Божьи воины - Сапковский Анджей - Страница 44

• Предыдущая
• 44/136
• Следующая

Оставшись одни, они долго молчали. Рейневан почувствовал, что злость постепенно отходит. Но не знал, как и с чего начать. На Шарлея рассчитывать было нечего, в таких ситуациях он никогда не начинал первым. Кони похрапывали.

– В шулерне, – наконец заговорил Самсон Медок, – произошло то, что должно было произойти. Это было неизбежно. Это должно было произойти… Потому что… должно было. Ничто иное случиться не могло, другой ход событий был невозможен. Поскольку другое, альтернативное течение событий предполагало безразличие. Согласие. Приятие. Одобрение. То, что мы увидели в шулерне, свидетелями чего были, исключало безразличие и бездействие, а значит, альтернативы действительно не было. Случилось то, что должно было случиться. А кости… Ну что ж, кости, в принципе говоря, управляются при падении такими же законами. Падают так, как и должны упасть.

Рейневан слышал, как сидящая перед Самсоном девушка тихо вдохнула.

– В принципе, – продолжил Самсон, – мне больше нечего добавить. Если хотите о чем-то спросить… Рейнмар? Мне показалось, что тебя что-то гнетет.

– Одна мысль, – признался Рейневан, сам удивляясь своему спокойствию. – Только одна мысль. В течение года пражские магики маялись, пытаясь помочь тебе, дать возможность вернуться в свою нормальную форму, в свой нормальный мир, стихию, измерение, я уж и сам не знаю куда. У них не получилось. Сейчас мы запланировали довольно рискованный поход через Чехию, идем куда-то под Йичин и Турнов, почти к гуситской границе. Потому что стараемся тебе помочь. После того, что я сегодня видел, меня мучает некая мысль. Нужна ли тебе вообще и в чем-либо помощь? Самсон? Нужна ли тебе, способному изменить расположение брошенных костей, помощь обычных, мало что умеющих людей? Нужна ли тебе наша помощь? Необходима ли она тебе?

– Необходима, – немедленно, ни мгновения не поколебавшись, ответил гигант. – И я завишу от нее. Ведь, – добавил он очень тихо и мягко, – ведь оба вы знаете об этом.

Девушка – Маркета – вздохнула еще раз.

– Ладно, – вмешался Шарлей. – Произошло то, что произошло. Знай, Самсон, мне далеко до твоего фатализма. По-моему, от неизбежных событий и вещей очень легко защититься: надо просто их не делать. Точно так же обстоит дело с явлениями, на которые нельзя смотреть равнодушно… достаточно отвести глаза. Тем более что они оказываются на этом свете скорее нормой, нежели исключением. Но это случилось и скорее всего, как я вижу, не отменится. Мы сделали доброе дело и заплатим за это, ибо за глупость всегда платят. Однако, прежде чем это случится, план будет таков: девушку надо где-то безопасно поместить.

– Я отвезу ее в Прагу, – заявил Самсон, – К пани Поспихаловой.

Маркета демонстративно дернулась на луке, замурлыкала по-кошачьему. Самсон не обратил внимания ни на демонстрацию, ни, кажется, на то, что она очень крепко сжимала ему запястье,

– Один ты с ней ехать не можешь, – решил Шарлей. – Что делать, поедем вместе. А как быть с Таулером и Батей? Если план добраться до Тросок по-прежнему действует, Таулер бы пригодился, он утверждает, что знает, как попасть в замок. Слишком многое ему выдавать нельзя, но факт остается фактом: в шулерне они встали на нашу сторону, и из-за нас у них могут быть неприятности. Хунцледер может отомстить. Оба они служат в таборитской армии, знают, кто из значительных гейтманов поигрывал… и проигрывал у Хунцледера…

– Пусть бы каким значительным ни был этот гейтман, – пообещал Рейневан, – его можно осадить. А шулера, если тот поднимет шум, тоже. Потому что против значительных есть более значительные.

– Флютек.

– Угадал. Поэтому все вы поедете в Прагу. А я поеду дальше. К Белой горе.

