Выбери любимый жанр

Певец во стане русских воинов - Жуковский Василий Андреевич - Страница 24


Изменить размер шрифта:

24

Тебя введу я в дружбу;

Досель красавиц ты пугал —

Придут к тебе толпою;

И, словом, – вздумал, загадал,

И все перед тобою.

И вот в задаток кошелек:

В нем вечно будет злато.

Но десять лет – не боле – срок

Тебе так жить богато.

Когда ж последний день от глаз

Исчезнет за горою,

В последний полуночный час

Приду я за тобою».

Стал думу думать Громобой,

Подумал, согласился

И обольстителю душой

За злато поклонился.

Разрезав руку, написал

Он кровью обещанье;

Лукавый принял – и пропал,

Сказавши: «До свиданья!»

И вышел в люди Громобой —

Откуда что взялося!

И счастье на него рекой

С богатством полилося;

Как княжеский, разубран дом;

Подвалы полны злата;

С заморским выходы вином,

И редкостей палата;

Пиры – хоть пост, хоть мясоед;

Музыка роговая;

Для всех – чужих, своих – обед

И чаша круговая.

Возможно все в его очах,

Всему он повелитель:

И сильным бич, и слабым страх,

И хищник, и грабитель.

Двенадцать дев похитил он

Из отческой их сени;

Презрел невинных жалкий стон

И родственников пени;

И в год двенадцать дочерей

Имел от обольщенных;

И был уж чужд своих детей

И крови уз священных.

Но чад оставленных щитом

Был ангел их хранитель:

Он дал им пристань – божий дом,

Смирения обитель.

В святых стенах монастыря

Сокрыл их с матерями:

Да славят вышнего царя

Невинных уст мольбами.

И горней благодати сень

Была над их главою;

Как вешний ароматный день,

Цвели они красою.

От ранних колыбельных лет

До юности златыя

Им ведом был лишь божий свет,

Лишь подвиги благие;

От сна вставая с юным днем,

Стекалися во храме;

На клиросе, пред алтарем,

Кадильниц в фимиаме,

В священный литургии час

Их слышалося пенье —

И сладкий непорочных глас

Внимало провиденье.

И слезы нежных матерей

С молитвой их сливались,

Когда во храме близ мощей

Они распростирались.

«О! дай им кров, небесный царь

(То было их моленье);

Да будет твой святой алтарь

Незлобных душ спасенье;

Покинул их родной отец,

Дав бедным жизнь постылу;

Но призри ты сирот, творец,

И грешника помилуй…»

Но вот… настал десятый год;

Уже он на исходе;

И грешник горьки слезы льет:

Всему он чужд в природе.

Опять украшены весной

Луга, пригорки, долы;

И пахарь весел над сохой,

И счастья полны селы;

Не зрит лишь он златой весны:

Его померкли взоры;

В туман для них погребены

Луга, долины, горы.

Денница ль красная взойдет —

«Прости, – гласит, – денница».

В дубраве ль птичка пропоет —

«Прости, весны певица…

Прости, и мирные леса,

И нивы золотые,

И неба светлая краса,

И радости земные».

И вспомнил он забытых чад;

К себе их призывает;

И мнит: они творца смягчат;

Невинным бог внимает.

И вот… настал последний день;

Уж солнце за горою;

И стелется вечерня тень

Прозрачной пеленою;

Уж сумрак… смерклось… вот луна

Блеснула из-за тучи;

Легла на горы тишина;

Утих и лес дремучий;

Река сровнялась в берегах;

Зажглись светила ночи;

И сон глубокий на полях;

И близок час полночи…

И, мучим смертною тоской,

У спасовой иконы

Без веры ищет Громобой

От ада обороны.

И юных чад к себе призвал —

Сердца их близки раю —

«Увы! молитесь (вопиял),

Молитесь, погибаю!»

Младенца внятен небу стон:

Невинные молились;

Но вдруг… на них находит сон…

Замолкли… усыпились.

И все в ужасной тишине;

Окрестность как могила;

Вот… каркнул ворон на стене;

Вот… стая псов завыла;

И вдруг… протяжно полночь бьет;

Нашли на небо тучи;

Река надулась; бор ревет;

И мчится прах летучий.

