Охота на крылатого льва - Михалкова Елена Ивановна - Страница 46

• Предыдущая
• 46/63
• Следующая

Тогда-то Бенито и осознал, что вопросами ничего не добьется. Нужно было создать ситуацию, в которой она сама выдала бы ему, где перстень.

И это удалось.

Черная овца в стаде, он страстно желал опередить отца. Получить перстень! Доказать всем, что он чего-то стоит.

Просчитал ли он все наперед, увидев Вику в лапах Рябого и Сонного, помощников его отца? Или сперва действовал из искренней благодарности, а после сообразил, какую огромную выгоду может извлечь?

Вика перебирала все события с момента их встречи, и каждое, каждое виделось теперь в другом свете.

– Фотографии!

Там, в палаццо, она сказала, что попробует добраться до вокзала и уехать. Но Бенито не мог ее отпустить. Он быстро соображал, юноша, обиженный на весь мир, – этого у него не отнять!

Щелчок, который слышала Вика, был звуком фотокамеры в телефоне. Бенито сделал снимок и распечатал его на дешевой бумаге, чтобы это выглядело как объявление. И, конечно, он не был ни на каком вокзале! Все его время ушло на то, чтобы смастерить фальшивку.

И с помощью этой фальшивки он добился желаемого результата. Вика уверовала в то, что ее ищет весь город.

Она осталась с ним.

Он соврал, что продал телефон, чтобы она не позвонила мужу. Он старательно обрезал по одной все ниточки, которые могли вызволить ее из ямы.

И из подвала Бенито перетащил их с Алес на колокольню лишь по одной причине: оттуда он мог сбежать! Вика застонала при мысли о том, какой доверчивой дурой была. То, что она приняла за заботу, было холодным расчетом.

«Вдруг тебя схватят, Виктория? Скажи мне, где перстень, чтобы я мог тебе помочь!»

Следующая мысль была так чудовищна, что Вика не в силах была ее осознать. Просто закрыла глаза и заставила себя создать в голове белый шум. Она ни о чем больше не станет думать… ни о чем… не станет…

Но то, что она отказывалась признать, произнес вслух Раньери.

– Это Бенито сдал тебя, – негромко сказал он. – Слышишь меня, девочка? Бенито! Сам побоялся прийти ко мне. Нашел старого дружка, который передал нам, где ты прячешься.

– Я не хочу, – прошептала Вика, раскачиваясь из стороны в сторону. – Замолчите!

Он криво усмехнулся:

– Я-то думал, Бенито таким образом заглаживает вину передо мной. Исправляет ошибку. Решил, что ублюдок раскаивается! Если тебя это утешит, меня он тоже одурачил.

Вика Маткевич опустила голову и заплакала. Она плакала не потому, что у нее не осталось шансов на спасение, а из-за того, как глупо все вышло. Единственный человек, которому она доверилась, оказался тем, кто привел ее к смерти.

Раньери постоял, глядя на рыдающую женщину уже без всякого сочувствия. У нее больше не было ресурса, который мог бы его заинтересовать.

Он заткнул ей кляпом рот, брезгливо вытер руки о покрывало и вышел.

Пустая порода, отработанная.

Вопреки высказанному намерению, Илюшин не пошел в кофейню, расставшись с Доменико Раньери. А сначала недолго поговорил с кем-то по телефону, отойдя в сторону, а затем купил в какой-то жуткой арабской забегаловке пиццу, кофе в бумажных стаканчиках и уселся на ступеньках, ведущих с набережной в канал.

Бабкина, не склонного к излишней романтизации окружающей среды, эти ступеньки прямо-таки завораживали. Они были повсюду. Как будто кроме видимого существовал еще и незримый подводный город, и среди венецианцев было обычным делом выйти из дома и сойти по ступенькам в воду. Сергей представил человека, спускающегося все ниже, ниже, ниже, пока тот целиком не исчезал в глубине. А через пару часов, погостив в зеркальной Венеции, человек поднимается обратно и, конечно, выходит на набережную совершенно сухим.

«Машку надо сюда привезти, – подумал Сергей. – Вот кто будет в восторге!»

И тут до него дошло, что он и сам в восторге. Нелепый этот город, ободранный, как дворовая кошка, и при том напыщенный, успел чем-то пленить его.

– Дай хоть пиццу попробовать, – проворчал Бабкин. – Леонардо, угощайся.

