Призраки кургана - Чекалов Денис Александрович - Страница 18

Остальное было уже гораздо проще. Высоко вдоль неба, орки шагали по крепостной стене, иногда обмениваясь короткими рыкающими фразами. Ни один из них не видел Горкана — магия иллюзии надежно защищала колдуна от дозорных.

Он неторопливо подошел к стене — знал, что снова рискует, заклинание могло спасть в любой момент. Теперь уже ему не удалось бы сделать вид, будто он пришел мирно поговорить с комендантом — честные гости не лазят через стену к хозяевам.

Но шаман не мог ничего поделать с собой — его охватило пьянящее чувство свободы, которое, казалось, ушло навсегда, пока он был в рабстве у курганника. Теперь каждая мысль об осторожности казалась кандалами, которые он не собирался на себя надевать.

Горкан плавно перелетел через стену — это заклинание он выучил у одного руса, которого пытал на дыбе. Тот надеялся, что его отпустят, если выдаст палачу свою тайну — впрочем колдун его разочаровал.

Проносясь над патрульными, что вразвалку шагали по забралу[6], шаман не смог удержаться от того, что сбил шлем с одного из них. Тяжелый шелом покатился по бревнам, хлопая бармицей[7], словно выброшенная из воды рыба.

Другие ратники с громким хохотом потешались над раззявой-товарищем, и ни один из них не заподозрил, что все произошло не случайно.

Шаман опустился по другую сторону стены. На несколько мгновений он замер, чутко улавливая пульсацию Пустого кристалла. Подобные камни устанавливают в центре каждой крепости орков; и никто, кроме них самих, об этом не знает.

Его первая задача — защищать цитадель от демонов. Вторая — питать энергией магов, которые охраняют крепость.

Вражеские волшебники не могут воспользоваться этим преимуществом, они не только не знают о существовании Пустого кристалла, но и не в силах почувствовать его пульсации. Это дано лишь оркам.

Теперь энергия камня питала Горкана. Шаман мог не бояться, что заклинание иллюзии спадет с него, и он станет видимым.

Оставалось пробраться в покои Гриурга — нет, не проникнуть, а просто зайти туда.

Никто не заметит волшебника, если только не столкнется с ним в узком коридоре. Таких в цитадели не было — орки не допускали мысли, что враг проникнет внутрь, и придется дать ему бой в стенах крепости.

Поэтому все помещения здесь были просторными и широкими, — чтобы было удобнее перебрасывать силы от стены к стене, в зависимости от того, где появится неприятель.

В крепости были свои маги, но Горкан этого не боялся. Их способности не шли ни в какое сравнение с талантами, которыми обладал он.

Уже давно он видел отца только издали, по его воле отданный в распоряжение магов. Потому не только удивился, но и испугался, когда тяжелая дверь распахнулась и вошедший орк объявил, что старый Хунчард ожидает его.

Желание коменданта не предполагало ни минуты промедления, поэтому мальчик сразу же последовал за провожатым.

Возле отцовского дома стояли два оседланных коня, в одном Горкан узнал принадлежащего ему скакуна, к седлам были приторочены объемистые сумки. Сердце его дрогнуло, когда он переступил порог дома, который когда-то считал своим, но и только — он больше не испытывал детского всепоглощающего желания завоевать отцовскую любовь.

Возле орка сидел на лавке человек, печенег, в обычной для этого народа персидской одежде с грубым и обветренным лицом скотовода и воина.

Застыв возле двери, Горкан ждал распоряжений коменданта, тот при виде сына, как бывало всегда, в первое мгновение отвел глаза в сторону. С непонятным для него самого торжеством, будто навсегда освобождаясь от груза невыполнимых желаний, Горкан, не меняя выражения лица, подумал:

«Когда-нибудь ты заплатишь мне за все, и за эти уклончивые взгляды, и за сожаления, что я не погиб от рук матери, и за стыд при виде моего лица. Ничего, мое время еще придет».

Печенег с невольным облегчением воскликнул:

— Да он совсем как человек!