Увы!.. последний страшный бой

Отгрянул за горами…

Гул тише… смолк… и Громобой

Зрит беса пред очами.

«Ты видел, – рек он, – день из глаз

Сокрылся за горою;

Ты слышал: бил последний час;

Пришел я за тобою». —

«О! дай, молю, хоть малый срок;

Терзаюсь, ад ужасен». —

«Свершилось! неизбежен рок,

И поздний вопль напрасен». —

«Минуту!» – «Слышишь? Цепь звучит».

«О страшный час! помилуй!» —

«И гроб готов, и саван сшит,

И роют уж могилу.

Заутра день взойдет во мгле.

Подымутся стенанья;

Увидят труп твой на столе,

Недвижный, без дыханья;

Кадил и свеч в дыму густом,

При тихом ликов пенье,

Тебя запрут в подземный дом

Навеки в заточенье;

И страшно заступ застучит

Над кровлей гробовою;

И тихо клир провозгласит:

«Усопший, мир с тобою!»

И мир не будет твой удел:

Ты адово стяжанье!

Но время… идут… час приспел.

Внимай их завыванье;

Сошлись… призывный слышу клич.

Их челюсти зияют;

Смола клокочет… свищет бич…

Оковы разжигают». —

«Спаситель-царь, вонми слезам!» —

«Напрасное моленье!» —

«Увы! позволь хоть сиротам

Мне дать благословенье».

Младенцев спящих видит бес —

Сверкнули страшно очи!

«Лишить их царствия небес,

Предать их адской ночи…

Вот слава! мне восплещет ад

И с гордым Сатаною».

И, усмирив грозящий взгляд,

Сказал он Громобою:

«Я внял твоей печали глас;

Есть средство избавленья;

Покорен будь, иль в ад сей час

На скорби и мученья.

Предай мне души дочерей

За временну свободу,

И дам, по милости своей,

На каждую по году». —

«Злодей! губить невинных чад!» —

«Ты медлишь? Приступите!

Низриньте грешника во ад!

На части разорвите!»

И вдруг отвсюду крик и стон;

Земля затрепетала;

И грянул гром со всех сторон;

И тьма бесов предстала.

Чудовищ адских грозный сонм;

Бегут, гремят цепями,

И стали грешника кругом

С разверзтыми когтями.

И ниц повергся Громобой,

Бесчувствен, полумертвый;

И вопит: «Страшный враг, постой!

Постой, готовы жертвы!»

И скрылись все. Он будит чад…

Он пишет их рукою…

О страх! свершилось… плещет ад

И с гордым Сатаною.

Ты казнь отсрочил, Громобой,

И дверь сомкнулась ада;

Но жить, погибнувши душой, —

Коль страшная отрада!

Влачи унылы дни, злодей,

В болезни ожиданья;

Веселья нет душе твоей,

И нет ей упованья;

Увы! и красный божий мир

И жизнь ему постылы;

Он в людстве дик, в семействе сир.

Он вживе снедь могилы.

Напрасно веет ветерок

С душистыя долины;

И свет луны сребрит поток

Сквозь темны лип вершины;

И ласточка зари восход

Встречает щебетаньем;

И роща в тень свою зовет

Листочков трепетаньем;

И шум бегущих с поля стад

С пастушьими рогами

Вечерний мрак животворят,

Теряясь за холмами…

Его доселе светлый дом

Уж сумрака обитель.

Угрюм, с нахмуренным лицом

Пиров веселых зритель,

Не пьет кипящего вина

Из чаши круговыя…

И страшен день; и ночь страшна;

И тени гробовыя

Он всюду слышит грозный вой;

И в час глубокой ночи

Бежит одра его покой;

И сон забыли очи.

И тьмы лесов страшится он:

Там бродит привиденье;

То чудится полночный звон,

То погребально пенье;

Страшит его и бури свист,

И грозных туч молчанье,

И с шорохом падущий лист,

И рощи содроганье.

Прокатится ль по небу гром —

Бледнеет, дыбом волос;

«То мститель, послан божеством;

То казни страшный голос».

И вид прелестный юных чад

Ему не наслажденье.

Их милый, чувства полный взгляд,

24
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело