Отряд - Посняков Андрей - Страница 9

Делать нечего, подошел ближе, хоть и не любил монастырских - да кто их на посаде любил? Одно дело - чернецы-монахи, другое - настоятель и прочая братия: алчны, сребролюбивы, мстительны. Монастырь, как паук, все земли под себя подмял, всякий посадский человек ему должен!

- Чего уставился, паря? - Стрелец - худой длинный мужичонка в темном кафтане, с бердышом и саблей - неодобрительно посмотрел на Проньку.

- Любопытствую, дядько! - широко улыбнулся тот. - Грят, убивство тут было! Введенских служек живота лишили. Так им и надо, введенцам!

Стрелец усмехнулся уже куда более благосклонно, ну как же, введенские бобыли завсегда посадским конкурентами были.

- Не убили, а побили крепко. И не служек, а одного служку, другой страхом отделался.

- Во как! - Пронька покачал головой. - И что ж теперича тем ворам, кто бил, будет? Неужель казнят?

- Не, не казнят. - Стрелец задумчиво поковырял в носу. - Батогом побьют да ноздри вырвать могут - всего-то делов. Правда, если поймают.

- Если поймают? - Пронька почувствовал, как бешено заколотилось сердце. - Так они, что же, сбегли?

- А ты думал! - глухо расхохотался воин. - Станут правеж дожидаться? Жди! Руки в ноги - и бежать. Ищи их, свищи. Хотя далеко не убегут - ужо разошлют по монастырским селам да тоням бирючей. Куда беглецам податься? Придут куда - тут же их и схватят. А схватят обязательно. Тут дело не в том, что служку отоварили, а в том, что от тягла сбегли!

- А ежели они в свейскую землю рванут? - допытывал словоохотливого стрельца Прохор. - Тогда тоже поймают?

- До свейской земли еще добраться надоть! Путь-то неблизок, только богатому человеку под силу. А эти что? - Стрелец с презрением кивнул на избенку. - Голь да шмоль сиволапотная! Не, такие к свеям не побегут.

Озадаченный услышанным, Прошка повернулся и медленно направился обратно. Интересно, куда могли побежать Митька и Василиска? Может быть, во-он в тот дальний лес? Или в ту рощицу? А еще рядом урочище, ручей, болото. Недаром говорят, у беглецов сто дорог. Однако это только до холодов, до первого снега. Да и летом в пути чем-то подкрепляться надо. Ну, рыба, само собой, может, дичь - тетерев там, глухарь. До зимы в лесах продержаться можно - а дальше? Без теплой одежки, без жилья - пропадешь, сгинешь. Хотя, с другой стороны, пустошей сейчас много - такие уж невеселые времена. Отыскать в глухомани избенку, подлатать - провести зиму. Пока кто-нибудь дым не увидит. А потом наведаются пристава: кто вы, отроче, да откуда? А не вы ль служек введенских изобидели и от монастырского тягла бежали? Не вы? Ой ли… А ведь по всем приметам - схожи…

- Не было, говоришь, шомушских? - Хозяин, Платон Акимыч, недоверчиво посмотрел на поникшего головой Проньку. - А может, все ж таки были, да ты проспал? Ух, балбесина!

Отвесив проштрафившемуся молотобойцу увесистый подзатыльник, Платон Акимыч несколько успокоился и задумчиво потеребил бороду:

- Ин ладно, завтра с утреца поедете с Федотом за крицами к Козьме, в Сарожу. Знаешь Козьму-то?

- Знаю, батюшко, - радуясь, что буря миновала, кивнул Прохор. - Чернобородый такой, по осени на усадебку заезжал.

- Вот-вот, к нему и поедете. Купите криц, Козьма-то - по ним мастер, ну и там поспрошаете, буде кто из сарожских уклад предложит, возьмите и уклад - да только глядите, чего брать будете.

- Уж погляжу, Платон Акимыч, не изволь беспокоиться! - Пронька зачем-то перекрестился.

- Зря-то рожу не перекрещивай, - ухмыльнулся хозяин. - С Устином-ковалем да с подмастерьями поедете, да еще дед Федот, о двух возах. Смотрите токмо осторожнее, возы мне не ушатайте.

- Да сладим, батюшко!

- Сладим… - Платон Акимыч заворчал. - Ты уж мне сегодня сладил… Почитай, цельный день шатался незнамо где.

- Так ведь крицы искал…

- Искал он… Я уж без тебя нашел, в Сароже… Постой. - Хозяин вдруг осекся. - А ты у кого про крицы спрашивал?

- Да у многих. - Прошка махнул рукой. - По всему торжищу шлялся. Исподволь этак про шомушских выпытывал, они ж чаплинские, не наши…

Платон Акимыч вдруг упер руки в бока и густо, со смаком захохотал.

