Нумизмат - Сартинов Евгений Петрович - Страница 20
- Предыдущая
- 20/97
- Следующая
— Входите, там открыто.
Обухов знаком руки велел Сычину удалиться и толкнул дверь. Увидев его форменную шинель и фуражку, из-за стола медленно поднялась тучная, высокая женщина с отёкшим морщинистым лицом. Бледно-голубые глаза её с тревогой смотрели на полицейского.
— Сударыня, я являюсь квартальным надзирателем данного района. Фамилия моя Обухов, Михаил Львович. С кем имею честь?
— Соболевская, Елена Леонидовна, — женщина говорила все тем же слабым, болезненным голосом. Было видно, что она хотела добавить что-то ещё, но как-то смешалась и умолкла.
Обухов удивился, что дама не назвалась никаким чином. Обычно вдовы, а квартальный ни минуты не сомневался, что, несмотря на отсутствие на левой руке кольца, стоящая перед ним женщина вдова, называются чином, в коем служил её покойный муж. «Коллежская секретарша» или «майорша». Люди более скромного сословия именовались мещанками. Но в Соболевской чувствовалась дворянская стать, и это молчание его удивило.
— Присядьте, сударыня, я знаю, у вас больные ноги, — милостливо разрешил Михаил Львович. После этого он продолжил разговор более официальным тоном.
— По каким делам находитесь в столице?
— Я приехала из Тобольска с ходатайством о предоставлении мне пенсии по
поводу погибшего в Крымскую кампанию сына, — заученным тоном отозвалась женщина.
— Ваш сын находился в Севастополе? — слегка смягчив голос, спросил квартальный.
— Нет, он сражался в войсках светлейшего князя Меньшикова. Погиб в бою.
— В каком чине?
— Поручик от артиллерии.
— Выражаю вам своё соболезнование, — склонил голову Обухов, впрочем, не сняв при этом фуражки. Затем он машинально, по привычке, сделал два шага влево, затем прошёл назад и, только выдержав паузу, протянул Соболевской странную монету.
— Скажите, сударыня, откуда это у вас?
Лицо женщины дрогнуло, но ответила она так же твёрдо, хотя по-прежнему тихим голосом.
— Эту монету подарил мне муж мой, Соболевский Алексей Александрович, ещё будучи моим женихом.
— Подобные монеты не имели хождения в Российской империи. И императора Константина Первого, изволю вам напомнить, не было.
— Да, я знаю. Как мне объяснял покойный муж, подобных монет было отпечатано всего несколько экземпляров. Произошло это в период междуцарствия, после смерти Александра Благословенного и воцарения Николая Павловича. В это время Алёша служил в Министерстве финансов чиновником по особым поручениям, — Соболевская торопливо открыла небольшую дамскую сумочку, обшитую мелким вытертым бисером, и протянула квартальному сложенный вчетверо листок. — Это собственноручное объяснение Алексея Александровича о том, как к нему попала монета.
Обухов быстро прочитал листок, задержал взгляд на подписи Соболевского и положил бумагу на стол.
— Как же вы после этого очутились в Тобольске? — спросил он.
— Алёшу перевели сначала в Сызрань, ну а потом уже в Тобольск, управляющим государственного банка, — пояснила Соболевская.
Обухов удивился.
«В такие места обычно отправляют за провинность. Карьера явно шла вниз. И зачем она хлопочет о пенсии за сына, ведь банкир даже в Тобольске как минимум на два чина выше в табели о рангах, чем поручик артиллерии? У его семьи и пенсия должна быть выше.»
— Мой муж умер в пятидесятом году, — как-то поспешно добавила женщина, и это отнюдь не развеяло недоумения Обухова.
— Меня заинтересовала эта вещичка, — квартальный надзиратель покрутил в пальцах монету. — Ваше счастье, что она попала именно ко мне. Любой другой полицейский чин просто бы завёл дознание по столь необычному случаю. А оно могло кончиться плохо, вплоть до заведения дела о распространении фальшивых государственных знаков.
Обухов значительно посмотрел на вдову. Соболевская явно растерялась, лицо её побледнело. Она никак не думала, что дело может повернуться подобным образом. Как раз на такую реакцию и рассчитывал чрезвычайно опытный в психологии квартальный. Сделав традиционных два шага влево и вернувшись на место, он нанёс свой главный удар:
— Я могу предложить вам за эту монету тридцать рублей ассигнациями.
