Везучий Борька - Гиневский Александр Михайлович - Страница 4

• Предыдущая
• 4/25
• Следующая

— Дразнятся?

— Ага, — кивает головой.

— Ещё больше дразниться будут.

— Это почему же? Да я, если поймаю, так надаю!..

— Вот-вот. Ещё больше дразниться будут.

— Заладил: «Больше, больше…» Почему больше?!

— Да потому что злишься! Потому что от злости с кулаками бегаешь!

— А как мне прикажешь бегать?

— Вообще бегать не надо. Гулять надо. Понимаешь?..

— Значит, пускай дразнятся, да?!

— Ты погоди, не злись. Я же тебя не дразню. Чего ты на меня-то злишься?

— Я не на тебя, я на них.

— И на них не надо. Вот ты начни дразнить меня.

— Чего-чего?! Тебя?!

— Ну да. Придумай как-нибудь и начни. Вот у меня губа вот эта, видишь? Толстая. Прямо Толстогубик… Пожалуйста, дразни Толстогубиком. Попробуй! Посмотришь, что получится…

— Не-ет, — говорит. — Толстогубик не годится… Меня ведь из-за фамилии дразнят.

— Из-за фамилии?! А какая у тебя фамилия?

Он горько вздохнул:

— Тюлькин моя фамилия.

— Тюлькин?! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!..

Я даже не сразу понял, что это я и хохочу.

— И ты тоже! — Он замахнулся на меня кулаком. И треснул. Но мне было не до боли.

— Ты постой, не сердись! — кричу. — Да это же я нечаянно! Я совсем не хотел, честное слово! Я же не дразнюсь. Я, знаешь, отчего засмеялся?

— Отчего?

— Оттого, что у тебя лицо было такое…

— Какое?

— Глупое, вот какое.

— А я подумал, из-за фамилии.

— Фамилия! Что ж, человек, по-твоему, из одной фамилии состоит? А имя?!

— Верно. Имя тоже очень важно, — согласился он. — Меня Серёгой зовут. Ты уж не обижайся…

— Ничего, — говорю, — в другой раз сдачи получишь.

— Ладно, — смеётся Тюлькин.

— Ну вот! Серёга — отличное имя. И ничего смешного. Ну ты и чудак! Застрял, понимаешь, на своей фамилии и про имя забыл.

— Нет, не забыл.

— А вообще-то, не в этом всё дело, — говорю. — Ты вот что, Серёга. Когда начнут дразнить, ты не злись. И кулаками не размахивай. Ты лучше кулакам своим тихо так, про себя, говори: «Спокойно, ручки, спокойно…» Понял? И в ту сторону, откуда дурак кричит, не смотри. Будто это и не тебя дразнят. Стой себе или гуляй как ни в чём не бывало. Будто и не слышишь. Смотри на небо, считай голубей или ещё что. Понял?

Не успел я ему всё растолковать, как из-за угла высунулась голова.

— Тю-у-ля-а! Эй, Тюля!

— Не смотри туда, слышишь?! — шепчу Серёге. — Не смотри! Я, если что, и сам надаю по шее дразнильщику, а ты не смей!

Молодец Серёга. Послушался. Стоит. Как статуя каменная. Смотрит в небо, голубей считает.

Высунулась из-за угла ещё одна голова.

— Тюля, Тюля-загогуля, Тюля — мятая кастрюля!

— Серёга, Серёга, — шепчу, — повторяй про себя: «Спокойно, ручки, спокойно…» Та-ак, молодец. И не вздумай погнаться за ними. Стой себе и на них ноль внимания, фунт презрения. Понял?

Серёга кивнул головой, а у самого лицо уже туча тучей.

— Держись, — говорю ему.

Высовывается из-за угла ещё и третья голова. Я даже глаза протёр. Что за фокусы? Натуральный Змей Горыныч за углом «Союзпечати». «Э-эх! — думаю. — Мне бы сейчас волшебный меч. Так бы и снёс все три башки одним махом!»

— Эй ты, Серёга! — кричат три головы. — Се-рё-га-а! Оглох, что ли?!

— А теперь поворачивай голову, — шепчу Тюлькину. — Тебя же Серёгой назвали. По имени, а не по-глупому!

А Серёга мой стоит, как вкопанный. И ухом не ведёт. Не слышит, что ли?

— Поворачивай голову, дуралей! — шепчу ему громким шёпотом. — К тебе же по-человечески обращаются! Будь и ты человеком!

— Ну? Чего? — хмуро сказал Серёга и посмотрел на Змея Горыныча.

— Отец твой приехал, — ответили головы и скрылись.

— Ну?.. Как? — говорю. — Понял?..

— Здорово, конечно. Только, знаешь, адское терпение надо иметь.

— А ты как думал! Без терпения он захотел! Видали?!

