Земля соленых скал - Сат-Ок - Страница 13
- Предыдущая
- 13/46
- Следующая
– Отец, – промолвил я, – отец… Не допусти, отец, чтобы вечный мрак окутал его.
– Иди в свою палатку и жди меня. Я отгоню от него Духа смерти.
Когда он скрылся в типи, я побежал назад, к собаке, и быстроту моим ногам придавали и страх перед Горькой Ягодой, и радость оттого, что он выслушал мою просьбу.
Тауга все еще лежал на боку. Из его раскрытой пасти свешивался язык. Я опустился возле него на колени и быстро и сбивчиво стал рассказывать ему, что все будет хорошо, что мы еще вместе будем бегать в лес на охоту, выслеживать оленя, волка и серого медведя.
Но Тауга ничего не слышал и дышал все чаще и слабее… Хотя он был одной из самых чутких собак в лагере, он даже не вздрогнул, когда шаман наклонился над ним.
Горькая Ягода начал его ощупывать, посмотрел глаза, раскрыл пасть, внимательно осмотрел язык, надавил на живот. Когда Тауга застонал от нажима его тяжелых рук, шаман кивнул головой и зашептал что-то про себя. Не смея шевельнуться, я смотрел с благоговейным страхом, как Горькая Ягода насыпал на ладонь несколько щепоток принесенного с собой зелья, растер его в порошок, а потом завернул в тоненький плоский ломтик мяса, свернув его валиком. Затем он начал печь мясо над костром, мурлыча песенку на незнакомом мне языке. Когда мясо скорчилось на огне, вокруг распространился странный и резкий запах, Горькая Ягода прервал свою песенку, всунул мясной шарик в пасть Тауги и крепко придержал ее, пока пес не проглотил мясо.
Наконец он отгреб огонь на другое место и положил Таугу на горячую золу.
Проходили долгие минуты, оба мы сидели неподвижно. И вдруг Тауга перестал скулить, дыхание его стало спокойнее, и он заснул.
Шаман встал и положил руку мне на плечо:
– Ты должен, сын мой, накормить его завтра свежей кроличьей печенкой.
– Май-оо. Хорошо, – ответил я.
После ночной грозы утро было чистым, как вода горного ручейка. Добрые духи содействовали мне. Не было ветра – легко будет подойти к кроличьим норам. Прыгающая Сова хотел сопровождать меня, но я не согласился: я знал, что я, только я могу спасти моего друга, что только мной добытая кроличья печенка принесет ему здоровье. Так говорил Горькая Ягода.
Больше всего кроличьих нор находилось у подножия Скалы Прыгающей Козы. Поэтому я пошел туда, взяв лук и пять острых стрел.
С первыми лучами солнца я уже был у этой скалы.
Я перешел через два ручья с холодной как лед водой и очутился перед склоном. Здесь я остановился, положил лук и стрелы на землю и, повернувшись лицом в сторону большой чащи, начал молиться Нана-бошо – Духу лесов и покровителю животных:
– О Нана-бошо! Позволь мне убить в твоей стране белого кролика, выпусти на мою тропу одного маленького зверька! Он мне нужен, чтобы спасти большого и умного пса – моего друга Таугу. Будь добр ко мне, о великий Нана-бошо! Направь мои шаги на путь кролика, направь кролика на путь моей стрелы!
Однако не скоро услышал Дух лесов мои слова.
Солнце поднималось все выше, а я все еще беспомощно бродил между каменными глыбами. Я замирал неподвижно на долгие минуты, обшаривая глазами даже самый маленький кусочек большого склона Скалы Прыгающей Козы, непрестанно повторяя в душе молитвы Нана-бошо. Однако время проходило напрасно. И что хуже всего, поднялся легкий ветерок, и я был вынужден обойти склон, чтобы оказаться с подветренной стороны. Я уже утратил надежду, считая, что для Нана-бошо ценнее жизнь одного трусливого кролика, чем моего храброго Тауги. Но как раз тогда, когда сомнения овладевали мной, внезапно на расстоянии двух полетов стрелы от меня из-за высокой каменной глыбы выскочил кролик, огляделся как-то бессмысленно, будто был пьян от солнечного света, и медленно поскакал к ближайшему кусту, спрятавшись в его тени.
Мне пришлось подходить к нему по широкой дуге, чтобы все время быть с подветренной стороны. К счастью, и солнце светило с моей стороны, благоприятствуя мне и слепя глаза кролику.