- Ой, уморил, - сквозь смех проговорил он. - Не наши, говорит, шомушские. А сарожские-то, что, наши, что ли?

- И правда! - До Проньки наконец дошло, на что посылает его хозяин кузниц. Причем не только его, но и расковочного кузнеца Устина с подмастерьями, и деда Федота… Сарожские-то укладники с кричниками на Синезубовых работали, то ж семейство известное. А вот Козьме, видать, платили не очень, либо подзаработать еще захотелось - видать, утаил крицы-то да решил запродать Узкоглазову, с чем наверняка и прислал своего человечка. И ведь как вовремя! Вот и объяснение тому, что хозяин сегодня не больно-то злился. Однако с Козьмой этим, опасное дело. А ну как прознают Синезубовы? В обитель зачнут жаловаться, судному старцу. А то и проще поступят - не говоря худого слова, пошлют людишек на сарожскую дорожку, а уж там… Мало ли убийств случается в окрестных лесах? Разбойных людей в нынешние времена много.

- Что, страшно? - Посмотрев на Проньку, хозяин вновь хохотнул. - Не боись, вам, главное, туда незаметно доехать. Выйдете засветло, с купцами московскими, типа и вы с ними. Хозяин, мол, Узкоглазов, одну кузню решил продавать, а лишних людишек - вас - в Тойвуйский погост отправил, за кожами.

- А возьмут нас с собой московские?

- Возьмут, - хмыкнул Платон Акимыч. - Все уж договорено с ними, одна малость осталась… И эту малость тебе, Прошенька, ладить!

Хозяин бросил на него такой жутковато-разбойничий взгляд, что Прохор вздрогнул. Чего еще попросит от него батюшко?

Платон Акимыч начал издалека, увел Проньку со двора в избу, в верхнюю, на подклети, горницу, с широким слюдяным окном в свинцовой раме, усадил на лавку напротив стола, самолично налил в стеклянный бокал романеи. Ой, не нравилась Прохору подобная ласковость, ой не нравилась!

Силясь, выхлебал полбокала, так и не почувствовав вкуса вина, все ждал подвоха. А хозяин не торопился, сидел, ухмыляясь, перебирал на животе четки. Наконец начал.

- Один ты, Проня, сиротинушка. - Узкоглазов притворно вздохнул, напомнил: - Кабы не я, так сгинул бы.

- За то век буду за тебя Бога молить, Платон Акимыч, - перекрестился на икону в углу Прохор. - За доброту твою, за приветие.

- То так, - степенно кивнул владелец кузней. - Пригрел я тебя, хлеб-соль дал. Всегда ты, Проня, сыт, всегда при деле. Так?

- Истинно так, батюшко!

- Ну, а раз так… вот тебе поручение. Слушай внимательно, а как лучше сладить - про то сам думай.

Пронька затаил дыхание.

- Пойдешь севечер к реке, к обрыву, что у обительской тони… Знаешь место-то?

Молотобоец кивнул.

- Затаишься там в кусточках, будешь ждать знака… Ведаешь ли, как утица селезня подзывает?

- Слыхал - кря-а, кря-а.

- Ну вот, как услышишь три кряка - так скоренько выскакивай из кустов и бей с размаху в скулу того, кто по тропинке идти будет. Да так ударь, чтоб тот, кого бьешь, в реку с обрыва свалился.

- Ой, батюшка! - услыхав предложенное, Прохор вдруг не на шутку испугался. - А ну как смертоубийство выйдет?

- А ты уж думай. - Платон Акимыч нехорошо прищурился. - Бей так, чтоб не вышло. Главное, чтоб он в реку свалился, - а уж там, чай, не утонет. Ну, понятна задачка?

- Да уж понятна, - со вздохом откликнулся Прохор и тряхнул рыжеватыми кудрями. - Хоть и не по мне такое дело, но уж для-ради тебя, Платон Акимыч, что хошь слажу!

- Ну, вот и молодец! - Хозяин довольно осклабился и подлил в бокал романеи. - Пей, пей, Проша. Чую, еще не раз с тобой хорошего винца попьем. Да ты не думай, человечишко тот подленький, гнусный - за чужими женками приглядывал, вот и решили его проучить, тут и про тебя вспомнили - боец кулачный ты славный, - пришли ко мне, упросили, а уж я думал-думал да согласился. Ну как хорошим людям не угодить?

Прохор чего-то не понял. Вроде бы сначала про московских купцов разговор зашел, мол, что-то для них сделать надо, а тут вышло, что вроде и не для них вовсе, так, для каких-то «людей хороших». А, ладно, пусть и нехорошее дело, а все ж не смертоубийство, стукнуть легонечко, чтоб только с обрыва - кувырк, и пускай себе плавает.