Черный король - Грановская Евгения - Страница 30

• Предыдущая
• 30/63
• Следующая

Стенографистка реагировала на действия Стейница молча и бесстрастно, с видом человека, которому слишком много довелось увидеть на своем веку, чтобы удивляться чудачествам иностранного гостя.

Подержав на морозе голову около минуты, Стейниц втянул ее обратно, закрыл форточку, спустился со стула на пол и вернулся к столу.

– Итак, начнем, – как ни в чем не бывало проговорил он.

Анна Сергеевна молча склонилась над листом бумаги.

Стейниц начал диктовать. Говорил он четко, громко – готовыми предложениями и фразами. Однако спустя сорок минут он вновь почувствовал прилив крови к голове и вновь вынужден был сунуть голову в форточку.

После часа работы Стейниц почувствовал голод и решил сделать перерыв в работе, чтобы сходить в буфет и перекусить. Он пригласил стенографистку с собой, но та наотрез отказалась, заявив, что дождется его в номере – ей нужно было проверить сделанные записи. Стейниц не возражал.

Спустившись в буфет, австриец заказал себе большой кусок холодной телятины и кружку пива. Когда Стейниц уже заканчивал ужин, к нему за столик подсела женщина в шляпке с черной вуалью.

– Господин Стейниц, – быстро и взволнованно заговорила она, – бросьте эту затею! Отошлите стенографистку! Она вам не нужна!

– Да, но я…

Женщина поднялась со стула и, не прощаясь, быстро пошла к выходу. Стейниц смотрел вслед незнакомке, пока она не скрылась за дверью. Потом перевел взгляд на недоеденную телятину и растерянно пробормотал:

– Достоевский был прав, Санкт-Петербург – весьма загадочный город. Здесь происходят события, которые я не в силах понять.

Произнеся сию сакраментальную фразу, Стейниц отодвинул от себя тарелку с остатками ужина и поднялся из-за стола.

На протяжении последующих двух часов Стейниц еще трижды высовывал голову в форточку, чтобы остудить мозг. В конце концов он решил подержать голову на морозе не минуту, а целых пять, надеясь, что это поможет окончательно побороть приступы.

Старый Вильгельм отлично чувствовал ход времени. Простудиться он не боялся, поскольку обладал поистине богатырским здоровьем. Однако по истечении четырех с половиной минут кто-то дернул Стейница за штанину и властно проговорил:

– Извольте спуститься на пол!

Стейниц втянул голову в комнату и увидел двух мужчин в серых пальто, стоявших подле окна.

– Кто вы такие и что все это значит? – спросил шахматист.

– Мы пришли помочь вам справиться с вашей болезнью, – насмешливо ответил один из незнакомцев. – Но для этого вам придется спуститься на пол.

«Судя по всему, это медицинские работники, – рассудил Стейниц. – Они каким-то образом узнали о моих приступах и решили мне помочь. Может быть, увидели, как я пытаюсь остудить голову».

Стейниц немного удивился проницательности и расторопности русских врачей, но на всякий случай спросил:

– Вы поможете мне справиться с моими приступами?

– За этим мы и пришли, – с улыбкой ответил второй врач, низенький и широкоплечий.

Вообще, оба врача производили впечатление очень сильных людей. Они больше походили на спортсменов, чем на современных эскулапов.

«Русские – очень сильная нация», – подумал Стейниц, спускаясь на пол и с уважением поглядывая на мускулистые шеи врачей.

– Господа, я в вашем распоряжении, – сказал старый Вильгельм, спустившись с табуретки. – Вы, вероятно, хотите узнать, кто я такой?

Врачи переглянулись.

– Было бы неплохо, – сказал один.

– Да, очень любопытно, – с непонятной улыбкой проговорил второй, тот, что был пошире и пониже. – По виду вы очень значительная фигура.

– Так и есть, – ответил Стейниц, вновь удивляясь проницательности русских врачей. – Дело в том, господа, что я первый чемпион мира по шахматам!

Стейниц произнес свое признание скромным голосом, но врачи все равно были поражены. Они вновь переглянулись, как бы говоря друг другу: «Ты это слышал? Сам чемпион!»

