Кадры решают все - Злотников Роман Валерьевич - Страница 17

• Предыдущая
• 17/59
• Следующая

– Продолжайте, полковник.

– Яволь! Итак, общие потери на десять часов утра второго сентября. Нами потеряно около тысячи двухсот тонн боеприпасов и военного снаряжения. В подавляющем большинстве при подрыве эшелонов на станции, но порядка шестидесяти четырех тонн и в подразделениях хранения и распределения. Также мы лишились около четырех с половиной тысяч тонн горючего. Из них в подразделениях хранения и снабжения частей и соединений – около семисот тридцати тонн. Остальное – в полевом топливном складе и там же, на станции. Это – главные потери. Кроме того, за последние двое суток мы потеряли тысячу девятьсот тридцать четыре человека солдат и унтер-офицеров и сто двадцать два офицера. Из них убитыми – восемьсот одиннадцать солдат и унтер-офицеров и семьдесят семь офицеров, – он слегка помялся и пояснил: – Судя по всему, диверсанты в первую очередь выцеливали именно офицеров и унтер-офицеров. Более того, похоже, по ним работали специально выделенные для этого снайперы. Поэтому среди них куда большее соотношение убитых по отношению к раненым… А также восемьсот девятнадцать автомобилей, семьдесят шесть мотоциклов, одиннадцать зенитных орудий типа Flak 30 и восемь типа Flak 18…

– Э-э… как? – недоуменно переспросил генерал, сидевший напротив дяди Гейнца.

– Эти орудия были зенитным прикрытием станции, – пояснил полковник. – До этого налета мы считали, что основной угрозой для развернутого там временного узла снабжения будет авиация… Когда подорвали вагоны с боеприпасами – там мало что осталось. Среди безвозвратных потерь лидирует именно станция. Там погиб четыреста семьдесят один человек. В том числе двадцать шесть офицеров. Большая часть – офицеры тыла из состава персонала узла снабжения. Ну и от зенитного прикрытия там тоже мало что осталось…

– Понятно, продолжайте.

– Благодарю вас… а также четыре тяжелых полевых гаубицы sFH 18 и одно штурмовое орудие.

– А штурмовое орудие-то как? – удивился теперь уже генерал пехоты. Полковник замялся.

– Э-э… дружественный огонь. После вчерашней ночи все очень возбуждены и… в общем, солдатам одного из пехотных полков показалось, что их атакуют, и они открыли огонь из Pak-35.

Ответом на его слова стало тяжелое молчание. Потом сидевший напротив дяди Гейнца генерал тихо спросил:

– Сколько вообще мы потеряли от дружественного огня?

– Э-э-м… – полковник помедлил и нехотя сообщил: – Точные цифры уже уточняются, но по первым прикидкам среди потерь личного состава таковых около десяти процентов. С вооружением и техникой ситуация намного лучше.

– То есть?

– Ну-у… от дружественного огня, кроме штурмового орудия, мы потеряли только семнадцать автомобилей и шесть мотоциклов. Причем большинство подлежит ремонту.

– Да-а… С потерями все?

– Почти. Еще потеряно четыре радиостанции дивизионного и корпусного уровня на автомобильной базе, один полевой коммутатор и… некоторое количество вооружения, которое еще уточняется.

– И много?

– Да.

– А точнее.

– Ну-у… – полковник снова замялся. – Только по MG-34 цифра уже перевалила за сотню.

В избе на минуту установилась похоронная тишина. А потом дядя негромко спросил:

– А как вы оцениваете влияние этих диверсий на наши наступательные возможности?

– Как значительное, – тихо отозвался полковник. И пояснил:

– Дело даже не в потерях. В настоящий момент только для охраны тыла и поиска диверсантов задействовано около тринадцати с половиной тысяч человек. Это довольно крупные силы, которые пришлось отвлечь от выполнения других задач. Но, к сожалению, поскольку большая их часть представлена не специализированными охранными подразделениями и специальными командами по поиску и задержанию диверсантов, а сборной солянкой, из которой существенную часть составляют военнослужащие тыловых подразделений, в настоящий момент даже они не могут гарантировать того, что нынешней ночью наши подразделения не подвергнутся нападению. Однако самая главная наша проблема все же не в этом…

Но закончить с поднятой им темой охраны тыла ему сразу не дали. Дядя Гейнц качнулся на стуле и небрежно бросил:

– Я не понял, так нам стоит опасаться новых налетов этой ночью или нет?

