Бунт в "Зеленой Речке" - Уткин В. - Страница 51

• Предыдущая
• 51/86
• Следующая

—У него ведь нет врагов? — спросила Девлин.

—У кого? — озадаченно переспросил Коули.

—У Клейна.

Уголки глаз негра собрались морщинками, когда, встретив взгляд девушки, он что-то в нем прочитал. Он улыбнулся.

—Да, его все любят, — ответил он. — Ни у кого нет причин обижать его. С ним все будет нормально, слышишь?

Девлин кивнула. Коули запустил лапу себе в карман и достал оттуда бумажное полотенце. Только теперь Девлин заметила, что ее лицо было мокрым от слез.

—Извини, — сказала она, вытирая лицо полотенцем. — Я просто очень беспокоюсь за него.

—Я тоже, — признался Коули.

Девлин посмотрела на него и сказала:

—Спасибо…

—За что?

—За то, что ты не смотришь на меня как на последнюю дурочку.

—Ха, старуха, для дурочки ты слишком большая стерва!..

Девлин засмеялась.

—Грауэрхольц еще вернется, — сказал Коули. — Нам лучше приготовиться к встрече.

Сжав напоследок плечо Девлин, Коули затопал по коридору. Девушка высморкалась в бумажное полотенце и, сунув его в карман, последовала за негром через дверь, сваренную из стальных прутьев. Никогда еще эта решетка не казалась ей такой хрупкой…

Рей Клейн протащил Клодину за собой по всему второму ярусу и винтовой лестнице. Он часто дышал, раздувая ноздри, будто в воздухе не хватало кислорода. Мышцы подрагивали, и, хотя голова оставалась холодной, похоже, управлял ими не он. Такого негодования он прежде никогда не испытывал, даже в тот момент, когда к нему в больницу ввалились полицейские и арестовали его за изнасилование.

Эгри собирался уничтожить несчастных, прикованных к постелям, беззащитных больных…

Нет, это был не гнев; Клейн, потрясенный невероятной жестокостью и простотой замыслов Эгри, был далек от гнева. Доктору казалось, что, зная тюрьму и царившие в ней зверские нравы уже достаточно хорошо, он порой опускался до полного, органичного слияния с ней — например, слушая вопли несчастного раненого, желал его скорейшей смерти только потому, что крики причиняли неудобство. Но больница — другое дело! Пожалуйста, пусть убивают друг друга, пусть травят педофилов, белые пусть режут негров, негры пусть режут латиносов, латиносы могут отыгрываться на белых до тех пор, пока Клейн не останется последним живым человеком, но территория больницы всегда должна быть священной и неприкосновенной. Нет больницы — значит, нет ничего. Без больницы исчезнут даже пляшущие зыбкие тени на стене подземной пещеры…

Они спустились на первый ярус. Клодина тащилась за Клейном, по-прежнему хлюпая носом. Клейн остановился и повернулся к ней.

—Я хочу знать, что здесь, черт возьми, происходит! — потребовал он.

Зареванными глазами Клодины на Рея взглянул испуганный Клод.

—Я не знаю, — затряс он головой.

Клейн прижал Клодину к стене и поднял руку: гомосексуалист испуганно попытался прикрыть лицо, но Рей нетерпеливо треснул его по рукам и, придерживая за подбородок, вытер рукавом красную помаду с губ. Она взглянула на доктора.

—Я говорю с тобой как с Клодом, — сказал Клейн. — Я понимаю, что маска Клодины помогает тебе выжить, но сейчас у нас нет времени на вранье. Нев не узнает от меня ничего, что могло бы тебе повредить, но теперь ты должен сказать правду.

Клод сморгнул с ресниц слезы, а с ними и Клодину — во всяком случае, на некоторое время. Сглотнув, парень кивнул.

—То-то, — продолжал Клейн. — Так вот, Нев должен понимать, что он не может победить. Весь его план — чистое самоубийство. Он проведет остаток своей вонючей жизни в одиночке.

—Это я виноват, — признался Клод.

—Иди ты к черту со своей виной! — рявкнул Клейн и, вздохнув, постарался взять себя в руки. Клод, конечно, парнишка хитрозадый, но звезд с неба не хватает. И, глядя, как он хлопает своими большими карими глазищами, Клейн понял, что несчастный парень, оказавшись в центре безумной войны, растерялся еще сильнее, чем кто-либо другой. Рей взял на полтона ниже: — Просто расскажи мне, что тебе известно.