«Должно быть, я имею дело с поклонниками шахмат», – решил Стейниц и невольно приосанился. Сознавать себя знаменитостью было приятно.

– Стало быть, вы первый чемпион, – сказал один из врачей. – Очень интересно. Вот что, господин чемпион, у нас мало времени. Что, если вы расскажете нам о себе по дороге?

– По дороге куда? – в замешательстве переспросил Стейниц.

– В клинику, – ответил врач.

– Не думаю, что мои приступы заслуживают такого внимания, – задумчиво ответил Стейниц. – Но все равно спасибо за приглашение.

– Вы, кажется, не поняли. Мы в любом случае препроводим вас в клинику. Но лучше, если вы пойдете добровольно. Это поможет вам избежать травм.

– Травм? – Стейниц был совершенно сбит с толку. – Позвольте, а разве вы не…

В этот момент Стейниц встретился взглядом со стенографисткой, стоявшей за спиной у мужчин, и все понял.

«Это не врачи! – понял Стейниц. – Это санитары! И увезти они меня хотят в психиатрическую клинику. Вероятно, стенографистка сочла меня сумасшедшим и вызвала их сюда».

– Ну что, господин чемпион, вы последуете за нами добровольно или нам придется применить силу? – поинтересовался один из санитаров.

– Отказываясь сотрудничать, вы рискуете навлечь на себя неприятности, – напомнил второй.

Стейниц грозно сдвинул брови и выгнул грудь дугой.

– Я иностранный гражданин и не намерен… – начал было он, но договорить не успел. Странные врачи, не сговариваясь, схватили его за руки, заломили их за спину и молча потащили австрийского шахматиста к двери, не обращая внимания на его крики и угрозы, произносимые сразу на двух языках – немецком и русском.

Поначалу Стейниц сопротивлялся, но вскоре понял, что санитары гораздо сильнее его, и прекратил сопротивление.

«Это явное недоразумение, и вскоре оно уладится», – подумал он, покоряясь судьбе.

Прилизанный господин с лицом хорька и повадками лисы прикрыл за собой дверь и повернулся к человеку, сидящему за столом.

– Какие новости? – поинтересовался тот. Пальцы, украшенные перстнями, сжимали толстую сигару, легкий сизый дымок от которой медленно поднимался к потолку.

– Должно быть, вы еще не слышали, – проговорил прилизанный печальным голосом, – австрийский шахматист пропал из своего номера.

– Как пропал?

– Бесследно. Словно испарился. Лакеи видели, как двое мужчин выводили его из номера. Говорят также, что австриец при этом был сильно пьян.

– Вот как? – На лице сидящего за столом человека появилась усмешка. – Я всегда говорил, что пьянство не доводит до добра. Вероятно, то были его собутыльники.

– Не исключено, – улыбнулся прилизанный. – Утешает лишь одно: гостиницу троица покидала обнявшись. И господин шахматист не проявлял никаких признаков недовольства.

– Ну, думаю, что он скоро где-нибудь объявится. Кстати, у меня для вас кое-что есть.

Ухоженная белая рука открыла верхний ящик стола. Усыпанные перстнями пальцы ухватили за краешек белый конверт и небрежно швырнули его на обтянутую сукном столешницу.

– Это вам за то, что вовремя сообщаете мне новости.

Прилизанный с улыбкой взял конверт, поклонился и, повернувшись, ужом выскользнул из кабинета.

Сидевший за столом человек задумчиво пососал сигару, затем выпустил ноздрями густой белый дым, протянул руку к шахматной доске и, опрокинув второго короля, пробормотал:

– Второй король с ума сошел…

Эмануил Ласкер сложил опасную бритву и убрал ее в футляр. Затем глянул на свое отражение в зеркале, повернувшись сначала правой, потом левой щекой, и, как всегда, остался им доволен. Огненный взгляд, гордый профиль, лихо подкрученные кверху усы – лицо настоящего воина.

Покончив с утренним туалетом, немец проверил содержимое кошелька, и на этот раз лицо его выразило недовольство. Деньги заканчивались, и где их взять, было абсолютно непонятно. Выход один – потуже затянуть пояс и продолжить играть. Победа принесет достаток. Да будет так!

• Предыдущая
• 30/63
• Следующая