Полковник тяжело вздохнул:

– Мы считаем, что опасаться стоит, но… но либо их вовсе может не произойти, либо наши потери от них будут не слишком значительными.

– Поясните!

– Дело в том, что если в ночь на первое сентября состоялось девятнадцать боестолкновений, то прошлой ночью таковых было всего шесть. Причем лишь два были… – тут полковник слегка замялся, но затем нашел в себе силы продолжить, – налетами диверсантов, остальные четыре – дружественный огонь…

Сидевший во главе стола генерал пехоты не выдержал и нервно выругался. Впрочем, Курт, будь он в другой компании, непременно последовал бы его примеру. Но полковник еще не закончил:

– …И, судя по полученным штабом отчетам об этих двух столкновениях, они были спонтанными и оказались результатами случайной встречи наших усиленных патрулей с диверсионными группами, задачей которых, похоже, было не нападение, а отход. Так что, мы предполагаем, что доставившая нам столько неприятностей группировка диверсантов сейчас всеми силами стремится выйти из зоны нашей ответственности.

– Районы ночных столкновений перекрыты?

На этот вопрос вместо полковника ответил генерал, сидевший напротив дяди Гейнца:

– Да, как и весь район далее на север, по направлению их вероятного движения. Но пока поиски никаких результатов не дали. Ни в тех районах, где боестолкновения состоялись прошлой ночью, ни в тех, где позапрошлой. Поэтому мы и держим под ружьем так много народу. Если бы мне удалось локализовать текущую дислокацию диверсантов – на то, чтобы разобраться с ними, достаточно было бы пары батальонов моих ветеранов.

Все молча обдумали новую информацию, а затем пехотный генерал еще раз уточнил:

– То есть вы считаете, что противник уходит, и этой ночью вероятность новых налетов не очень велика?

Курт почувствовал, как напряжение, витавшее в избе, слегка снизило градус.

– Да, но полностью ее исключать я бы не стал. В конце концов, даже если основные силы диверсантов действительно отходят… на север или куда-нибудь еще, я не могу исключить, что эти две группы – всего лишь прикрытие для привлечения внимания, и ничто не мешало им оставить здесь пару-тройку диверсионных групп, чтобы они попытались отвлечь нас от преследования и заставить распылить силы.

– А если не отходят, то это означает, что у нас в тылу действует как минимум шестнадцать диверсионных групп? – нервно переспросил генерал пехоты.

– Да, – коротко кивнул полковник. – Хотя майор Краземан высказал предположение, что несколько объектов могло быть атаковано одними и теми же диверсионными группами. Расчет времени это допускает. Но после обсуждения мы отказались от этой версии.

– Почему?

Полковник пожал плечами.

– Если бы дело было только в том, чтобы всего лишь добежать из точки «А» в точку «Б», то да, времени вполне бы хватило. Но выдержать сначала выдвижение, затем бой, потом предельно быстрый ночной марш, причем по лесу, а затем, практически с марша – новый бой… Вы все здесь опытные офицеры, господа, – сами оцените насколько это реально.

– Значит, по вашим предположениям, вероятные неприятности, которые могут быть нам доставлены, – это ночные налеты на пару-тройку наших объектов?

– Да, но не думаю, что они будут сколько-нибудь успешны. Во время подобных налетов главное – внезапность. А ее у диверсантов сейчас уже нет. Во все подразделения направлена полная информация о диверсантах и наши рекомендации, так что все уже наготове. Везде усилены караулы, сформированы хорошо вооруженные дежурные подразделения и приняты меры для усиления взаимодействия и оказания своевременной помощи соседним подразделениям, в том случае, если они подвергнутся атаке. Я думаю, что если русские диверсанты попытаются сегодня напасть, наш ущерб будет не слишком большим, а вот наши шансы прижать диверсантов – наоборот. Но это вряд ли. Они и сами должны понимать все то, что я сейчас здесь изложил.

• Предыдущая
• 17/59
• Следующая