Легионы идут за Дунай - Бакиев Амур - Страница 27
- Предыдущая
- 27/115
- Следующая
Под Тапэ, в самый разгар боя, Тиат первый увел сородичей и бросил Децебала и оставшихся верными царю даков на поживу легионам Теттия Юлиана. Он уходил в твердой уверенности, что вскоре к нему придут римляне и по достоинству наградят за помощь в борьбе. К нему действительно пришли. Сусаг с отрядом костобоков и роксолан выжег свыше десяти родовых гнезд приречной и горной альбокензийской знати. Убили и Натопора – жениха Тзинты. Отцу повезло больше других. План казнил старшего брата и его детей. Взял тридцать пять талантов золота и лошадей. Альбокензии склонились перед волею царя, признанного самим Римом. Децебал потребовал брачного союза. Так Тзинта стала царицей. Котизон невзлюбил мачеху с первого дня. За все. За красоту, молодость, за то, что встала между ним и отцом. Муж был ласков с нею. Но незримая пустота окружала ее во дворце Дадесидов в Сармизагетузе. Она утешалась шалостями дочери. Тиссе исполнилось уже десять лет. И она сильно напоминала саму Тзинту в детские годы. Долгими вечерами рассказывала мать девочке о знатности и богатстве ее деда, о Риме, где так и не побывала.
Нынешний день выдался нешумным и приятным. С утра отправила высечь всего одну рабыню. Ратопор донес, что глупая хаттка встречалась с помощником конюшего. После прогулки по саду, где деревья гнулись под тяжестью пушистых, краснобоких персиков, усадила дочь за пяльцы и принялась за вышивание сама.
– Мама! А почему противный дед План и Котизон уехали с папой на север, а дядю Регебала не взяли с собой?
Тзинта разглаживала ткань все более частыми раздраженными движениями. «В самом деле, почему?» Нет, не жалует Децебал своего шурина. Внешне ничего не скажешь. Брат царицы осыпан милостями, ему отдана в управление земля потулатензиев. На пирах он всегда сидит справа от царя. И все-таки он чужой среди всех этих Планов, Сусагов, Нептомаров или даже таких мужланов, как Скориб, – жалкий плотник из простонародья.
– Что ты говоришь, глупенькая? Ведь дядя Регебал устал после далекого похода, и потому папа оставил его с нами. Разве тебе плохо играть с ним? Он же так тебя любит.
Тисса некоторое время раздумывает.
– Нет, это очень хорошо, что он остался, но разве Котизон и дед План не устали? Они же тоже ходили в поход. У него даже шрам на груди не зажил.
– У кого?
– У Котизона... Мне няня говорила.
«Даже рабыни, и те замечают», – подумала мать, а вслух сказала:
– Папа хотел забрать дядю Регебала с собой, но тот сам упросил его поехать в другой раз. И потом он скоро действительно уедет по очень важному делу. Ну, поняла теперь?
– Да.
– А сейчас покажи мне, что ты накуролесила? О-о-о... Очень неплохо, только когда пришиваешь серебряную палочку, то делай стежку незаметней. Умница моя.
Царица отложила в сторону иглу и подошла к окну. Женская половина дома, в отличие от мужской, смотревшей во двор, была обращена в сторону сада. По выложенным камнем дорожкам между деревьями катил тележку раб-садовник с маленьким рабом-подручным. Они не торопясь накладывали в кузов перегнивший навоз из большой укрытой соломой кучи и затем разбрасывали жирные черные комья под стволами яблонь и слив. Лохматый пятнистый песик весело семенил за работниками туда и обратно.
Сзади раздался сухой предупредительный кашель. Тзинта моментально обернулась. На пороге стоял брат, неслышно вошедший в комнату. На нем был новый сарматский кафтан, малиновые галльские брюки и плотный колпак коричневого войлока, отороченный по краю узором из сердоликовых бус. На поясе висел старинный гетский кинжал в усыпанных драгоценными камнями ножнах.
– Регебал, как ты меня напугал. Ты уже вернулся с охоты?
Шурин Децебала приблизился к своей державной сестре.
– Чего тебе бояться, ты же хозяйка. Охота сегодня не удалась. С трудом отыскали одну косулю, но тварь ушла от собак, не подпустив нас и на выстрел из лука. Но не это главное... Тзинта, знаешь, кого мы встретили на пути в город?
– Децебал возвращается?..
