и Фелиция зашла к ней, чтобы о чем-то договориться. Она мне сразу очень понравилась. Фелиция была на три года старше меня и жила одна в Нью-Йорке. Родители ее умерли, оставив ей немного денег. Мне было всего двадцать два года, и я считал, что мужчина обязан содержать женщину, поэтому эти деньги меня смущали. Но мы оба были влюблены, и деньги отошли на задний план. Мы, обвенчались, и год спустя родился Билл. Мы оба были не особенно коммуникабельны и довольствовались обществом друг друга. Даже с Ронни и Анни мы встречались только тогда, когда в этом была необходимость. Питер и Ирис называли нас неразлучниками. Фелиция никогда не была до конца откровенной. Но для меня ее простота и сила были той скалой, на которой держалась наша жизнь. Я не только любил ее, я уважал ее непоколебимую честность. Билл с раннего детства боготворил мать. Между нами никогда не было не только ссор, но и недоразумений. И внезапно, после семнадцати лет, прыжок...