Игра королев - Даннет Дороти - Страница 53
- Предыдущая
- 53/82
- Следующая
— На редкость.
— Вид у тебя такой, будто тебе неудобно, — заметил Ричард, остановившись.
— Как глупо с моей стороны. Рыбешки выглядят свежее. Где ты наловил?
Последовала неловкая пауза.
— Стараюсь как могу, — мягко ответил Ричард. — У меня нет твоего таланта стрелять в птиц.
Он обошел Лаймонда и, взявшись за самодельное ложе, перетащил его в тень.
— Как ты думаешь, Пэти Лиддела раньше секли публично?
Тень принесла Лаймонду заметное облегчение, и он открыл глаза.
— Он делает, что ему приказывают. Я подумал, что тебе понравится съездить в Перт. Развивает обоняние.
— Золото Кроуфордмуира и Лиддел. Как глупо, что мы сразу же не заметили связь.
— Да, некоторые из вас не заметили. Как вкусно пахнет. Ты лечишь, ты готовишь. Может быть, ты умеешь шить?
— Я умею жить. А кто оказался исключением? Матушка?
— Она соображает быстрее, — съехидничал Лаймонд. — Стране должно не хватать тебя, Ричард, во время твоих частых отлучек. Как долго ты был в тюрьме, братец?
Ричард вытер ладони о подстилку и продемонстрировал их Лаймонду: чистые, ровные, без единой отметины.
— Мне повезло. Никто никогда не догадается по ним, где я был.
— Очко в твою пользу, мой дорогой братец. Но ведь ты — такой же лоботряс, как и я. Ты нагрубил Аррану, не явился в Думбартон, бросил жену и мать, устроил вместе с Дженет Битон прелестный маленький заговор за спиной ее мужа и выставил себя редкостным дураком в тех исключительных случаях, когда твоя нога ступала на поле битвы. Если бы ты ухитрился чуть быстрее остудить пыл юного Гарри в Дьюрисдире, то мог бы посадить за решетку и лорда Уортона, и лорда Леннокса.
— И помешать тебе на них наживаться? — поинтересовался Ричард, положив вычищенную рыбу на раскаленный камень. — Когда у тебя был на счету каждый пенни, чтобы умаслить твою шайку и заставить головорезов повиноваться? Или ты ублажал их опиумом и женщинами?
— Хватает и твердости характера. Дурацкий способ готовить рыбу.
— Не хуже прочих. Знаешь ли, — продолжил Ричард, вытирая пальцы о пучок травы, — если принять во внимание, кто ты такой, то твои инвективы кажутся более чем странными. Тебе здесь удобно?
— В таком климате я необыкновенно вынослив. Можешь испытать меня, если хочешь.
— Спасибо, не стоит. Я просто думал, что любезная светская беседа поможет скоротать время. Пока ты не сможешь ехать.
— Ладно, — помолчав, отозвался Лаймонд. — Отлично сыграно. Я и вправду уже начал волноваться относительно своей участи. И что дальше?
— Догадайся, — любезно посоветовал Ричард.
— Испытывай терпение кого-нибудь другого. О, не будь таким ребенком, Ричард! — Глаза Лаймонда потемнели от усталости. Ричард подметил это, как подмечал в нем все, старательно, неустанно, словно врач, наблюдая за братом.
— Не вижу ничего ребяческого в уважении к закону, — жизнерадостно пояснил Ричард. — Как только ты окрепнешь и сможешь сесть в седло, Эдинбург к твоим услугам. Тюрьма, цепи и ряд неприятных допросов. Ты предстанешь перед судом парламента, мой дорогой брат.
Лаймонд не дрогнул, но собрался с силами и весь напрягся, как тетива лука.
— Нет ничего по-детски незрелого и в том, чтобы заботиться о чести семьи. Ты ведь знаешь, какое впечатление это произведет.
— Прекрасное. Тебе понравится. Ты же любишь экстравагантность. Попробуй-ка рыбки.
Лаймонд не обратил внимания на протянутую руку.
— Послушай: прекрати на минуту строить из себя столп правосудия. Ты можешь чистым выйти из игры, даже если она и была нечестной. Ты ничем не рискуешь: никто не рассчитывает, что я жив. Скандал, разразившийся пять лет тому назад, — ничто по сравнению с тем кошмаром, в который превратится открытый суд. Ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что меня признают виновным: никто не питает ни малейших иллюзий на этот счет. Но тебе придется провести с таким пятном всю оставшуюся жизнь. Это касается и матери, и Мариотты. Ты хочешь, чтобы твои дети жили под тяжестью тошнотворных обвинений в мой адрес?