Регебал помотал головой. Усмехнулся.
– Соскучилась по дорогому мужу...
Жена Децебала бросила возмущенный взгляд и показала глазами на дочь, с интересом прислушивавшуюся к разговору.
– Тисса, пойди поиграй немного с девочками и помни – ты царская дочь. Не позволяй жалким рабыням помыкать тобой. Бей их сразу по лицу!
Юная вышивальщица капризно надула губки:
– Ну, мама...
– Делай, что я сказала!
– Я совсем забыл, Тиа, – дядя залез в карман куртки и присел перед девочкой на колени, – смотри... это тебе от меня подарок.
На раскрытой ладони лежали серебряные с гранатами дакийские серьги.
– Дядя Регебал! – в восторге закричала племянница. Она схватила украшение и выбежала из комнаты, крича:
– Няня! Няня! Неси мне зеркало, я буду примерять подарок дяди!
Брат с сестрой посмотрели ей вслед, молча переглянулись.
– Так кого же ты встретил у ворот Сармизагетузы?
– Сиесипериса с Мамугцисом и двумя слугами.
– Великая богиня Солнца, а кто они такие?
– Тому два года назад твой муж отправил этих старейшин костобоков послами к парфянскому царю для заключения военного союза. И вот они возвратились. Кстати, Мамутцис был в числе воинов Плана, убивших твоего жениха Натопора.
Тзинта недовольно сощурилась.
– Может, и так, но, Регебал, я почти не знала его, да и какое это имеет значение сегодня?
– Ты не знала, зато я знал и твой отец тоже. Конечно, сейчас он недосягаем, но придет время, и я еще посажу его на кол. И Кабиры отца и Натопора успокоятся на небесных просторах Замолксиса.
– Регебал, а ведь ты забываешь, что я уже не прежняя Тзинта. Я – царица Дакии! – Глаза женщины спесиво сверкнули. – И могу поделиться с мужем твоими речами.
– Не поделишься. Ты не настолько любишь его. Муж... – брат фыркнул. – Да если, не допусти того Замолксис, с Децебалом сейчас что-нибудь случится, то Котизон с Диегом отправят тебя с дочерью за Пирет[136] в захудалые городища восточной Дакии, и это будет лучшим исходом. А то ведь они могут просто отравить. Или ты забыла, что стало с Диурпанеем?
– Я мать дочери Децебала!
– И прекрасно! Подросшую Тиссу выдадут замуж за какого-нибудь роксоланского или квадского вождя, чтобы укрепить отношения с соседями. Хватит! Вспомни отца, Тзинта! То, что мы получили взамен, неизмеримо больше, но не стоит нашего прошлого. Власть не должна находиться в руках полудикого патакензия и банды костобокских прихлебателей.
– Будьте вы все прокляты! – царица опустилась на стул и закрыла лицо руками...
Во дворе к всесильному царскому шурину приблизился грек-управитель.
– Из загородного дома могучего Регебала прибыл посыльный, ваш эконом прислал его за вами.
– Что там стряслось?
– Какой-то сарматский торговец Агафирс доставил вашей милости отменных боевых коней на продажу.
– Агафирс! Великие Кабиры! Старый приятель не забыл своего обещания! Где посланец?
– Он отбыл сразу же после того, как передал сообщение.
– Не важно. Эй, кто там, коня мне!
Выехав из городских ворот, Регебал в сопровождении двух молоденьких родичей переехал переброшенный через реку мост из камней и бревен и направился по дороге в сторону Пятра-Рошие. Там, в сотне стадиев, находилось пожалованное ему царем загородное имение.
Скакуны поражали статью. Восемь одинаковых, черных как смоль жеребцов и две рыжие кобылы прядали ушами и высоко вскидывали умные широколобые головы.
Регебал не мог оторвать от животных восхищенного взгляда. Гость тоже был доволен.
– Где ты взял таких божественных коней, Агафирс? Сам владыка морей Посейдон не постеснялся бы запрячь их в свою колесницу.
– Да, действительно хороши! Это аланские лошади, Регебал. Тому лет восемь назад танаисские[137] сарматы угнали у аланов табун чистых кобылиц с жеребцами и продали несколько штук дунайским роксоланам. Стоящие перед тобой существа – отпрыски тех коней во втором поколении. За каждого из них заплачено чистым золотом и наложницами, клянусь Папаем!
- Предыдущая
- 27/115
- Следующая