Белой горой называли лысое взгорье к западу от Праги, неподалеку от остатков монастыря премонстратенсов в Страхове. Основание горы прибывающие к Праге войска неоднократно использовали для разбивки лагеря. В результате измученные реквизициями и грабежами жители окружающих деревушек убрались к черту, а район опустел. Армии приходили и уходили, но были у Белой горы и постоянные обитатели. Богухвал Неплах по прозвищу Флютек облюбовал Белую Гору в качестве своей главной квартиры и учебного центра для гуситской разведки. Флютек мог бы жить в самой Праге, но не хотел. Столичного города он не любил и боялся. Прага, что ни говори, даже в минуты покоя и порядка была чем-то вроде уснувшего, но непредсказуемого и всегда алчущего крови чудовища. Пражане легко впадали в ярость и взрывались, а во время взрыва были страшны. Для тех, кого не любили.

Флютека в Праге мало кто любил.

Поэтому Флютек предпочитал Белую гору. И тут пребывал. Благодаря тому, что он, Богухвал Неплах, здесь пребывал, название «Белая гора» войдет в историю Чехии, утверждал он, а детей, говаривал он, будут заставлять зазубривать это название.

Светало, когда Рейневан миновал некогда богатый, а теперь ограбленный и опустевший страховский монастырь. Светало, и начинал накрапывать дождь. Когда он добрался до Белой Горы, утро уже было в разгаре, а дождь полил как из ведра.

Промокшие стражники у частокола не обратили на него никакого внимания, часовой у ворот махнул рукой, указывая на площадь. Не расспрашиваемый никем, он завел коня в конюшню. Сидевшие там люди взглянули на него, никто ни о чем не спросил.

Шпионский центр строился, дождь еще больше усилил висящий над этим местом запах недавно рубленного теса и струганых досок, всюду было полно стружек. Из-за старых халуп и овинов выглядывали новые постройки, просвечивающие новой тесиной и испускающие смолу из затесов. Не вызвав ни у кого интереса, Рейневан подошел к одному из таких новых домов – низкому, длинному, напоминающему большой склад. Вошел в сени, потом в комнату. Полную дыма, пара, влаги. И людей, жующих, говорящих, сушащих одежду. Они тоже глянули на него. И тоже ни о чем не спросили.

Заглянул в большую комнату. Тут на лавках сидели человек сорок мужчин, сосредоточенно слушающих лекцию. Рейневан знал преподавателя, почтенного старца, шпиона, как говорили, служившего еще Карлу IV. Дед был настолько ветхим, что слухам можно было верить. Да и вообще, судя по возрасту и внешности, старик мог шпионить и для Пршемькловичей.[135]

– А ежели что не так пошло, кхе-кхе… – поучал он, кашляя, – если вас, того-этого, окружили, то запомните: лучше всего учинить в таком людном месте шум-гам, мол, это евреи, мол, все это, того-этого, из-за евреев, что все это еврейские козни. Берите в рот кусок мыла, пускайте у городского колодца пену и кричите: спасите, помогите, помираю, отравили, отравили, евреи, евреи. Народ тут же кинется евреев громить; начнется, того-этого, кхе-кхе, дикая свалка. Инквизиция, о вас забыв, возьмется за евреев, а вы спокойненько сбежите. То же самое, если кого поймают и на пытки поведут. Тогда, того-этого, по-глупому орать, кричать, что, мол, невиновен, что ты слепое оружие, виноваты евреи, что они велели, золотом подкупили. Поверят, дело, того-этого, верное. В такое всегда, кхе-кхе, верят.

– Эй! Рейневан!

Окликнул его Славик Кандат, знакомый Рейневана еще по студенческим временам. Когда Рейневан начинал учебу, Славик Кандат уже учился по меньшей мере лет восемь и был старше большинства докторов, не говоря уж о магистрах. Впрочем, «учился» было словом неадекватным – Славик, правда, в училище бывал, иногда его удавалось там увидеть. Но в сто раз чаще можно было застать в каком-нибудь борделе на Перштыне либо на Краковской. Либо в городской тюрьме, куда его регулярно сажали за пьяные разборки и ночное дебоширство. Хоть и не мальчишка, Кандат любил стычки и драки, поэтому не было ничего странного в том, что после дефенестрации он с энтузиазмом влился в революционный поток. Рейневан нисколько не удивился, увидев его у Флютека весной 1426 года, во время первого посещения Белой Горы.

• Предыдущая
• 44/136
• Следующая