— Не переживай так. Зная Мариотту, я никогда не смогу полностью быть уверен, что это будут действительно мои дети.
— То-то и оно, — устало продолжал Лаймонд. — Твой мирок рухнул, а ты все не хочешь взглянуть фактам в лицо. Я сочувствовал тебе — немного, — когда ты так глупо гонялся за мной: меня ославили подзаборной шавкой, и я не мог не тявкать. Не по твоей вине. Но какого черта ты сейчас не в Эдинбурге? Что заставило тебя лишить Эрскина поддержки, на которую он мог рассчитывать во Флоу-Вэллис? Какой пример ты подаешь остальным на протяжении последних шести месяцев? А теперь люди умные и рассудительные должны выйти на арену цирка, лишь бы тебе не отказываться от твоих предрассудков и не снимать с глаз шор. Долгое, изощренное унижение — лишь для того, чтобы примирить тебя с самим собой, успокоить твои взбудораженные чувства. Не то, Ричард, это не пройдет.
Лорд Калтер изобразил изумление:
— Я полагаю, что услышал самый красноречивый протест против законного правосудия. Я же сказал тебе: я сам не притронусь к тебе и пальцем.
С легкой улыбкой Ричард заметил, что Лаймонд вновь ослабел: сила воли отступила перед недугом. Глаза в изнеможении закрылись. Ричард бросил камешек в воду.
Лаймонд с трудом разлепил тяжелые веки.
С наигранной любезностью Ричард осведомился:
— Хочешь рыбки?
Дух Лаймонда, однако, не был сломлен. Прошло два дня. Ричард, не спускавший с брата глаз и неустанно насмехавшийся над ним, почувствовал, что собственные его нервы сдают и с каждым словом Лаймонд обретает былую силу.
Это была трагическая и изматывающая борьба, в которой два отточенных интеллекта противостояли друг другу, но удары задевали не столько разум, сколько израненные души.
Временами страстное желание убить настолько овладевало Ричардом, что ему приходилось спасаться бегством от назойливого голоса брата, дабы не запятнать руки кровью. Он великолепно знал, что Лаймонд не случайно пытается вывести его из себя, и догадывался о причинах. Само отчаянное неистовство этих атак было единственным, что вселяло в Ричарда уверенность.
На шестой день он потерял бдительность.
Всю неделю стояла хорошая погода. Ручеек обмелел, и показались камни, по которым разгуливали трясогузки. В траве копошились неоперившиеся птенцы, буйно цвели травы.
В субботу с утра в небе появились облачка, чуть-чуть посвежело. Ближе к вечеру Ричард обнаружил в силках кролика и как раз разделывал тушку, когда отчетливо услышал вдали топот копыт. Он не приближался и казался безопасным, но все же Ричард проскользнул к пасшейся неподалеку кобыле и заткнул ей ладонью ноздри. Та недовольно дернулась, прянула ушами, насторожилась, но стояла тихо, пока звук не замер. Ричард похлопал Бриони по спине, проверил, хорошо ли она привязана, и отправился в обратный путь.
Лаймонд не валялся на попоне, где брат его оставил, а удобно устроился на валуне на полпути от своего ложа до импровизированной кухни Ричарда. На ярком свету отчетливо виднелись спутанные светлые волосы, следы, оставленные болезнью на лице, нездоровый блеск в усталых глазах. Он выглядел измученным и напряженным, как натянутая струна.
Ричард с любопытством посмотрел на брата, затем бросил взгляд на камень, где разделывал кролика. Нож исчез.
Лорд Калтер не стал дознаваться, куда тот пропал. Вместо этого, усевшись по соседству, заметил:
— Прекрасная погода для прогулки. Что, блохи заели?
— Нет, просто мне надоело спать целыми днями. Я ведь не грудное дитя.
— Приятно слышать. Редкая живость твоего ума сослужила тебе дурную службу, братец, так ведь? Будь ты поглупей, тебе хватило бы упоительной смеси спиртного, опиума и развратных бабенок…
— Тебе хочется развить эту тему? Не думаю, что меня бросит в дрожь от твоих нотаций, впрочем, как и от их отсутствия.
— Любопытно было бы знать, — беспечно продолжал Ричард, — от недостатка чего именно ты страдаешь больше всего. У тебя нет денег — а ты всегда их любил. Ты потерял и иллюзию власти. Муравей, правящий тлями. Какая величественная, возбуждающая картина: мужланы, пропащий сброд повинуются мановению твоей руки. Как легко, как приятно добиться абсолютной власти над ними, играть в эдакого Робин Гуда наоборот и пьянеть от мысли, что бросаешь вызов целым народам… О, тебе удалось привлечь внимание…
- Предыдущая
- 53/82
- Следующая