— Да кто спорит?

— И спорить нечего! Ты погоди. Ещё пару разиков с терпением, и всё будет в порядке. Вот увидишь. Уж это проверено. Думаешь, меня не дразнили? Ого-го как дразнили! Бывало, дразнят, а я почихиваю. Не сразу, конечно, научился. Постепенно. О-отстали! Знаешь почему?

— Потому что почихивал.

— Нет. Потому что языком молоть одно и то же — устать можно. А почихивать легко. Совсем не устаёшь. Только немножко терпения, и всё.

— Ладно, постараюсь с терпением. Пошли.

— Куда пошли?

— Отец приехал.

— Ну и что?

— Он на трейлере. По пути заехал. Перекусит дома и нас с тобой прокатит до проспекта.

— На трейлере?!

— На трейлере. У меня отец шофёр первого класса.

— Первого?! Везёт же людям!.. Эх ты, — говорю, — у тебя такой отец, а ты?!

— А что я?

— А ты за дураками с кулаками как дурак гоняешься! Ладно, на трейлере я никогда не ездил, пошли.

— Газету только сунь в карман, а то опять потеряешь.

Ну и машина у Серёгиного отца! Да на ней не то что бульдозер или экскаватор какой-то поместится! На неё можно три Медных всадника погрузить! Вместе со скалами! Такая огромная и мощная машина.

Мы с Серёгой, наверно, полчаса забирались по лесенке в кабину. Я как глянул с последней ступеньки, с самой верхотуры, так у меня чуть голова не закружилась. Высота!

Пока мы по лесенке поднимались, тут эти дразнильщики поналетели. Взмолились хором:

— Серё-ога!

— Ну, Тю-юлечка!

— Будь другом, прокати!

— Хоть метров десять!..

— Хоть пять!..

— Кыш! Фигушки вам!

— Ну, Тюлька, берегись!..

Серёга захлопнул дверцу.

— Зря ты так, — толкаю его в бок, — зря. Вон же места свободного сколько…

Он что-то буркнул сердито. Машина тронулась, я не расслышал.

Мы сидели с Серёгой, как на балконе пятого этажа. Нет, не так! Мы сидели с Серёгой, как на огромном слоне. Слон осторожненько шёл по улице и всё боялся наступить на какую-нибудь легковушку-муравьишку под ногами.

И Серёгин отец легко управлял такой махиной. Только папироску посасывал. Посасывал и не спеша крутил руль.

Его могучие руки спокойно лежали на баранке трейлера. Посмотришь на такие руки, и сам становишься чуточку могучее…

— Всё, — толкнул меня Серёга. — Вылезай, приехали.

Мы спустились на землю.

— Ну и машина?! — говорю. — Вот это машина!

— Понравилась?

— Спрашиваешь!

— Приходи ещё.

— Возьмёшь?

— Возьму.

— И ребят возьми.

— Больно нужно…

— Так, так… Раз не хочешь брать, — значит, злишься на них. А раз злишься — дразнить будут.

— Думаешь?

— Вот увидишь.

— Ладно, посмотрим.

И мы расстались.

Несколько дней я не видел Серёгу. А вчера иду на боевое задание, вижу — он. И с кем?! С дразнильщиками! О чём-то говорят. Вернее, Серёга говорит, а они слушают. Внимательно так.

«Вот тебе раз, — думаю. — Неужели так быстро научился почихивать?!»

И тут у меня — не знаю, как, зачем и почему, — открывается рот, и я…

— Эй Тюля! — кричу. — Тюля — ржавая кастрюля!

Не успел я рта закрыть, как на меня налетели, повалили, оседлали. Прямо не вздохнуть, не охнуть.

Подходит Серёга.

— Отпустите его, — говорит спокойным, полководческим голосом. — У меня на дурака ноль внимания, фунт презрения.

Сказал и посмотрел в небо.

Везучий Борька, или Два испытателя одного самолёта

У бабушки Оли за домом есть огурцовая грядка. Я её поливаю каждый день. Бабушка Оля говорит, что это мой огуречный урок. А с уроками надо справляться. Вот я и стараюсь. Только это очень трудно. Ещё бы! Вчера их поливай, сегодня поливай, завтра… А они пьют и пьют. И никак им не напиться. Хоть бы они в пустыне росли? А то ведь в нашем мокром климате. У нас ведь какой климат? Одни дожди. А бабушкиным огурцам и этих дождей мало. До того напьются, что у них на спинках пупырышки вскакивают. Я заметил, как это получается. Вот льёшь из лейки на огурец. Вода капельками на нём и остаётся. А ночью, пока мы спим, эти капельки постепенно превращаются в зелёные пупырышки. Вот так всё и выходит.

• Предыдущая
• 4/25
• Следующая