Дом на горе - Мусатов Алексей Иванович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/77
• Следующая

С каким волнением ждали школьники урожая! Наконец сад начал плодоносить. Урожай был невелик — всего несколько сотен яблок и груш. Небольшую часть их школьники съели тут же в саду, остальные плоды были розданы на пробу колхозникам — пусть все убедятся, что и на скупой, неласковой высоковской земле могут расти свои сады!

С тех пор плодовый питомник при школе расширялся из года в год. Каждый ученик, добросовестно потрудившийся на участке, имел право выкопать в питомнике несколько саженцев и посадить их у себя на усадьбе. Не было отказа в посадочном материале ни колхозникам, ни соседним школам, ни работникам МТС. Когда высоковский колхоз начал закладывать свой сад, юннаты подарили ему несколько сот саженцев, помогли их посадить и долгое время являлись как бы негласными шефами молодого сада: окапывали плодовые деревья, обрезали их корни, проводили прививку.

«Человек многое может», — говорил Фёдор Семёнович юннатам, а ребятам льстило, что их маленькие руки так по-хозяйски обращались с землёй.

Часто по вечерам, после дневной работы на школьном участке, юннаты пускались путешествовать по звёздным дорогам. Сладко пахло землёй, белым широким трактом лежал Млечный Путь, кричали во ржи коростели… Учитель говорил им о коростелях и о звёздах, о колхозной земле и Иване Владимировиче Мичурине. Говорил о том, что земля как книга: её только надо уметь раскрывать на нужной странице, и землю надо учить, как вот их, ребятишек, учат учителя в школе.

И Марина мечтала: хорошо бы съездить в город Мичуринск, показать ученикам Ивана Владимировича выращенные высоковскими школьниками яблоки и овощи! Хорошо, если бы вся земля стала такой же красивой, полезной и щедрой, как вот их пришкольный сад и огород!

«Интересно было тогда у нас в школе! — подумала Марина. — И жили мы все дружно, весело. Наверное, я с тех пор и к земле привязалась…»

Пройдя через плодовый питомник, она вышла к дальнему углу участка и здесь около канавы увидела запущенную делянку и на ней Костю и Кольку Ручьёвых. Братья с сердитыми лицами вырывали из земли толстые стебли сорняков.

— Это и есть опытная делянка? — усмехаясь, спросила Марина. — Сеял просо, а вырос лес дремучий.

Костя вскинул голову и нахмурился. Вот уж некстати появилась здесь Марина!

— Это всё он… погоревший юннат постарался! — подал голос Колька.

— Почему же погоревший? — спросила Марина.

— Вытряхнут его скоро… за особые заслуги.

Костя недовольно покосился на брата:

— Не твоего ума дело! Накинь лучше платок на роток… — И вдруг вспылил: — Я как учил? Сорняки с корнем вырывать надо… А ты одни верхушки сощипываешь!

— А зачем такие вырастил?

Марина покачала головой:

— Ох, братцы, братцы! Всё задираете друг дружку!

Она нагнулась и вырвала из земли несколько сорняков. Потом вдруг подалась вперёд и присела на корточки: среди густых сорняков, как бы потеснив их в стороны, рос высокий, раскидистый стебель проса.

— Костя, что это?

Не успел мальчик ответить, как Марина заметила поодаль ещё один стебель, потом ещё и ещё… Она быстро вырвала все их из земли, собрала в снопик. Сноп получился тяжёлый, высокий — Марине почти до пояса.

— Чудо-то какое! — Девушка посмотрела на Костю: — Ты что, поливал посевы?

— От меня капли им не перепало.

— Может, подкармливал чем?

— И не думал.

— С чего же они разрослись так? И вширь и в высоту… Их даже сорняки не заглушили!

— Кто их ведает… — неопределённо протянул Костя.

— Нет, нет, ты расскажи: что же ты всё-таки делал с просом?

— Да почти ничего… Только одну прополку провёл…

— Хороша прополочка! — фыркнул Колька. — Больше половины стеблей с корнем вырвал…

— Ну и вырвал! — вспыхнул Костя. — А если им простору не было, задыхались растения…

— Как… как ты говоришь? — встрепенулась Марина. — «Простору не было, задыхались»? Почему тебе это в голову пришло?

— А мне опытник Свешников из денисовского колхоза сказал: «Сей редко — попадёшь метко». Вот я и попробовал просо прополоть…

— Ну, а дальше, дальше что стало с твоим просом?

