Большой пожар - Санин Владимир Маркович - Страница 18

• Предыдущая
• 18/66
• Следующая

А-ПО А. Девушка, скажите, пожалуйста, куда ещё можно позвонить администрации, я нахожусь на 15-м, в гостинице. Д. Да, я знаю, у вас много сил работает. А. Очень приятно, но если в номере полно дыма… А что, если выбить окно? Оно не открывается… Может, щели задраить хорошенько и пересидеть? Д. Да, да, конечно, держитесь, товарищ. А. Что ж, попробуем продержаться. Лучше бы, конечно, вдвоём, может, заглянете? Шучу…

А-ПО А. Девушка, я вам звонил, я на 8-м, Микулин… Д. Машины работают, сейчас вам окажут помощь. А. Но здесь никого нет! Д. Нет, машины там, к вам пожарные идут, со стволами.

18.43. А. …женщины прыгают!… Паника, окна бьют! Д. Успокойтесь, выйдите и скажите… А. Я никуда не могу выйти, я в кабинете, я…

А-ПО А. Там снизу снимают, а на 10-й не идут! Д. К вам пробиваются, товарищ, уже скоро. А. Никто здесь не пробивается! Поскорее! Д. Прошу вас, без паники, товарищ. А. Какая, к черту, паника, когда люди с ума сходят! Ребёнок тут… Д. Вы же мужчина, товарищ, постарайтесь, успокойте женщину с ребёнком. А. Он у меня, а не у женщины! Скажите им… Д. Хорошо, хорошо.

А-ПО А. Вы сказали, что банкет в ресторане? Дыму-у… Д. Там много машин, повышенный номер, не беспокойтесь. А. А про банкет сказали? Тут народу… Д. Сказала, товарищ, не беспокойтесь. А. Давайте, давайте.

А-ПО А. Я нам звонил, сейчас с 10-го бросаться будут! Д. Нет, вы постарайтесь, чтоб не бросались, со всего города лестницы, сейчас спасут. Постарайтесь, если сможете. А. Это сделаю. Д. Пожалуйста, очень прошу, со всего города лестницы, из области.

А-ПО А. Скажите, что нам делать? Мы с 17-го, мы задыхаемся. Что нам делать? Бежать по лестнице вниз и упасть, так сказать, на полпути… или прыгать головой вниз… Д. Прыгать не надо и другим отсоветуйте, не надо паники, вас будут эвакуировать. Туда и газовки, дымососы поехали, лестницы, силы большие. А. Вы знаете, свербит в душе. Сейчас падать начнём. Д. Это понятно, машины уже прибыли, очень много. А. И выйти некуда, темно… 17-й этаж, вы представляете, и все завалено дымом. Ничего не видно… Значит, помогут? Д. Обязательно, уже сейчас.

А-ПО А. Пожарная охрана? Д. Да, слушаю вас. А. Понимаете, какая штука. Я из дому ушёл и забыл газ выключить. А я далеко и решил на всякий случай… Д. Позвоните соседям, пусть проследят. А. Я с ними не разговариваю, такая гадюка… 18.45. Д. Позвоните и помиритесь.

А-ПО А. Слушай, пожарная, спите там? Это из Дворца говорят! Д. Слушаю вас. А. Кого вы прислали к нам, совсем неграмотных! Давайте нам лестницу. Д. К вам поехали все лестницы, уже выручают. А. Они к другому окну! Д. К вам тоже подадут, товарищ. Л. Когда я сгорю? А, с вами…

А-ПО А. Алло, алло, алло! 18.48. Д. Слушаю вас. А. Подавайте машины со двора, во двор. Ваши машины въехали там с внешней стороны, надо во двор. Потому что люди стоят на высотке и просят, чтобы их спасли. Д. У вас уже работают машины. А. Вы не поняли, внутрь, внутрь! Д. Хорошо, у вас будут сейчас машины внутри.

А-ПО А. Девушка, я сейчас с 10-го прыгать буду! Д. Пожалуйста, не прыгайте, потерпите, прошу вас. А. Девушка, как хоть вас зовут? Д. Мария. А. Увидимся ли, дева Мария?

А-ПО А. Девушка, это Ольга Воронова из музея, Ольга Воронова. Д. Слушаю вас. 18.50. Л. Нине Ивановне скажите, я Ольга Воронова… я сейчас на 10-м, в выставочном зале… Нестеров Саша в киностудии, Нестеров Саша, запомните… я сейчас туда бегу… Нестеров Саша, запомните, Нине Ивановне передайте, Нестеров Саша в киностудии, если можно, лестницу туда… Передайте Нине Ива…

На этом телефонная связь с Дворцом искусств была прервана.