От этих слов лицо отца на миг перекосилось отвращением. Обращаясь к сыну, он объявил:

— Ты знаешь, что наш народ и печенеги — союзники, нам есть чему поучиться друг у друга. В знак моего высочайшего доверия, я отдаю тебя на воспитание дружественному народу. Ты уже взрослый, пора становиться полезным.

Горкан безмолвствовал, и явно приходивший в раздражение Хунчард продолжил:

— Тебе будет легче среди людей, на которых ты больше похож, чем среди орков. И сверстники, и старшие сделали тебя объектом издевательств за твою внешность, а там ты не будешь ничем выделяться.

На миг сын почувствовал желание обвинить отца во лжи, ибо в форте давно его причислили к своим, уважая и за силу, и за удивительные магические способности, иногда посмеиваясь над нежной кожей, но никогда не унижая. Да он бы и не позволил никому так обращаться с собой.

Но юноша благоразумно промолчал, понимая не только бесполезность, но и опасность возражений. Горкан попрощался только с магами, и старший сказал, что давно знал о решении отца, но не хотел сам сообщать печальную весть. Однако в седельные сумки уложил книги, снадобья, свитки, что могут понадобиться в учебе.

Воспоминания были такими яркими, казалось, кожу вновь обжигает знойное июльское солнце, он слышит сетования проводника на то, что трава выгорает и нечем кормить скот, прерываемые унылыми звуками, которые тот извлекает из тонкой дудочки.

Мысленным взором он вновь видит огромное стойбище, заполненное кибитками, вежами шатрами, среди них выделяется один, самый обширный и высокий, — обитель хана Мардука.

Навстречу выходит сын хана, Исмаил, ровесник Горкана, который в дальнейшем относился к гостю почти как к брату, не пробуждая, однако, в том никаких ответных чувств.

Длинные годы лицемерия, когда он изображал сыновнюю почтительность к Мардуку и братскую дружбу с Исмаилом. Их скрашивали только занятия магией, шаманы печенегов, весьма в ней искусные, искренне дивились таланту орка, превзошедшему их в собственном ремесле.

Изгнанник нередко думал, тогда и сейчас, кем бы он стал, если бы не обладал такими способностями. Возможно, превратился в подобие наемника, которому вынуждены оказывать почтение как сыну коменданта степной цитадели.

Дверь дома открылась, и показался орк, отличающийся от всех остальных поистине чудовищным ростом и мощью. Голову со встопорщенными серебристо-серыми волосами охватывал серебряный обруч с алмазами.

Толстые перевитые между собой золотая и серебряная цепи лежали на груди, такие же браслеты красовались на запястьях толщиной с ногу человека. Яркие желтые глаза враз охватили меня и ведунью, он, не поднимая руки, согнул указательный палец в непонятном жесте.

Тут же почувствовав ощутимый толчок в спину, я догадался, что это означает приглашение подойти ближе. Снежану не подталкивали, но она не замедлила последовать за мной.

Орк, отряд которого доставил нас в крепость, сообщил с почтением, что перед нами комендант форта Гриург. Тот, с достоинством выслушав представление, осведомился, зачем люди явились к оркам, которых безосновательно считают своими врагами.

Я не стал перечислять множество причин, существующих для такого отношения, а перешел к делу:

— По пути сюда мы встретили людей, которые собираются напасть на форт. Те столбы, что поддерживают стену с внешней стороны от реки, можно взорвать, если удастся подобраться поближе через Камышевую реку. Обрушившийся берег потянет за собой другие укрепления. Людей немного, но они и не собираются сражаться — ночью, после неожиданного крушения цитадели, казавшейся всем неприступной, неизбежно останутся убитые и раненные, тогда как остальные начнут искать полчища врагов. Не потребуется много времени, чтобы отрезать головы мертвым или беспомощным, а только это и нужно. Ты знаешь, как ценятся черепа орков.

Гримаса пробежала по лицу коменданта:

— Я знал, что с этой стороны нам всегда будет грозить опасность. Но когда строили крепость, я был никем, простым воином и к моим словам не слишком прислушивались. А теперь это наследство досталось мне, нужно все менять, но ты представляешь, какая это работа? Да и как, хотя бы на время, ослабить оборону, пусть даже такую? Когда ты подходил к форту, он ведь казался неприступным?