— Что ж дальше… — насупился Костя. — Не получилось у меня ничего… Да и с ребятами я разругался…

— Так, значит, и забросил свой опыт?

— Отболело у меня это дело…

— Ах ты, Ручей бурливый! Держать тебя некому.

Марина с сожалением покачала головой и ещё раз обошла делянку, выискивая среди сорняков стебли проса. Но ничего больше найти не удалось.

— Да-а… небогато уродилось. С целой делянки — один снопик… — задумчиво сказала Марина, а потом неожиданно попросила: — Ты мне можешь уступить свой урожай?

Костя недоверчиво поднял голову. Что это? Подвох, шутка? А вдруг просяной снопик попадет на юннатскую выставку и там напишут что-нибудь вроде: «Урожай бывшего юнната Ручьёва — один сноп с делянки»?..

Но Марина смотрела на мальчика серьёзно, почти строго.

— Какой это урожай! Курам на смех! — пробормотал Костя. — Возьми, коль не шутишь.

— Спасибо! — кивнула Марина и, как ребёнка прижимая просяной сноп к груди, пошла к школе.

Двухэтажное вместительное здание школы было срублено из крепких сосновых брёвен, которые лоснились на солнце, как огромные восковые свечи. Кое-где на них проступала смола, похожая на кусочки засахарившегося мёда.

Сбоку к школе примыкал небольшой флигелёк, где жил Фёдор Семёнович с женой.

Ученики не случайно звали директорскую квартиру «КП» — командным пунктом. Она была отделена от школы бревенчатой стеной, и Фёдор Семёнович всегда легко улавливал, что происходит в классах и коридорах. Доносилось ровное, слаженное, словно из улья, гудение — и он знал, что урок ведёт Клавдия Львовна. Воцарилось мёртвое молчание в седьмом классе — и директор невольно улыбался: «Покорил Илья Васильевич своими рассказами. Теперь звонка не будь хоть до вечера — ребятишки и не вспомнят». Трещала и содрогалась в перемену лестница, ведущая на второй этаж: «Опять пуническая война!» — догадывался Фёдор Семёнович и спешил унять расшалившихся шестиклассников.

Марина постучала в дверь флигелька и вошла в учительскую квартиру. Причудливая это была квартира: всюду — на столе, на подоконниках, на стульях — лежали стопки тетрадей, книги, альбомы, коллекции жуков и бабочек; на стенах висели пучки сухих трав, снопики ржи и пшеницы; в углу шуршал листом бумаги колючий ежик, а в клетке, нахохлившись, сидел седой лунь. Совсем недавно школьные птицеловы захватили луня в тёмной риге, и сейчас Клавдия Львовна вместе с Галиной Никитичной осматривали подбитое крыло птицы.

Марина поставила в угол снопик проса и долго шаркала ногами о половичок у двери, хотя на улице было сухо и туфли её были чистые. Потом поздоровалась с учительницами и спросила:

— А Фёдор Семёнович всё ещё не приехал? Ой, как же он мне нужен сейчас!

— Теперь уж скоро будет. Телеграмму прислал. Посмотри! — Клавдия Львовна кивнула на стол. Марина взяла телеграмму и вслух прочитала:

— «Всё хорошо. Дома буду седьмого. Хворостов»… А про здоровье ничего не сообщает. Как у него с рукой-то?

— Будем надеяться, что всё благополучно, — со вздохом сказала Клавдия Львовна.

— «Буду седьмого», — повторила Марина, вертя в руках телеграмму. — Завтра, значит. А к какому часу подводу высылать? К какому поезду? Задача! А может, он, Фёдор Семёнович, пешком пойдёт со станции? Он ведь любит неожиданно нагрянуть.

— Любит, да не сможет… Не откуда-нибудь едет, а из Москвы. Значит, не с пустыми руками… Поди, полным-полна его коробушка! — Клавдия Львовна с усмешкой покосилась на Марину. — Только одна ты сколько ему поручений перед отъездом надавала, да Сергей Ручьёв, да дед Новосёлов…

— Это верно, — сконфуженно призналась Марина. — Главное, чтобы Фёдор Семёнович Андрея Новосёлова в Москве повидал! Может, тот какой-нибудь совет пришлёт, как нам просо выращивать.

— А что это ты за снопик принесла? — поглядывая в угол, спросила Галина Никитична.

Марина рассказала о своей находке.

• Предыдущая
• 17/77
• Следующая