Божьи воины - Сапковский Анджей - Страница 122
- Предыдущая
- 122/136
- Следующая
– Что случилось? – не выдержал Рейневан. – В чем дело?
– Потом, – отрезал Горн. – Потом, Рейневан. Сейчас у нас впереди встреча. И серьезные беседы. Пошли. Ты, Бисклаврет, отыщи здесь кого-нибудь, кому можно верить и кто хорошо информирован. Я хочу знать больше.
Встреча произошла в шинке на улице Лучничей, неподалеку от ворот с таким же названием, а важные разговоры касались доставки оружия и коней из Польши. Собеседником был знакомый Рейневану раубриттер, поляк, именующий себя Пораем Блажеем Якубовским. Якубовский не узнал Рейневана. И неудивительно. Прошло столько времени. И кое-что произошло.
Разговору немного мешала царящая суматоха и слишком веселое настроение переполнявших корчму гостей. У свидничан явно был какой-то повод торжествовать. И не только Рейневана интересовало какой.
– Вас, кажется, побили? – неожиданно прервал переговоры Якубовский, движением головы указывая на ликующих горожан. – На Лужицах? Под каким-то Кратцау или что-то такое? Кажется, вам там здорово врезали господа Поленц и Колдиц, хорошего, болтают, дали вам пинка. Э? Ну говори же, Горн, интересуюсь деталями.
– Сейчас не время об этом говорить.
Тут вернулся Бисклаврет. Порай сразу же догадался, с чем. И уперся на том, что, однако, самое время. Выхода не было.
– Сироты Яна Краловца, – медленно начал Обдирала, – окружили в Чехии какую-то крепость, мой информатор забыл, какую и где. У них кончилась пища, конца осады видно не было, поэтому они решили пойти несколькими ратями на поиски, подграбить. На Лужицы. Шестого ноября сожгли Фридланд, а в следующие дни опустошили околицы Згожельца, Любия и Житавы. Нагрузили телеги добром, согнали скот и двинулись обратно. По тракту через Градек над Нисой. И тут…
– На них напали, да?
– Напали, – неохотно признал Бисклаврет. – Краловец слишком зазнался… Недооценил немцев, отнесся к ним легкомысленно. А тем временем Шесть Городов мобилизовали сильный контингент под командой Лотара Герсдорфа и Ульрика Биберштайна. Из Нижних Лужиц быстрым маршем прибыл на поддержку ландвойт Ганс фон Поленц, из Свидницы потянулся Альбрехт фон Колдиц. Быстро присоединились князья, Ян Жаганский и его брат Генрик Старший в Глогове, вдобавок привел свою дружину Гоче Шафф из замка Гриф. Они двинулись в погоню за Краловцем, в день святого Мартина на рассвете неожиданно ударили по походной колонне сирот. В миле за Градком. Под Кратцау.
– И побили их.
– Еще как побили. – У Бисклаврета было выражение лица человека, который не может выплюнуть, а вынужден проглотить. – Краловец ушел… Потерял… Потерял несколько…
– Сотен человек, – докончил поляк. – Телеги. И всю добычу.
– Но немецких трупов, – проворчал Обдирала, – тоже под Кратцау на поле много осталось. С Лотаром Герсдорфом во главе.
– Однако же, – проворчал Якубовский, – Кратцау показал, что вы не непобедимы.
– Лишь Бог непобедим.
– И те, что у Бога в милости, – криво усмехнулся поляк. – Или вы, гуситы, уже лишились этой милости?
– Пути Господни, – Горн взглянул ему прямо в глаза, – неисповедимы, ваша милость Якубовский. Их не узнаешь и не предвидишь. Другое дело с людьми, эти предугадываемы. Впрочем, жаль тратить время на болтовню. Вернемся к нашему гешефту. Сейчас это важнее.
Других важных дел у Урбана Горна было немало. А у поднятого до ранга ассистента Рейневана было все меньше шансов быстро вернуться к Ютте.
В Свиднице они пробыли недолго, поехали в Нису, предварительно попрощавшись с Бисклавретом.
– Увидимся, – Обдирала на прощание заглянул Рейневану глубоко в глаза. – Увидимся, когда придет время. А чтобы ты об этом не забыл, я явлюсь. Явлюсь в твой уютный монастырчик и напомню об обязанностях. – Это прозвучало немножко как бы угрозой, но Рейневан не испугался. У него не было времени. Горн торопил.