—Нев хотел забрать меня. Он с ума сходил от того, что я согласился вернуться в блок „В“.

—А кто тебе это предложил?

Клод молча отвел глаза. Клейн встряхнул его за плечи.

—Эгри считает, что тебя перевели по распоряжению Хоббса, который прислушался к пожеланию Уилсона.

—Я знаю…

—А Уилсон думает, что ты сам попросил Хоббса о переводе. Так кто прав?

—Слушай, Рей, я всего-навсего несчастный зэк, который спит и видит, как бы выбраться отсюда на свободу. Я не просил ни у кого никаких одолжений…

—Так как же все-таки это произошло?

—Начальник тюрьмы…

—Уилсон к нему обращался? — спросил Клейн.

Клод потряс головой.

—Хоббс сам вызвал меня и пообещал, что, если я уйду от Нева и перестану вести себя как женщина, он поможет мне досрочно освободиться. В противном случае, он не допустит меня на заседание комиссии и мне придется оттрубить свой срок от звонка до звонка…

—Тебе ведь еще шесть лет осталось, верно?

Клод кивнул. Клейн не мог его винить: доведись ему выбирать — шесть лет тюрьмы или подставить свою задницу всему блоку, он не колебался бы ни минуты.

—Ты должен был знать, что Эгри не смирится с потерей лица, — сказал Рей.

—Я боялся, что он меня убьет, но Хоббс меня успокоил, сказав, что защитит…

—Каким образом?

—Изолировав весь блок… — Клод съежился от стыда. — Он посадил всех братков под замок, чтобы Нев до меня не добрался. Черт, я представления не имел, что все так обернется!

—Зато Хоббс имел, — буркнул Клейн.

Глаза Клода распахнулись.

—Неужели?

Клейн кивнул. Да, Хоббс, со всеми своими туманными намеками на грядущие улучшения и перемены, паноптическими фантазиями и отказом принимать таблетки для психов, знал о возможности мятежа задолго до его начала. Это был мятеж не Эгри, а Хоббса. Но должно быть что-то еще… Чтобы утолить жажду мести, Эгри хватило бы и смерти Клода, а при его связях и деньгах никакая изоляция не станет серьезной преградой. А для того чтобы тешить сексуальное тщеславие Нева, в тюрьме нашелся бы другой симпатичный парнишка. В цепи событий не хватало какого-то звена, может быть, и не одного. Клейн никак не мог понять, какой интерес был для Эгри во всем этом бунте: ведь он теряет все, включая и Клода. После случившегося Нева засадят в карцер до тех пор, пока он не заболеет болезнью Альцхеймера и не потеряет обе ноги. А Клейн не сомневался, что Эгри, в отличие от Хоббса, вовсе не настолько безумен.

—Говорил ли Хоббс что-нибудь об Эгри, и наоборот? — спросил Рей.

Клод покачал головой. Прежде чем Клейн успел на него нажать, за спиной послышался голос Эгри:

—Тискаешь мою бабу, док?

Клейн резко повернулся и всмотрелся в темноту: в дверях центрального атриума стоял Нев Эгри, за ним маячили Тони Шокнер и еще два головореза. На физиономии Эгри расплылась дьявольская ухмылка.

За стеклами очков взгляд Шокнера казался отсутствующим. Вся четверка приблизилась. Клейн собрался с мыслями; вес револьвера, оттягивавшего его карман, больше не вселял в него уверенности. Он чувствовал себя капитаном школьной команды по шахматам, столкнувшимся нос к носу с местным главарем „Ангелов ада“. Все его негодование чуть было не испарилось, но тут ему привиделся Бубба Толсон, сокрушающий киркой голову Винни Лопеса…

—Где Грауэрхольц? — спросил Рей.

Улыбка на лице Эгри завяла. Взглянув на Клода и увидев смазанный макияж, Нев приказал:

—Ступай, приведи себя в порядок.

Клод, не глядя на Клейна, оттолкнулся от стены и ушел. Клейн почувствовал себя еще более одиноким. Эгри перевел взгляд на него:

—Что ты сказал, док?

—Я спросил, где Грауэрхольц?

—Пошел пришить нескольких пидоров, — ответил Эгри.

—Зачем? — спросил Клейн.

Губы Эгри причудливо изогнулись.

—В каком это смысле — „зачем“? — В глазах Нева светилась ненависть. — Потому что они есть, вот и вся причина.

—Ты бы мог остановить Грауэрхольца, если бы захотел…

• Предыдущая
• 51/86
• Следующая