Том 8. Рассказы - Беляев Александр Романович - Страница 62

– Однако мне пора, работа ждет меня! – И профессор Вагнер ушел в кабинет.

А Брауде и Шмидт как зачарованные смотрели на стеклянный шар, где медленно вращалась голубоватая туманность нового мира, созданного человеком.

Профессор Вагнер не ошибся: «игрушка» чрезвычайно заинтересовала Шмидта. Брауде не отставал от него. Они часами сидели в темном зале перед стеклянным шаром и наблюдали за изменениями светящейся туманности.

Зрелище было действительно захватывающее.

Туманная космическая масса все уплотнялась, принимала очертание шара и с каждым часом светила ярче. Голубоватый свет белел. На него уже было больно смотреть незащищенным глазом. Пришлось надеть дымчатые очки. Вокруг светящегося шара появилось кольцо с утолщением, как бы узлом, на одном месте. Кольцо разорвалось и, постепенно укорачиваясь, слилось с «узлом».

Брауде и Шмидт приветствовали появление первой планеты, которую они назвали «Нептун». Скоро появились и другие планеты, а около них роились спутники – «луны», вращавшиеся с необычайной быстротой. Новый солнечный мир жил полной жизнью, играя всеми цветами радуги, накаленная фотосфера центрального «солнца» уже ярко освещала стеклянный шар. От него распространялся свет и в зале.

– Глядите, – говорил Шмидт, – сейчас на этой планетке ночь. Однако какие протуберанцы выбрасывает «солнце»!

– На «Нептуне», может быть, скоро появятся ихтиозавры и прочие чудища…

И они вновь замолчали, погрузившись в созерцание.

– Скоро вместо старых электрических ламп в наших комнатах будут гореть настоящие солнца, – сказал Шмидт после паузы.

– Да! Но удастся ли нам видеть развитие органической жизни и человека? – интересовался Брауде.

– Профессор Вагнер обещает. Он усиленно работает над своим телемикроскопом.

– Вы не ощущаете, от шара как будто исходит тепло? – спросил через некоторое время Брауде.

– Этого не может быть. Внутренность шара абсолютно лишена воздуха, который мог бы проводить тепло, – ответил Шмидт.

Брауде подошел к шару и попробовал его рукой.

– Шар нагревается!

– Странно!.. Надо позвать профессора Вагнера.

Вагнер быстро работал в своем кабинете над какими-то сложными машинами. На руках его были перчатки из материала, напоминающего резину.

Когда он узнал новость, то на минуту погрузился в задумчивость.

– Очевидно, где-то просачивается воздух! – сказал он.

– Но ведь это ужасно! – воскликнул Брауде. – Шар будет нагреваться, и тогда…

– Стекло может лопнуть…

– И вдруг произойдет распад внутриатомной энергии!.. Ведь это будет катастрофой?..

– Не столь страшной, как вы воображаете. В публике распространено мнение, что один грамм материи может выделить при распаде атома энергию, которая равна выделяемой при сгорании двух тысяч тонн угля. Это неверно. Реальная внутриатомная энергия составляет только восемь десятых процента этой фиктивной энергии. Притом весь атомный материал нашего нового мира ничтожен. Вы знаете, что, если уплотнить громадное газообразное тело настоящей кометы, оно вместится в наперстке. Какую же ничтожную долю составит этот ничтожный мирок! Но все-таки взрыв может получиться изрядный. Надо принять меры…

– Профессор, неужели этот микрокосм вы обрекаете на гибель?

– Все миры обречены на гибель! В бездне неба солнца непрерывно гибнут и рождаются.

– Я вовремя сделал одно важное открытие. Вот, видите эту коробочку? – продолжал профессор Вагнер, поднимая небольшую коробку из какого-то неизвестного металла или сплава. – Это «волшебная коробочка», способная творить сказочные чудеса. Идем к нашему больному миру!

Они вошли в зал. Профессор попробовал рукой шар. Он накалился так, что трудно было держать руку.

