Том 1. Двенадцать стульев - Петров Евгений Петрович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/113
• Следующая

Это были разные люди, разные индивидуальности, разные характеры.

Мы не знаем, кто играл первую, а кто вторую скрипку в их замечательном дуэте, да и было ли вообще такое деление. Это был и не дуэт в собственном смысле слова, потому что звучали не два голоса, а один. Их творчество неделимо. Только детальное литературно-критическое исследование могло бы решить, что в общей работе принадлежит Ильфу, а что Петрову. Потому ли они сошлись, что были совершенно одинаковы по характеру своего литературного дарования или же, наоборот, один восполнял то, чего не хватало другому? Возможно и то и другое. Во всяком случае, это был редкий и чудесный сплав двух талантов. Они не обезличились, а создали нового и оригинального писателя.

Внешнее представительство в содружестве как бы принадлежало Петрову. Это был человек широкой, открытой натуры. Он и роста был крупного, и говорил громко, и смеялся раскатисто, заразительно, весело. Он и рассказывать умел занятно и задорно. А Ильф всюду следовал за ним, высокий, худощавый, даже тощий, с узкой, впалой грудью, всегда молчаливый, сдержанный, с застенчивой улыбкой. Он редко высказывался на собраниях, на заседаниях редакции, словно предоставлял говорить за себя своему старшему товарищу. А на самом деле он был старше Петрова на шесть лет.

Ильф и Петров прежде всего обладали редким и замечательным даром подлинно веселого, умного смеха. Они не заставляли себя смеяться. Смех в литературе обладает своей техникой. Он может стать ремеслом, может иметь своих мастеров и искусников. Но если за техникой нет подлинного, живого, здорового источника веселости, нет непосредственности, нет того, что мы называем природным даром, то не выручит, не поможет никакая техника. Ремесленник обнаружит себя.

Вот в этом смысле оригинален и силен смех Ильфа и Петрова. Конечно, они превосходно владеют и мастерством комизма. Они подобны тем выдающимся комическим актерам, которые заставляют зрительный зал улыбаться и смеяться при первом же выходе на сцену. В подлинном и большом таланте юмора есть свое особое обаяние, которого никакими искусственными мерами не создашь. –

Так обаятельны в своем юморе Ильф и Петров. Они заставили весело рассмеяться всю читающую Советскую страну с первой же главы «Двенадцати стульев». Этот смех звучит и ныне, когда прошло уже свыше трех десятилетий после появления романа, когда изменилась вся социально-политическая обстановка, когда уже и читатель не тот и запросы не те.

Однако веселый смех Ильфа и Петрова в своей основе глубоко серьезен. Он служит задачам революционной борьбы со всем старым, отжившим, борьбы за новый строй, за новую, социалистическую мораль. Это глубоко осмысленный, идейный смех. Произведения Ильфа и Петрова являются образцами советской сатиры.

Сатира обладает огромной силой. У писателя-сатирика должен быть острый взгляд, позволяющий ему глубоко проникать в жизненные процессы и создавать обобщенные, типические образы. Он должен обладать метким, выразительным словом, своим собственным, оригинальным стилем.

Все это есть у нашего автора с двойным именем Ильф-Петров. У него есть, кроме того, удивительное мастерство художественной детали. Он подмечает те «мелочи», мимо которых пройдет обыкновенный наблюдатель. Ильф и Петров по такой «мелочи» создают характер персонажа.

Сатира требует направленности. Ильф и Петров, выходя на передовую линию сатирического фронта советской литературы, избрали для себя определенный участок. Они расставили свои орудия против злейших врагов социалистической революции: против мещанства, косности, обывательщины.

В самый короткий срок народ уничтожил в открытой борьбе крупнейших врагов революции – капиталистов и помещиков. Вооруженное сопротивление этих классов было сломлено. Саботаж прекращен.

Сломан был государственный аппарат, принадлежавший прежним господствующим классам. Дело это несколько более сложное, но и оно было завершено в относительно короткий срок.

У крупной буржуазии, у дворянства, у помещиков была своя, четко определенная и сугубо реакционная идеология, своя старая культура, своя мораль. Разрушение этой крепости потребовало немалых усилий, но и с этой задачей социалистическая революция справилась вполне успешно. Еще более сложным оказалось дело уничтожения деревенской буржуазии, кулачества. Социалистическая коллективизация покончила и с этим.

