Прекрасны ли зори?.. - Ракипов Шамиль Зиганшинович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/57
• Следующая

— Вот что, Гильфан, ступай помоги Кабушкину. Людей оставь со мной. Мы задержим самураев!..

— Иван…

— Никаких возражений! А если со мной что-нибудь случится…

Неподалёку упал снаряд. Взрыв не дал Ивану договорить. Горячий удушливый вихрь ударил нас друг о друга и опрокинул в грязь.

— С нами ничего не случится, Иван, — сказал я, когда мы встали. — Только жаль, что патроны на исходе!

— Ничего. Справимся. Исполняйте приказ, товарищ отделком!

— Есть! — Я козырнул и побежал к озеру, к тому месту, где, по моим предположениям, должны находиться раненые.

— Я на тебя надеюсь. Гильфан! — долетел до меня сзади голос Ивана.

В зарослях, где мы вчера спрятали лодку, я разыскал раненых товарищей. Семеро лежали на подстилке из сухого камыша, метались в бреду, стонали. Один сидел, сжимая винтовку. Заслышав мои шаги, он щёлкнул затвором. Я подал голос.

Моих бойцов среди раненых не было. Их, видно, забрал Кабушкин.

— Давно отплыли? — спросил я у раненого.

— Давно. Лодку, кажись, пулей прошибло. Потонула у того берега. Хорошо, что там неглубоко. Одни сами кое-как выбрались на сушу, других Кабушкин таскал. Чуть сам не потонул, отсюда видно было… Кажись, он плавать не умеет, не то вернулся бы…

Я окинул взглядом озеро: до противоположного берега более полукилометра. «Иван рассчитывает на меня. Мне помощи ждать неоткуда!..» Я быстро скинул сапоги, стянул с себя гимнастёрку. Взвалил на спину одного из раненых и, раздвигая свободной рукой стебли камыша, ступил в воду. Стараясь дышать поглубже, поплыл на боку, подгребая одной рукой, а другой удерживая товарища на поверхности воды. Вот и пригодилась сноровка, выработанная ещё в детстве. Мы часто соревновались, кто дальше проплывёт по реке против течения. Я среди мальчишек считался не последним пловцом.

В воду с цоканьем падают шальные пули. То впереди, то позади меня, вздымая воду, взрываются залетевшие сюда снаряды. Вода, забурлив, мутнеет и, вздыбившись, накрывает меня с головой. В такие моменты я думаю только о том, как бы не выпустить из рук раненого товарища. Я отчаянно работаю ногами, и мы опять оказываемся на поверхности. Но боль в раненой ноге сделалась нестерпимой, в плечах появилась ломота. В сердце начинает закрадываться страх, что я выбьюсь из сил прежде, чем достигну берега.

Я плыл и время от времени пытался нащупать ногами дно. А дно у озера Хасан неровное. Кое-где глубокие впадины, а местами вода приходится по пояс. Нащупав дно, я становлюсь на него и отдыхаю минуту.

— Дружище! Эй, дружище! — тормошу я раненого.

Но парень не отзывается. Голова его безжизненно свесилась. Но дышит, чувствую — дышит!

А слабое дыхание — это ниточка, которая ещё связывает его с жизнью. Скорее в камыши, что стоят густой стеной, до которых, кажется, рукой подать. Но, как назло, здесь очень глубоко. Плыву из последних сил. Задыхаюсь, ртом хватаю воздух. Нахлебался воды, закашлялся. Голова закружилась, затошнило — не то от вонючей воды, не то от усталости…

Наконец-то ноги упёрлись в дно. Обхватив товарища, метнулся в заросли.

Я уложил раненого под раскидистой ивой, гибкие ветви которой нависали широким шатром. Сел на землю, прислонясь спиной к стволу дерева. Не прошло и пяти-шести минут, японцы неожиданно усилили артиллерийский обстрел озера. Слегка отдохнув, я опять пустился вплавь, в обратную сторону.

Выбрался на берег сам не свой. Чувствую, силы на исходе. Могу и сам утонуть, и товарища погубить. Лежу на спине, хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на сушу. По телу дрожь пробегает, никак согреться не могу. Почему-то сон одолевает. Шепчу себе: «Гильфан, возьми себя в руки! Окажись на твоём месте Иван, он бы держался…» Еле слышно, будто сквозь сон, до меня доносятся глухие взрывы, резкие, как щёлканье пастушьего кнута, выстрелы. С трудом доходит до моего сознания, что неподалёку идёт бой. Пытаюсь подняться, но земля крутится, опрокидывается, словно не хочет меня держать на себе, — кажется, вот сейчас оторвусь от неё и улечу невесть куда. Что же это такое? Сознание теряю, что ли?..

