Призраки отеля «Голливуд» - Имерманис Анатоль Адольфович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/72
• Следующая

— Девять тысяч извинений! Кстати, в вашей комнате висит какой-то бородатый тип. Он вполне сойдет за моего деда по материнской линии — герцога Вильяэрмосу.

— Может быть, вы объясните…

— Завтра приезжает жених моей дочери, он сопровождает министра. Надо привести замок в приличный вид. Чего только не сделаешь ради счастья дочери! Да, совсем забыл. Приглашаю вас на банкет. Не удивляйтесь, генерал Дэблдей выдал мне пособие… Великим инквизиторам есть чему поучиться у него! Так вы одолжите мне для фамильной галереи этого типа?

— Если вас не смущает, что он крутит шарманку, пожалуйста.

— Это как раз удачно! Герцог обожал музыку! — И, вихрем ворвавшись в комнату, маркиз забрался на стол и рванул картину к себе. На месте, где до этого торчал гвоздь, образовалась огромная дыра. Маркиз спрыгнул со стола и заметался по комнате.

— Вы не возражаете, если я прихвачу заодно и эту вазу? А это зеркало? Какая аристократическая пепельница!

— Она с видом отеля «Голливуд», — предупредил Мун.

— Ничего, сойдет, под окурками все равно не будет видно. Дон Брито, тащите это красное кресло, оно по цвету как раз подходит к гобеленам из Малагского художественного музея.

Сам маркиз проворно схватил другое кресло. Пытался взвалить себе на спину, но со стоном опустил на пол.

Дон Брито, еле подавив крик, бросился к нему на помощь, но маркиз отстранил его нетерпеливым жестом:

— Чепуха! Сеньор Мун еще подумает бог весть что! Тащите мебель в машину и ждите меня! — Обождав, пока его добровольные помощники вышли, маркиз повернулся к Муну: — Не обращайте внимания! Просто голова что-то кружится в последнее время. Немного отдышусь, и все пройдет.

— Вам следовало бы обратиться к врачу, — посоветовал Мун.

— Что же, так и сделаю. — Маркиз через силу выдавил из себя улыбку. — Дождусь доктора Энкарно и пойду к нему с исповедью.

— Доктора Энкарно? — тревожно переспросил Мун, вспоминая телефонный разговор с Биллем Ритчи.

— А как же! У меня предчувствие, что он скоро вернется. — Маркиз многозначительно посмотрел на своего собеседника. — Кстати, о пропавшем письме. Думаю, что и оно скоро найдется.

— Еще одно предчувствие?

— На этот раз скорее результат логического размышления. Хоть я и не такое светило, как знаменитый Мун и его не менее знаменитый помощник Дейли… Между прочим, несмотря на ваши отчаянные призывы, он что-то долго не едет. И самое удивительное, вас это совершенно не огорчает.

— Лишь потому, что вы со своей проницательностью полностью заменяете его. — Мун предпочел отделаться шуткой. — Как же с письмом?

— Я говорил с доном Бенитесом и сынишкой начальника почты. Они, естественно, мало что помнят — воздушная катастрофа и смерть Шриверов не самое подходящее лекарство для укрепления памяти. Но, имея в виду именно эту нервозную атмосферу, можно предположить, что девятнадцатого марта, когда Хуанито принес письмо, портье машинально расписался за него и отложил в сторону, поскольку миссис Шривер отсутствовала. А на следующий день, узнав о ее смерти, так же машинально написал «Адресат выбыл» и отослал обратно.

Мун порывисто вскочил.

— По вашему лицу видно, что вы собираетесь бежать на почту, — остановил его маркиз. — Хотя и не разделяете моего убеждения, что письмо предназначалось для матери, а не для дочери. Не будем гадать. Начальник почты по моей просьбе отправился в Пуэнте Алсересильо и с минуты на минуту должен вернуться. А теперь помогите мне добраться до машины…

В гостинице следы охватившей Панотарос паники становились все заметнее. Грохотали двери, взад и вперед сновали горничные. Суетились нагруженные сумками, фотоаппаратами и плащами постояльцы. Лестницей всецело завладели оборванцы, встретившие Муна в день приезда. Согнувшись под тяжестью чемоданов, они спускались вниз, складывали поклажу в холле и с веселыми криками снова бежали наверх. Для них поспешное бегство туристов означало возможность заработать хоть несколько грошей. Мун, к своей радости, заметил среди них Педро. Судя по огромному, взваленному на спину чемодану, его недомогание прошло.