Мне сказочно повезло: вот уже третий день я валяюсь на диване, на самом законном основании бездельничаю и скулю при каждом неосторожном движении. Я понимаю, что это очень смешно, и не злюсь на Деда и Бублика, которые радостно хохочут. Ничего не поделаешь, вволю отсыпаться, бездельничать и читать книги — это удовольствие, а бесплатных удовольствий не бывает.

— Они, нынешние, как балерины, — поясняет Дед Бублику, — им бы не пожары тушить, а ванны в Кисловодске принимать. Форточку открыл — у него насморк, ноги промочил — ангина, голос начальник повысил — давление.

Дед имеет полное право смотреть на «нынешних» свысока: за свои почти шестьдесят он ни разу не брал больничный, а когда лет пятнадцать назад его в порядке поощрения послали в Кисловодск, через неделю сбежал оттуда, поскольку «никогда не видел стольких бездельников в одном месте».

— Послушался бы Деда, мог сегодня с Бубликом в хоккей играть, — упрекает он. — Вот как Нефертити от поясницы лечится: парная и через газету резиновый клей на эту… на самую… Как рукой снимает.

— Кожу? — спрашиваю я.

— Остряк, — неодобрительно ворчит Дед. — В наше время… А, что с тобой говорить…

Радикулит — наша профессиональная хворь: пожар тушишь — жарко, тебя поливают, а выходишь на мороз — боевка льдом покрывается, рукой не двинешь, дватри человека тебя раздевают. Как раз зимой позапрошлого года я и прихватил радикулит, когда подвал тушил. Испробовал все способы и убедился, что радикулит, как и насморк, лечить бесполезно, он возникает и уходит сам собой. Поэтому я посылаю к чертям приятелей с их абсолютно надёжными средствами, а особенно приставучих надоедал (это словечко в наш лексикон ввёл Коровьев из «Мастера и Маргариты») прошу достать мне медвежьей слюны. Нужно только догнать медведя, трахнуть его ногой по заду, а когда оскорблённый зверь в бешенстве обернётся, аккуратно собрать с его морды слюну.

— Дедушка, ты говорил, что в твоё время… — хитроумно напоминает Бублик.

— Обязательно расскажу, — Дед суёт внуку портфель, — по дороге в школу.

И подмигивает своему приятелю: старого воробья на мякине не проведёшь!

Пора приступать к делу, мне вечером от Ольги достанется, если не выполню домашнего задания: сегодня я обязан добросовестно подготовить первую часть своих «мемуаров», как насмешничает Дед. Ольга поручила ему за этим проследить, а Дед, который в Ольге души не чает и расцветает от её похвал, со страшной силой на нас жмёт, чтобы мы не халтурили.

Сама Ольга взяла отпуск, копается в архивах, потрошит очевидцев, разъезжает по частям и выжимает участников тушения до капли; наконец-то, радуется она, ей пригодилась стенография, которой когда-то обучилась. Пока что главная удача — домашний архив Нины Ивановны.

Я силой заставляю себя возвратиться назад. Шесть лет — нешуточный срок, многие картины, которые, казалось, ничто не вытравит из памяти, уже стёрлись, одна налезает на другую; имена, фамилии, этажи, случаи — как все происходило в дыму, так и осталось — в дымке; может память сердца и верней «рассудка памяти печальной», но Ольге-то нужны факты, подробности, их одной только памятью сердца не восстановишь…

Прошлое затягивает, как омут. Большой Пожар был самым впечатляющим, но не единственным серьёзным событием в моеи жизни; как нельзя решить алгебраическую задачу, забыв основы арифметики, так мне не разобраться в Большом Пожаре — не в тушении его, а чисто по-человечески — не покопавшись в самом себе, в своей жизни.

Говорят, хирурги не могут делать операции своим близким — просят коллег.

Мы, пожарные, такой роскоши позволить себе не можем. Мы обязаны спасать всех — знакомых и незнакомых, друзей и недоброжелателей, всех, кого в состоянии спасти.

Впрочем, хирург, если нет рядом коллеги, сделает то же самое.

Наверное, дело не в этом, я просто нащупываю мысль, способ её выражения. Может быть, её следует выразить так: Большой Пожар ассоциируется у меня с ужасом, когда я узнал, что на десятом этаже погибают, или, быть может, уже погибли два самык близких мне человека. Наверное, и это не совсем точно, Дед тоже не вылезал из огня и дыма… Тогда — три? Вы скажете: а ужас при виде других, не самых близких, совсем незнакомых людей, находящихся в смертельной оспасности? Это будет справедливо, но справедливо и другое: все мы только люди, и у пожарного, даже с его профессионально высоким чувством долга, человеческие чувства не укладываются в параграфы, точно так же, как у любого другого.

• Предыдущая
• 18/66
• Следующая