– Да, откладывать нельзя. Бедный мирок! Он погибнет прежде, чем появятся люди и увидят свет солнца. Старый брюзга Будда сказал бы, что это и к лучшему…

Профессор Вагнер наставил на шар свою коробочку, как камеру фотографического аппарата. Можно было подумать, что он хочет кодаком запечатлеть лицо умирающего мира. Так же, как в кодаке, щелкнул затвор. И в тот же момент из «объектива» полилась струя голубоватого света. И она будто заливала костер пылающего в шаре мира. Погас «Нептун», погасли его спутники, наконец, погасло и «солнце». В комнате стало темно. Шар опустел. При свете голубого луча, истекавшего из коробочки, с трудом можно было заметить беловатый порошок, осевший на дне шара.

– Finis! – сказал профессор.

– И это все, что осталось от маленькой вселенной! В этом порошке таились гениальные мысли будущих обитателей этого мира, их страсти, их порывы к истине, к борьбе за лучшее будущее! Все обратилось в прах!.. – меланхолически говорил Шмидт. И в эту минуту, с опущенными руками, он был похож на пастора, говорящего проповедь у свежей могилы.

– Мой друг, не впадайте в пессимизм! Из этого «праха» бесконечное количество раз уже творились и будут твориться миры со всем их великолепием и недостатками. Вам, как человеку науки, должно быть известно, что этот «прах» – только химические элементы, ничем не отличающиеся от тех, которые находятся в нашем живом теле. Мы только открыли средство их превращения, распада на атомы, распада самих атомов и нового превращения в атом – материю – мир.

– Но как вы это сделали?

– Об этом мы еще поговорим. А пока, чтобы рассеять ваше похоронное настроение, позвольте вас позабавить интересными фокусами, которые я произведу при помощи моей волшебной коробочки. Здесь темно, идемте в кабинет!

Вагнер стал у своего письменного стола, заваленного чертежами, рукописями и неоконченными приборами сложных аппаратов. Брауде и Шмидт, опустившись в кресла по сторонам Вагнера, внимательно наблюдали за ним.

– Возьмем вот эту массивную чернильницу, – начал Вагнер таким тоном, будто он говорил со студентами на лекции, – подвергнем ее действию лучей волшебной коробочки… Так… Готово!

Теперь возьмем, ну, хотя бы это пресс-папье. Раз, два, три! – произнес он уже шутливо, подражая фокуснику, и сверху бросил пресс-папье на чернильницу.

Произошло нечто необычайное, и слушатели невольно вскрикнули от удивления: пресс-папье не разбило чернильницу, а вошло в нее, как входит твердый предмет в жидкость в сосуде. Но чернильница была невредима и сохранила свои формы, выдаваясь углами из пресс-папье.

– Дальше… Раз, два, три! Я снимаю пресс-папье. Чернильница, как видите, стоит целехонька на своем месте. Возьмите в руки чернильницу!

Шмидт и Брауде были так поражены, что ни один из них не пошевелился.

– Ну что же вы, господа?

Брауде протянул руку. Было видно, как от волнения дрожат его пальцы. Он взял чернильницу, но пальцы его прошли сквозь нее и неожиданно сжались в кулак, не встретив сопротивления.

– Ах! – не удержался Брауде и с растерянным видом посмотрел на Вагнера и Шмидта, ища ответа.

А Вагнер хохотал, откинув голову назад. Потом он неожиданно схватил «волшебную коробочку» и бросил ее в горящий камин. Шмидт и Брауде встали и, бледные, смотрели на Вагнера. Не сошел ли он с ума?..

Но он, продолжая смеяться, снял перчатки, бросил их также в камин и обратился к своим ошеломленным слушателям:

– Ну-с, дорогие мои, понимаете ли вы что-нибудь?

– Признаюсь, я ничего не понимаю, – отозвался Шмидт.

– Тем лучше, тем лучше! А последствия всего этого вы понимаете, дорогой мой Брауде?

– Нет! – глухо отвечал Брауде, весь насторожившись.

– А между тем это так просто! Представьте себе, что я чернильница! Ха-ха-ха! Ну, еще проще: что я подверг себя действию этих чертовских лучей! Словом… ну, словом, вот что!

И он вдруг направился по комнате напрямик, через столы и кресла, и проходил сквозь них, как через воздух.

– Слоном, я призрак!.. Человек-призрак!

И он опять раскатисто засмеялся.