— Всего лишь?! — вырвалось из уст вдовы. — Но Алёша говорил, что она стоит гораздо больше. Я рассчитывала её продать хотя бы рублей за… триста.
Обухов засмеялся. Делал он это тяжело, равномерно. У квартального даже лицо побагровело, перед глазами поплыли яркие извивающиеся светлячки, в голову ударил прилив крови, что с ним частенько случалось в последнее время. Отсмеявшись, он вытащил из внутреннего кармана шинели портмоне и положил на стол перед Соболевской три десятирублевых банковских билета.
— Берите, это все, что могу вам предложить.
— Но хотя бы ещё сто рублей! — умоляющим тоном попросила вдова. — У меня не осталось в столице ни друзей, ни родных. А мне жить в Санкт-Петербурге ещё как минимум два месяца, я уже и кольцо обручальное заложила в ломбард, последнюю память о муже.
Обухов отрицательно покачал головой:
— Увы, ничем не могу помочь. Желаю удачи в делах, мадам!
Квартальный сделал под козырёк, отвернулся и вышел из комнаты, скользнув цепким взглядом по фигуре Сычина, еле успевшего отскочить от замочной скважины. Полицейский сделал два шага вперёд, но затем обернулся к старику.
— А ты, милейший, запомни: три покойника за неделю — это слишком много! У тебя меблированные комнаты, а не лазарет. Смотри мне!
Произведя это внушение, Обухов покинул столь нелюбимое им заведение, пробормотав на ходу:
— И все-таки здесь воняет лошадьми.
А Сычин, проводив квартального взглядом, разогнулся, стёр с лица угодливую улыбку и без стука вошёл в двенадцатый номер.
В тот же вечер Обухов, облачённый в домашний халат, при свете шести свечей разглядывал в большую лупу своё приобретение. Позаимствовав у вдовы аптекаря медицинские весы, он уже убедился, что вес монеты соответствует выбитому номиналу. Удивило квартального, что на гурте монеты также присутствовала соответствующая надпись. В купленном у той же вдовы Косинского каталоге Шуберта про это ничего не было сказано. Но вглядываясь в чётко прорисованный профиль Константина, изображение орла, расположение цифр и букв, Обухов снова и снова убеждался, что это подлинник, а не кустарная подделка. За этим рублевиком явно просматривался Санкт-Петербургский монетный двор.
Отложив, наконец, монету в сторону, Михаил Львович откинулся на спинку стула и довольно улыбнулся. Приятное ощущение редкой удачи переполнило его душу благостной расслабленностью.
«Жалко, что поляк не дожил до этого дня, — подумал полицейский о
Косинском. — Вот бы я утёр ему нос. Впрочем, я и так перекупил его коллекцию. Тридцать старинных монет за пятьдесят рублей, весьма по-божески.
Надо бы ещё навести справки про этих Соболевских — нет ли тут какого подвоха».
В архив он сумел выбраться лишь через три дня. Подвернулась необходимость навести справки об одном попе-расстриге из Тобольска, задержанном в трактире за редкостное буйство с членовредительством. В этот же запрос Обухов вписал и Соболевского, а зная о сроках прохождения подобных бумаг в канцеляриях, квартальный в архив отправился сам. Имел он там кое-каких старых знакомых, так что тем же вечером опять у себя на квартире Обухов перечитывал полученную справку: «Коллежский асессор Соболевский А.А. за растрату государственных средств отдан под суд и лишён всех званий и чинов. Умер в тюрьме во время дознания по причине слабого здоровья, подорванного постоянным пьянством. Сын означенного Соболевского обучался в кадетском корпусе за казённый кошт. Выпущен из училища в 1854 году в чине подпоручика.»
«Теперь понятно, почему Соболевская вела себя столь странно», — подумал Обухов и аккуратно подклеил справку в чёрную коленкоровую тетрадь, позаимствованную им из казённой части. Ранее он туда же вклеил листок, полученный от Соболевской, тщательно, хотя и формальным языком, вписал подробности получения им монеты.
Обухов привык к педантизму в канцелярских делах, подобную привычку переносил и на личную жизнь. Уже засыпая, квартальный подумал: «Надо заказать для этой монеты особую коробочку. Все-таки вещь редкая».
- Предыдущая
- 20/97
- Следующая