Я припал к земле и начал подкрадываться, медленно двигаясь вперед. Не приподнимался, хотя острые камни ранили мне грудь и локти. Я знал, что могу выиграть только выносливостью, и хотя каждый шаг тянулся бесконечно долго, хотя я боялся, что кролик убежит из-под куста и спрячется в своей норе, спешить мне было нельзя, пока я не приближусь на расстояние верного выстрела. Наконец я добрался до низкого куста можжевельника, закрывавшего меня от кролика, осторожно поднялся, стал на одно колено и натянул лук.
И в это же самое мгновение кролик бешеным прыжком бросился в сторону, но сделал это на какую-то долю секунды позже. А я на ту же долю секунды обомлел. Ведь я не предвидел, что, кроме меня, на кролика охотится еще кто-то другой.
Темный ком упал на серую спину зверька. Я остолбенело смотрел, как огромный горный орел, впившись когтями в бока пронзительно кричащего кролика, широкими взмахами крыльев поднимает вверх свою добычу.
Мой лук был натянут, стрела на тетиве. Еще один взмах крыльев, второй, третий… и тетива моего лука зазвенела. Раньше чем орел поднялся на безопасную высоту, за ним полетела стрела. Задыхаясь от возбуждения и неожиданной радости, я увидел, как стрела догнала орла и впилась под правое крыло. Большая птица затрепетала крыльями, еще немного, последними усилиями поднялась вверх, но уже через минуту начала медленно падать на распростертых крыльях.
Я подбежал к орлу. Он был еще жив и готовился к борьбе, взъерошив перья. Его правое крыло беспомощно свисало, но он изо всех сил бил другим и целился в меня клювом и яростно шипел. А был он величиной почти с меня. Я сначала попятился от него, он же, бесстрашный, грозный и разъяренный, наступал. Мне нужно было остерегаться: одним ударом огромного клюва он мог разбить кость руки. Я взялся за томагавк.
Борьба была недолгой. Из когтей мертвой птицы я вырвал кролика – его не нужно было даже добивать – и забросил за спину двойную добычу. Орел был очень тяжел. Крылья свисали по бокам, хвост волочился по земле. Вид у нас, наверное, был такой, будто большая птица, держа меня в когтях, направляет мои шаги. Когда я увидел нашу общую тень, я был поражен: она напоминала фигуры, вырезанные на нашем тотемном столбе, – тень огромного человека-птицы.
День был жаркий, и я с трудом дотащился до лагеря. Но мне придавали силы радость и гордость от неожиданной победы. Но в то же время где-то в глубине души таилось сожаление, что такого большого и грозного воина, как этот орел, настигла стрела маленького мальчика, который не имеет никаких заслуг. Перед глазами у меня все еще стоял образ раненой птицы, боровшейся до последнего мгновения, не складывавшей крыльев, не прятавшей под них голову.
Однако я обо всем забыл, когда при входе в лагерь меня радостно встретили друзья. Они выбежали мне навстречу, крича и смеясь. Я увидел их круглые от удивления и зависти глаза. Конечно, по обычаю взрослых воинов, возвращавшихся с охоты, я не обращал внимания на детский визг маленьких ути, которые еще ни разу не убивали горного орла.
Я шел прямо к палатке Овасеса.
Крик мальчишек вызвал старого воина из палатки. Я положил птицу к его ногам. Он наклонился над орлом, начал внимательно рассматривать его крылья и, только когда увидел мою стрелу, обернулся ко мне и минуту внимательно смотрел на меня. Все замолчали. Он же извлек стрелу из туловища птицы и, вручая ее мне, сказал:
– Ути, ты совершил первый мужской подвиг. Иди покорми своего пса, как приказывал Горькая Ягода, а потом приходи ко мне.
Тауга чувствовал себя лучше. Горькая Ягода был великим шаманом. Я забыл о том, что совершил свой первый мужской подвиг и, увидев Таугу, поднявшегося при виде меня на ноги, чуть не разревелся, как девочка. Пес, приветствуя меня повизгиванием, шел ко мне, пошатываясь на ослабевших ногах. Я вернул его на место. Смеясь и рассказывая ему о своей охоте, я быстро выпотрошил кролика и вынул печень.
Тауга набросился на нее, как здоровый голодный пес. И похоже было, что уже ничего не угрожало его здоровью.
- Предыдущая
- 13/46
- Следующая