Переводчик, с плохо скрытым отвращением взглянув на обильно политую кетчупом лепешку, сказал, что сегодня уже завтракал.

Однако пицца оказалась на удивление хороша. Да и кофе был неплох. Бабкин проворчал больше для порядка:

– Надо было в кофейню к Раньери заглянуть все-таки. Мало ли…

– Что ты там надеешься увидеть?

– Не знаю. Увижу – тогда скажу.

Илюшин смял стаканчик из-под кофе.

– Леонардо, вы можете выяснить, во сколько Раньери пришел вчера в полицию?

Переводчик с сожалением покачал головой:

– Вряд ли. Но надо обратиться к Рафаэлю. Вдруг получится!

– У тебя какая-то идея? – спросил Бабкин.

– У меня подозрение.

– Делись.

– Очень уж вовремя дедуля отправился в участок.

Несколько секунд Бабкин непонимающе смотрел на Макара и вдруг сообразил:

– Отель!

– Верно, отель. Леонардо, во сколько вы с Сергеем заявились в «Эдем»?

Переводчик немного подумал.

– Около семи, в начале восьмого.

– Если Раньери появился в участке в восемь, то я бы предположил, что дело обстояло так. – Макар метко швырнул смятый стаканчик в урну. – Его подчиненные донесли, что какие-то типы наводят справки о пропавшей русской. Наш домовладелец, который до этого был уверен, что никто не свяжет его с Маткевич, понимает, что дело становится рискованным. Полиция отнеслась к делу халатно, но мы – не полиция. А тут еще и его сын вспоминает, что горничной он хорошо знаком! Раньери идет в участок и с честным видом сообщает об исчезновении туристки.

– Ты пропустил тот эпизод, когда мне пытались набить морду, – напомнил Бабкин.

– Если бы морду – это еще полбеды. Они хотели тебе что-то вколоть.

– Сыворотку правды, – хмыкнул Сергей, но Илюшин не разделил его веселья.

– Очень странно выглядит нападение на сыщика, приехавшего разыскивать человека, – серьезно сказал он. – Вряд ли тебя собирались убить этой инъекцией.

– Да, чересчур сложно для убийства.

– Значит, планировали что-то другое.

– Напрашивается, что взять живым, – ухмыльнулся Бабкин.

И снова Илюшин кивнул без улыбки:

– …и что-то у тебя выведать.

– Что? Я приехал накануне!

– Выходит, тебя приняли не за сыщика.

– А за кого же?

– За носителя важной информации.

Бабкин пожал плечами. Он не мог основывать догадки на голой интуиции, как Илюшин. Ему требовались факты, а фактов пока набиралось с гулькин нос.

– Макар, простите, я не понимаю… – переводчик смущенно снял и протер очки. Без них он выглядел совсем беспомощным. – Безусловно, это не мое дело. Однако… синьор Раньери чем-то вам не понравился? Вы действительно подозреваете его в похищении женщины? Он выглядел очень расстроенным.

– Чрезвычайно расстроенным, – подтвердил Илюшин. – И еще крайне озабоченным. Он, кстати, пытался это скрыть, и не слишком-то удачно.

– Но его чувства понятны! Пропала туристка, которая снимала у него квартиру… Он заволновался…

– Именно. Хотя не должен бы. Маткевич ему не дочь, не жена и не любовница. Он с ней разговаривал-то два с половиной раза.

– Неужели вы отказываете другому человеку в праве на сочувствие?

– Слишком уж ярко проявляется у господина Раньери его сочувствие. Другой бы даже не заметил, что случилось. Подумаешь, завтракать она к нему не приходила! Здесь на квадратный метр двадцать четыре кофейни. Это не повод для беспокойства.

Леонардо промолчал, но видно было, что он не согласен с Илюшиным. Попросив разрешения купить нормальный кофе, он ушел, и даже спина его выражала протест.

– Макар, а Макар, – позвал Бабкин, когда итальянец скрылся. – Это что сейчас была за пурга?

– А?

– Вот это все насчет излишней озабоченности Раньери. Не говори, что ты всерьез!

– Почему бы и нет?

– Потому что это бредятина, – напрямик рубанул Бабкин. – Ты не можешь такую башню построить на одном-единственном слабом допущении.

• Предыдущая
• 46/63
• Следующая