Они поехали в Ополе, район, который Горн считал сравнительно безопасным. В Опольском и Немодлинском княжествах все большее влияние и вес приобретал наследник земель, юный князь Болько Волошек. Антипатия Болька к епископу и отвращение к клиру и инквизиции были широко известны. На Опольщине преследование гуситов согласия не получило. Епископ и инквизитор угрожали юному князю отлучением от Церкви, но Волошек чихал на это.
У Горна и Рейневана не было постоянной базы, все время перемещаясь, они действовали между Ключборком, Ополем, Стжельцами и Гливицами, контактируя с людьми, прибывающими из Польши – из Олькуша, из Хенчин, из Тжебини, из Велуня, из Пабаниц и даже из Кракова. Дел, требующих выполнения, и действий, нуждающихся в обсуждений, было много. Рейневана, который в основном молча присутствовал на переговорах, поражали торговые таланты Урбана Горна. Не меньше поражала степень сложности вопросов, которые он раньше считал банально простыми.
Оказывается, пуля пуле рознь. Используемые гуситами пищали в основном стреляли шариками калибра один палец. Палец и одно зерно ячменя были типичным калибром стволов ручниц и легких гаковниц, стволы более тяжелых гаковниц и хандканон имели калибр, равный двум пальцам, стволы тарасниц были унифицированы под пули калибра двух пальцев и одного зерна. Урбану Горну надо было договориться с представителями польских кузниц о доставке всех этих видов пуль в соответствующих количествах.
Как выяснилось, ружейный порох тоже не был просто порохом, он уже давно перестал быть тем, чем был во времена Бертольда Шварца. Пропорции селитры, серы и древесного угля должны были строго соответствовать оружию, для которого порох предназначался: ручное оружие требовало больше пороха с большим содержанием селитры, для хуфниц, тарасниц и бомбард требовался порох, содержащий больше серы. Если смесь была не та, порох годился исключительно для фейерверков, да и то не очень. Порох также должен был быть соответствующим образом гранулирован, если не был – разлагался при транспортировке: более тяжелая селитра «опускалась» вниз, к дну емкости, более легкий уголь оставался наверху. Стабильный и легко воспламеняющийся гранулят получали путем орошения размолотого пороха человеческой мочой, причем самый лучший эффект давала моча обильно и часто выпивающих людей. Поэтому неудивительно, что порох, производимый в Польше, пользовался на рынке повышенным спросом, а польские пороховые мельницы – заслуженной славой.
– Чуть не забыл, – сказал Горн, когда они возвращались после заключения очередной сделки. – Шарлей велел пожелать тебе здоровья. Просил передать, что чувствует себя хорошо. Он все еще в Таборе, в полевых войсках. Гейтманом полевых войск сейчас назначен Якуб Кромешин из Бжезовиц, Ярослав из Буковины погиб в октябре во время осады Бехини. Шарлей там тоже был, участвовал также в рейдах на Ракусы и в атаке на Верхний Палатинат. Чувствует он себя, кажется, я уже сказал, хорошо. Здоров и весел. Порой излишне.
– А Самсон Медок?
– Самсон в Чехии? Не знал.
Назавтра поехали в Тошек, поговорить с поляками о пулях, калибрах, сере и селитре. Рейневану все это начало слегка надоедать. Он мечтал о возвращении в монастырь, к Ютте. Мечтал, чтобы случилось что-нибудь такое, что позволило бы ему вернуться.
И домечтался.
– Будем возвращаться, – заявил насупившийся Горн, вернувшись из опольской коллегиатской школы, куда ходил часто, но всегда один. Без Рейневана. – Я должен выехать. Не ожидал… Признаюсь, не ожидал, что это случится так быстро. У нас, Рейнмар, снова война. Сироты Краловца перешли силезскую границу. По Левинскому перевалу. Идут словно буря прямо на Клодзк. Может оказаться, что ты не успеешь добраться до города прежде, чем Краловец начнет осаду. Но ты должен туда ехать. Сейчас же. На коня, друг.
– Прощай, Горн.
Было пятое декабря 1428 года. Второе воскресенье адвента.
Он поехал на Бжег, по Краковскому тракту, а по дороге его догоняли вести. Сироты Краловца огнем и мечом опустошили Клодзкскую котловину. Сожгли Быстрицу, в городе учинили бойню. На сам Клодзк, как следовало из сообщений, Краловец еще не ударил, даже не подошел близко. Но Силезию, как и в марте, начала охватывать паника. На дорогах было тесно от беженцев.
- Предыдущая
- 122/136
- Следующая