Я услышал слабый стон, донёсшийся из камышовых зарослей, и невнятное бормотание. Раненые бредят! Кто-то повторяет одно и то же: «Воды… воды… воды…»

Я с трудом поднялся. «Надо соорудить плот! — промелькнула мысль. — Но только из чего?..» Медленно побрёл вдоль берега. И вскоре наткнулся на дерево, расщеплённое молнией. Неподалёку валялись два сухих, довольно толстых куска дерева. Никогда я ещё так не радовался ни одной своей находке. Втащил оба куска в воду, связал ремнём. Получилось нечто похожее на плот. Я навалился на него — не тонет, удерживает! Толкая впереди себя, я подогнал плот к тому месту, где были спрятаны раненые. Красноармейца, который громко бредил и мог этим выдать остальных, я подтащил к воде, уложил на плот. Теперь в путь! Хорошо, что мелкие места мне уже известны. Стараюсь не смотреть на противоположный берег — уж слишком медленно он приближается. Неподалёку разорвался снаряд. Я навалился на раненого, чтобы волна не опрокинула плот. Но плот не удержал двоих, мы оба погрузились в воду…

Я потерял чувство времени. Забыл, сколько раз пришлось пересечь озеро, думал только о том, сколько осталось переправить раненых.

Ещё трое в опасности!..

Осталось двое!..

Ещё один!..

Когда уложил под ивой последнего раненого и сам, не в силах пошевельнуться, остался лежать неподвижно рядом с ним, вдруг услышал чей-то топот. Машинально нащупав рукой винтовку, приподнялся. Вдоль берега скакали верхом наши санитары и несколько пограничников. Я их окликнул.

Санитары ощупали меня, перевязали ногу.

— Давай-ка мы и тебя отвезём в лазарет, — предложили они.

— Нет, ребята, — говорю им, — в лазарет мне нельзя. У меня друг на той стороне остался. А вот маленькую посылочку я с вами отошлю. Этот свёрток доставьте в штаб. Только скажите, пусть платок не выбрасывают. Он мне на память подарен.

Таким образом я отправил удостоверения японских вояк и документы, изъятые у офицера. Мне было легко и радостно, оттого что я выполнил боевое задание. От этого и силы во мне прибавилось. Теперь я смогу прямо посмотреть в глаза моему другу и сказать: «Не напрасно ты на меня надеялся, Иван!..» А только как он там? Жив ли?..

Я вылез на берег и прислушался: тишина такая, будто сроду не было здесь никакого боя, а всё это мне приснилось. Даже слышно, как комары звенят в камышах. У воды негромко заквакала лягушка. «Неужели всех наших перебили?» Мне сделалось жутко от этой мысли. Но вот невдалеке захлопали выстрелы. Лягушки все сразу смолкли.

До этой секунды я не предполагал, что завязавшийся где-то бой может кого-то обрадовать. Я возликовал: «Значит, наши живы! Скорее на помощь своим!..»

Пробираюсь сквозь камыши, то и дело натыкаюсь на выгоревшие, ещё дымящиеся поляны. Вскоре вышел к небольшому заливу. «Где же товарищи? Только что здесь стреляли!» Вдруг мой слух уловил тихий стон. Я резко обернулся и увидел двух неподвижно лежавших бойцов. В одном из них я тут же узнал Чернопятко. Я бросился к нему. Схватив, встряхнул за плечи.

— Ваня, дружище, что с тобой? — вырвался у меня сдавленный крик.

— Всё нормально, Гильфан… Ползём вот… — сказал Иван, с трудом открыв глаза и силясь улыбнуться.

Я поддерживаю голову Ивана и чувствую, что волосы на его затылке слиплись.

— Где лейтенант, Иван? — спрашиваю, перевязывая его голову бинтом.

— Там… Он и Спесивцев… нас прикрывают… Слышишь?

И в самом деле, вдалеке прогремели два выстрела.

— Тогда я бегу им на помощь! — сказал я. — Ждите здесь, мы скоро придём!

Я загнал в ствол винтовки патрон и ступил в камыши. Но попробуй-ка в этих зарослях, раскинувшихся на несколько километров, найти то, что ищешь.

Вдруг слева от меня раздались выстрелы. Я присел и напряг слух. Потом стал красться туда, откуда стреляли. Нужно быть осторожным — легко наткнуться и на врагов.

Мне навстречу вышел Спесивцев. Он волок ручной пулемёт, держа за ствол. Мы остановились друг против друга.

• Предыдущая
• 41/57
• Следующая