Когда уничтожены были крупные реакционные силы, враждебные социализму, обнаружилось со всей очевидностью, что осталась еще одна сила, на первый взгляд как будто и не столь значительная, но заключающая в себе серьезную опасность для нового общественного строя, в особенности для воспитания в коммунистическом духе нового человека, строителя коммунизма. Эта сила – мещанство, обыватели.

С нею нельзя было покончить разом, по декрету. Ее нельзя было ликвидировать, отняв у нее материальную основу существования. У нее нечего было отнимать. Мещанство аморфно. Оно не выступает прямо, не стоит стеной. Оно расползается под ногами, обволакивает, присасывается, прилипает. Его идеология и мораль расплывчаты. Мещанство не разрубишь мечом, его надо выковыривать из щелей.

Оружие мещанства – пошлость. Мещанин, обыватель умеет опошлять, принижать, выхолащивать все, к чему прикасается. Мещанство вносит пошлость в нравы, заражает пошлостью литературу, искусство. Его не всегда легко распознать. Пошляки прячутся за громкими и возвышенными словами.

Коммунисты всегда вели борьбу против мещанства, находили и изобличали его в разных политических партиях, в литературе. Особенно сильные удары наносил по мещанству А. М. Горький. Одна из первых его пьес так и называется «Мещане». Он создал художественное изображение мещанского царства в повести «Городок Окуров», писал памфлеты о мещанстве.

Октябрьская революция глубоко всколыхнула болото российского мещанства. Социалистическое строительство, индустриализация, коллективизация несли мещанству неминуемую гибель. Это разжигало ненависть мещанина к социализму.

Щедрин говорил, что нет животного более страшного, чем взбесившийся клоп. Маяковский шутливо предостерегал против мещанской «канарейки». Он предлагал свернуть ей голову, чтобы «коммунизм канарейками не был побит».

В комедиях «Клоп», «Баня» Маяковский беспощадно высмеивал мещанство. Романы Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» шли по этому же пути.

Первый роман – это широко развернутое сатирическое полотно с живыми юмористическими красками. Это обширная галерея мелких и мельчайших людишек. Связывает их общая сюжетная линия: двенадцать стульев, которые разыскивает основной герой романа Остап Бендер. Путешествие по различным городам дает ему возможность встретиться со множеством людей, разнообразных по своему характеру, но принадлежащих к одной среде. Это все мещане по духу, по характеру, бывшие чиновники, торговцы, нэпманы, люди без определенных занятий – мелкие караси-обыватели, которые на то и существуют, чтобы их живьем глотал жулик щучьей породы – Остап Бендер.

С виду это как будто даже и добродушный народ. Многие из них формально не враги социализма и советской власти. У них нет никаких политических взглядов, а у Эллочки-людоедки вообще никаких убеждений нет. Она просто двуногое млекопитающее, весь умственный багаж которого укладывается в три-четыре фразы. Однако на поверку она-то и есть та самая «канарейка», которой Маяковский советовал свернуть голову.

Эллочка-людоедка, пожалуй, один из наиболее выразительных и сильных сатирических образов в романе Ильфа и Петрова. В нем ярко представлена убогая и в то же время хищническая натура мещанства. У других это замаскировано пышными фразами, даром приспособления. Эллочка вся как на ладони. Это совсем крохотный хищный зверек, его опаснейшая черта – живучесть. Она живет и поныне. Мы встречаем ее иногда среди молодежи нашего времени, среди девушек и юношей. Они называются теперь стилягами.

Композиция романа предопределила его конец. Сюжет был исчерпан, когда Остап Бендер нашел последний стул, – тот самый, в котором были зашиты драгоценности. На суммы, вырученные от их продажи, железнодорожники выстроили превосходный клуб. Это была и последняя неудача героя романа. Ему незачем было дальше жить, и авторы покончили с ним довольно механическим способом. Как известно, Остапа Бендера зарезал его сообщник, бывший предводитель дворянства Киса Воробьянинов.

• Предыдущая
• 2/113
• Следующая