Чужая страна-черника - Суомела Эркки К. - Страница 14

• Предыдущая
• 14/27
• Следующая

Один раз, когда в коридоре послышался дробный топот, на бумаге появилось уфо и множество маленьких человечков. На изображение уфо мысль Янне форменным образом рассердилась и приказала ему слушать объяснения Лилли.

Янне решил записать на бумагу слова, которые он понимал, и сложить из них фразу.

- Дети, - говорила Лилли, - три тысячи…

Когда Янне набрал пять или шесть слов, он принялся расстанавливать их друг за дружкой. Но ничего путного не выходило: дети съели три тысячи тракторов…

Нет, фразы у него не складывались.

Янне снова взглянул на место Пертти. Оно пустовало. Но, может, Пертти уже идет, может, как раз в эту минуту он пробегает в ворота? А теперь он уже может быть у входной двери, теперь в вестибюле? Янне начал пристально смотреть на дверную ручку. Вот сейчас она повернется и Пертти войдет в класс…

Но ручка оставалась неподвижной.

А что, если Пертти стоит за дверью в коридоре и не решается войти? Он такой боязливый…

Или нет, теперь он вовсе не боязливый: у него есть лучевая трубка. Янне изменил позу. Парта вдруг стала тесней. И вообще ему стало как-то не по себе.

Что, если…

Самые разнообразные мысли пронеслись в голове у Янне.

Ему подумалось о том, что Пертти с лучевой трубкой мог отправиться в Финляндию, зайцем проскочив на пароход или на самолет.

Или вот что еще…

Второе предположение Янне не посмел додумать до конца, таким ужасным оно было. А парта сжалась еще больше, он не умещался на ней. Янне сел совершенно прямо, потом повернулся на сиденье боком, нащупал опору для локтей.

- Финский дьяволенок!

Янне повернулся полностью и с минуту смотрел в сузившиеся глаза Свена. Потом прошипел:

- Заткнись, морда!

Глаза у Свена разом стали большими. Так как Янне все глядел на него, Свен повернулся и посмотрел не то на Лену, не то на Юлле. Янне еще скорчил для верности гримасу и повернулся лицом к доске. На минуту ему стало легче: он дал отпор Свену. Он оценивающе глядел на Юлле, Ганса и Томаса. Они были страшнее всех. Но, вероятно, и их можно заставить замолчать, если огрызнуться. Уж огрызаться-то по-шведски он умел - они сами же его научили.

Когда- нибудь надо бы попробовать.

Тут взгляд Янне упал на бумагу. Карандаш опять начертил свое - лист был полон лучевых трубок.

С губ Янне сорвался приглушенный стон.

Он вдруг почувствовал, что лучевой купол необходим ему самому. Но ему было бы недостаточно такого купола, который защищал бы только от ударов и от камней. Нет, он хотел бы, чтоб его окружали такие плотные лучи, которые защищали бы его от собственных ощущений. А причиной этих ощущений часто были злобные слова и суровые взгляды. Вот от чего он искал защиты. Ему хотелось чувствовать себя так, как он когда-то чувствовал себя во дворе их дома в Финляндии. Там он всегда знал, что он свой, что он на своем месте и вроде бы даже кому-то нужен.

В Швеции было иначе.

Во дворе дома в Швеции он чувствовал себя, как в школе, или на дороге, или в любом другом месте. В Швеции у него не было своего двора. И у Пертти тоже не было. А если бы и был, то даже за оградой в десять метров высотой двор не стал бы для них навсегда своим, даже в таком случае им казалось бы, что их все время сторожит кто-то невидимый; от этого сторожа не спасала никакая ограда.

Он был всегда и повсюду.

- Янне, ты что, заснул?

Это сказала Лилли. Янне скрестил руки на парте и, склонив голову, поглядел на Лилли. Когда Лилли заговорила вновь, он подался в сторону поглядеть на часы Юнгве. Еще только половина… Он вновь погрузился в размышления о Пертти и о себе.

- Что с тобой сегодня, Янне? - спросила Лилли.

Но она не ожидала от него ответа, она спросила это просто так, как спрашивают кошку или собаку.

Пертти прошел через ворота во двор в середине первой перемены. Янне такой его приход показался каким-то неестественным. Если бы Пертти доставили в школу на полицейском автомобиле, он и тогда удивился бы меньше. Он, наверное, облегченно вздохнул бы, хлопнул Пертти по плечу и сказал: «Привет!»

