Башня Ласточки - Сапковский Анджей - Страница 32

• Предыдущая
• 32/98
• Следующая

— «О дурная Империя и близкая гибель»! — продекламировал насмешливо Бонарт. — Империя, в которой все крадут, должна развалиться. Ибо в своекорыстии и самолюбии слабость ее кроется.

— В этом кроется мощь ее и сила, — затряс щеками Хувенагель. — Ты, Бонарт, путаешь воровство с частным предпринимательством.

— И очень даже часто, — равнодушно признал охотник за наградами.

— Ну, так как там с нашей «компанией»?

— А не рановато ли делить северные территории? Может, для верности подождать, пока Нильфгаард выиграет войну?

— Для верности? Не шути. Результат войны предрешен. Войны выигрывают деньги. У Империи они есть, у нордлингов их нет.

Бонарт многозначительно кашлянул.

— Коли уж мы заговорили о деньгах…

— Все в порядке. — Хувенагель покопался в лежащих на столе бумагах. — Вот банковский чек на сто флоренов. Вот акт договора переадресовки обязательств, в силу которого я получу от Варнхагенов из Гесо награду за головы бандитов. Подпиши. Благодарю. Тебе полагается процент со сборов от представлений, но касса еще не закрыта. Большой интерес, Лео, к искусству. Право же, большой. Люди в моем городке ужасно страдают от тоски и хандры.

Он осекся, взглянул на Цири.

— Искренне надеюсь, что ты не ошибся и эта… особа доставит нам заслуженное развлечение… Пожелает сотрудничать с нами ради общего блага… и выгоды.

— Для нее, — Бонарт окинул Цири холодным рыбьим взглядом, — никакого блага не будет. И она об этом знает.

Хувенагель поморщился.

— Это скверно, черт побери, скверно, что она об этом знает. А не должна бы. Что с тобой, Лео? А если она не пожелает быть увеселением, если окажется злостно ненадежной? Что тогда?

У Бонарта не изменилось выражение лица.

— Ну, тогда, — сказал он, — мы выпустим на арену твою братву. Они, помнится, всегда были надежны. В смысле увеселений.

Цири молчала долго, потирая покалеченную щеку, наконец сказала:

— Я начинала понимать. Начинала понимать, что они намерены со мной сделать. Я вся собралась, была готова бежать при первой же возможности. Готова была на любой риск. Но они не предоставили мне такой возможности. Присматривали за мной хорошо.

Высогота молчал.

— Они стащили меня вниз. Там ждали гости толстого Хувенагеля. Такие же уникумы! Откуда на свете берется столько поразительных чучел, Высогота?

— Размножаются. Естественный отбор.

Первый из мужчин был невысокий и толстенький, напоминал скорее низушка, чем человека, даже держал себя как низушек — скромно, порядочно, опрятно и… пастельно. Другой, хоть и немолодой, был в одежде и при выправке солдата с мечом, а на плече его черной куртки горело серебряное шитье, изображающее дракона с крыльями летучей мыши. Третьей была светловолосая и тощая женщина, лицо ее украшал слегка крючковатый нос и тонкие губы. Ее фисташкового цвета платье было чрезмерно декольтировано. Нельзя сказать, что это было удачное портновское решение. Декольте почти ничего не демонстрировало, если не считать малопривлекательной морщинистой и пергаментно сухой кожи, покрытой толстым слоем белил.

— Высокородная маркиза де Нэменс-Уйвар, — представил Хувенагель. — Господин Деклан Рос аэп Маэльглыд, ротмистр тыла конных войск его императорского величества владыки Нильфгаарда. Господин Пенницвик, бургомистр Клармона. А это господин Лео Бонарт, мой родственник и давний соратник.

Бонарт слегка поклонился.

— Ну а это — та маленькая разбойница, которой сегодня предстоит нас развлекать, — отметила факт тощая маркиза, впиваясь в Цири блекло-голубыми глазами. Голос у нее был хриплый, сексапильно вибрирующий и донельзя пропитой. — Не очень красива, сказала б я. Но неплохо сложена… Вполне приятное… тельце.

Цири дернулась, оттолкнула назойливую руку, побледнев от ярости и шипя как змея.

— Прошу руками не трогать, — холодно проговорил Бонарт. — Не подкармливать, не дразнить. За последствия не отвечаю.