— Зайди ко мне! — окликнул его Мун.

— Хорошо, только отнесу багаж этой сеньоры.

Мун проводил тяжело опиравшегося на его плечо маркиза к нагруженному мебелью, картинами и коврами армейскому «студебеккеру» и заботливо усадил рядом с водителем. Когда он вернулся, Педро, пританцовывая от нетерпения, уже поджидал его в холле.

— Какое-нибудь поручение? — спросил он с надеждой в голосе.

— Посмотрим! — Мун улыбнулся. — Но если откровенно ответишь на несколько вопросов, то я, так и быть, готов доверить тебе одну секретную миссию. Пойдем ко мне!

Педро расцвел. Но уже первый вопрос был встречен упрямым молчанием.

— Не знаю, — выдавил он из себя.

— Не знаешь, что было в свертке, который Рол Шривер принес в день своего рождения? — С тех пор как было установлено, что Шриверы в день своей смерти не сопровождали дона Камило в Коста-Асул, таинственный сверток не давал Муну покоя. — Ты тогда ведь пришел вместе с ним. Лучше скажи, что не хочешь отвечать.

— Не могу, — честно признался Педро. — Маркиз меня тоже расспрашивал, он мой лучший друг, но я и ему ничего не сказал.

— Почему?

— Рол просил никому не рассказывать про веревку, — по-детски проговорился Педро.

— Значит, это была веревка?… Ничего, ничего, не расстраивайся! Я ведь это уже давно знал, — соврал Мун. — Только хотел проверить, умеешь ли ты молчать. А он тебе говорил, зачем она ему понадобилась?

— Нет. Только сказал, что должна быть очень длинной и прочной. Мы достали у одного рыбака капроновую, он собирался вязать из нее сеть. Ролу пришлось заплатить столько, что можно целый год есть до отвала, зато она была чуть не с километр длиной. Возможно, Рол собирался исследовать какую-нибудь большую пещеру.

— А много ли больших пещер в Панотаросе?

— Из известных нам только две — Черная в поместье Кастельмаре и та, что на острове Блаженного уединения, — Негритянская. В ней когда-то укрывались невольники, оттого и пошло название. Корабль работорговцев во время шторма выбросило на остров, многие негры утонули, остальные подняли бунт. На них потом устроили облаву, но выловить удалось не всех. Некоторые каким-то таинственным образом перебрались на берег.

— Почему таинственным? Просто переплыли.

— Говорят, что они не умели плавать. Да это и не каждому под силу.

— У тебя отличные сведения! — рассмеялся Мун. — А теперь скажи, если тебе, допустим, надо было бы скрываться от полиции, какое место ты бы выбрал? Может быть, Негритянскую пещеру?

— Я не такой дурак. Ведь о ней знают все. А вот в горах есть множество пещер, которые редко кому известны, да и добраться туда трудно.

— Так… Ты знаком с доном Камило?

— Да. Он дружил с моим дедом. Их в свое время и арестовали вместе.

— За что?

— Во время гражданской войны у нас тут сбили русский самолет. Летчик спасся на парашюте, его подобрали мой дед и дон Камило, а отец маркиза спрятал в нежилой части замка. Потом кто-то донес на них. Старый маркиз умер в тюрьме, дона Камило продержали очень долго, до недавней амнистии.

— А твоего деда?

— Застрелили, когда пытался бежать. Но я отомщу за него, как только вырасту. Не верите? Я вам кое-что покажу, если обещаете не выдавать меня.

— Обещаю.

— Тогда смотрите! — Педро торжественно расстегнул свой ветхий красный жилет. На хилой детской груди были вытатуированы два слова: «Но пасаран!» Боевой клич республиканской армии продолжал жить под миллионотонной могильной плитой, которую франкисты напыщенно называли «двадцатью семью годами мира».

Как ни странно, именно эта татуировка рассеяла последние сомнения Муна. Педро сумеет держать язык за зубами, к тому же никому не придет в голову расспрашивать его.

— Педро, слушай меня внимательно. Я доверяю тебе очень серьезное задание. Настолько серьезное, что не поручил бы его никому, кроме тебя.

Мун перешел на шепот. Потайных микрофонов в номере, пожалуй, не было, но все же излишняя предосторожность не могла помешать.

• Предыдущая
• 48/72
• Следующая