Но теперь…

Он лишь стоял на месте и смотрел, как Пертти крадучись идет вдоль стены. И только когда тот дошел до стайки маленьких девочек, Янне рванулся к нему.

- Что… ты… - запинаясь, произнес он. - Что с тобой случилось?

Между ними прошла девочка в желтой куртке. Потом другая, в зеленой. Пертти словно в забытьи следил, как они проходят.

- Говори же!

- Я проспал…

Мысли Янне смешались вновь. Весь предшествующий час он тревожился за Пертти, воображал бог знает что, и теперь, когда Пертти стоял перед ним целый и невредимый, он должен был бы испытывать радость. А вместо этого он был раздражен. Ему казалось, будто Пертти обманул его. Но он все же заставил себя изобразить улыбку и спросил:

- Ты помнишь, о чем я тебе говорил вчера вечером?

Пертти несколько раз кивнул.

- Да… Свирель, туман, лучевой купол…

Тут Янне все стало ясно. Но для верности он полюбопытствовал:

- Ну, а лучевая трубка… Что ты с ней сделал?

Пертти пощупал рукой нагрудный карман, потом задний.

Порывшись еще в боковых карманах брюк, он пожал плечами, развел руки и сказал:

- Потерял…

…Вечером Янне подстерегал Рахикку. Когда он наконец увидел, как тот, ковыляя, вышел во двор выкурить свою вечернюю трубку, Янне тоже бросился к скамье. Рахикка принялся прочищать трубку железной проволокой с клочком ваты. Янне почему-то казалось, что во время прочистки нельзя разговаривать. Момент для разговора наступит лишь тогда, когда Рахикка выпустит изо рта первые клубы дыма и откинется веем своим тяжелым телом на спинку скамьи.

Но Рахикка сам начал разговор. Проталкивая вату в трубку, он сказал:

- Ну, рассказывай…

И Янне выложил ему все, все объяснил и сказал также о том, до чего додумался только во дворе школы: напрасно было говорить Пертти про уфо и лучевую трубку. Пертти ровно ничего не понял из его объяснений.

- Может быть, он болен? - спросил Янне под конец.

- Нет.

- Но должен же он, такой большой, понимать.

Рахикка продул пустую трубку. Когда он заговорил вновь, в его голосе прозвучал вздох:

- Пертти потерял финские слова.

Янне в удивлении взглянул на Рахикку. Тот говорил о словах, как о вещах - как о складном ноже, который, остругав ветку, можно забыть на пне, или как об отвертке отца, которую они нигде не могли найти. Но слова… слова были в голове, в черепной коробке; оттуда ничего не могло выпасть.

- Потерял?

- Это уже случилось со многими, с десятками, сотнями людей…

- У тебя-то все слова целы.

- Ну, я приехал в Швецию взрослым - тогда они уже не теряются. А вот Пертти приехал в возрасте шести лет, он тогда еще не знал толком финский. А язык как живое растение, каждый день нуждается в пище, чтобы крепнуть и развиваться, иначе оно чахнет. Так обстоит дело и с финским языком у Пертти: он оказался без питания и зачах от голода.

- Но у него есть, наверное, другие слова, шведские.

Рахикка повернулся и взглянул на него.

- Да есть ли они у него?

- Получается…

- Да.

- …что Пертти не умеет говорить и по-шведски?

- Ну, пожалуй, умеет самую малость, как маленький ребенок. Он может сложить фразу из двух-трех слов, но это не значит по-настоящему владеть языком, так нельзя объяснить, чего ты хочешь.

Янне откинулся на спинку скамьи и попытался перевести слова Рахикки в мысли и ощущения, найти им верное место среди множества других мыслей. Как же так? Оказывается, у Пертти нет слов, вообще никаких. Он тряхнул головой, попробовал выбросить из нее все слова и быть как Пертти, размышлять без слов, и тут он испуганно вздрогнул: для того, чтобы думать, нужны были слова - названия вещей. Именно с их помощью рождались мысли. Значит, Пертти не может по-настоящему думать о явлениях и вещах… И разве человек без слов не остается совсем один на свете? Он не может понять другого, чувствовать и говорить, как другой.

• Предыдущая
• 14/27
• Следующая