— Тельце, — маркиза облизнула губы, не обращая внимания на его слова, — всегда можно привязать к кровати, тогда оно становится более доступно. Может, продадите, господин Бонарт? Мы с маркизом любим такие тельца, а господин Хувенагель журит нас, когда мы используем местных пастушек и кметских ребятишек. Впрочем, маркиз теперь уже не тот, что раньше! Детвора не для него. Бегать не может из-за всяческих шанкров и кондилом, которые у него в промежности пооткрывались…

— Довольно. Довольно, Матильда, — мягко, но быстро сказал Хувенагель, видя на лице Бонарта растущее отвращение. — Пора уже в цирк. Господину бургомистру только что сообщили, что в город въехал Виндсор Имбра с подразделением кнехтов барона Касадея. Значит — нам пора.

Бонарт достал флакончик, протер рукавом ониксовую крышку столика, высыпал на нее маленькую горку белого порошка. Притянул Цири за цепь от ошейника.

— Знаешь, как этим пользоваться?

Цири стиснула зубы.

— Втяни носом. Или возьми на послюнявленный палец и вотри в десну.

— Нет!

Бонарт даже не повернул головы.

— Сделаешь сама, — тихо сказал он, — или это сделаю я, но тогда уж потешатся все присутствующие. Слизистые оболочки у тебя ведь не только во рту и в носу, Крысица. В некоторых других забавных местах тоже. Я кликну слуг, велю тебя раздеть, придержать и использую для забавы эти места.

Маркиза де Нэменс-Уйвар гортанно засмеялась, глядя, как Цири дрожащей рукой тянется к наркотику.

— Забавные места, — проговорила она, облизнув губы. — Любопытная мысль. Надо будет как-нибудь попробовать! Эй, эй, девушка, осторожнее, не транжирь хороший порошок. Оставь немного мне!

Наркотик был гораздо сильнее, чем тот, которым пользовались Крысы. Уже через несколько минут Цири охватила слепящая эйфория, все вокруг стало резким, свет и краски резали глаза, запахи свербили в носу, звуки стали невыносимо громкими, все сделалось нереальным, воздушным, эфемерным. Были ступени, были угнетающие тяжелой пылью гобелены и драпри, был хриплый смех маркизы де Нэменс-Уйвар. Был двор, быстрые капли дождя на лице, рывки ошейника, который все еще не был с нее снят. Огромное здание с деревянным куполом и большой отвратительно безвкусной картиной на фасаде — не то дракон, не то грифон, не то выворотень. Перед входом в здание толпились люди. Один кричал и жестикулировал.

— Это мерзко! Мерзко и грешно, господин Хувенагель! Дом, бывший некогда храмом, использовать для столь нечестного, бесчеловечного и отвратительного зрелища! Животные тоже чувствуют, господин Хувенагель! У них тоже есть свое достоинство! Преступно ради выгоды натравливать одних на других к утехе черни!

— Успокойтесь, святой отец! И не мешайте моему частному предпринимательству! А вообще-то сегодня здесь не будут натравливать животных. Ни одного зверя! Исключительно люди!

— Ах так? Ну, тогда прошу прощения.

Здание было набито людьми, сидевшими на рядах скамей, расположенных амфитеатром. В центре разместилась яма, круговое углубление диаметром около тридцати футов, обнесенное толстыми бревнами и окруженное перилами. Смрад и шум дурманили. Цири снова почувствовала рывок ошейника, кто-то схватил ее под мышки, кто-то подтолкнул. Не ведая как, она оказалась на дне охваченного бревнами углубления, на плотно утрамбованном песке.

На арене.

Первый удар прошел, теперь наркотик лишь подбадривал и обострял органы чувств. Цири прижала руки к ушам — заполняющая амфитеатр толпа гудела, гикала, свистела. Шум стоял невероятный. Она увидела, что ее правое запястье и предплечье тесно охватывают кожаные наручи. Когда ей их надели, она не помнила.

Услышала знакомый пропитой голос, увидела тощую фисташковую маркизу, нильфгаардского ротмистра, пастелевого бургомистра, Хувенагеля и Бонарта, занимающих возвышающуюся над ареной ложу. Она снова схватилась за уши, потому что кто-то вдруг крепко ударил в медный гонг.

— Глядите, люди! Сегодня на арене не волк, не гоблин, не эндриага! Сегодня на арене убийца Фалька из банды Крыс! Заклады принимает касса у входа! Не жалейте денег, люди! Удовольствие не съешь, не выпьешь, но если поскупишься на него — не приобретешь, а потеряешь!

• Предыдущая
• 32/98
• Следующая