Отряд - Посняков Андрей - Страница 35
- Предыдущая
- 35/207
- Следующая
Май-июнь 1603 г. Тихвинский посад
Иванко не стал ни о чем расспрашивать Прохора. Оба быстро возвратились на постоялый двор и тут же улеглись спать. А вот уж когда выспались…
- Ну? - Отправив Митрия к двери следить, чтобы никто не подслушал, приказчик пристально уставился на молотобойца. - Давай рассказывай, Проша.
- Об чем? - Прохор невесело усмехнулся. - Подумаешь, лиходей ночной напал, эко дело! Тут таких лиходеев…
- Постой, постой, - жестко скривив губы, перебил его Иван. - Дело твое только на первый взгляд простое, вернее - таким кажется. Не всякий тать с двумя самострелами по посаду таскается! Да и на случайного прохожего засаду устраивать - не слишком ли глупо?
Молотобоец воспрянул духом:
- Вот и я мыслю, что глупо! Лиходей-то меня, верно, спутал.
- Спутал? - задумчиво переспросил приказчик. - Может быть… А если не спутал? - Он перевел взгляд на внимательно прислушивающегося к разговору Митрия и вдруг улыбнулся: - А ну, Мить, представь, что это именно на нашего Прохора устроили засаду. Подумай-ка, почему б так?
Митька почесал затылок, немного посидел в тишине, пару раз кашлянул, а уж потом не торопясь, рассудительно и размеренно, изложил свои мысли. А мысли были такие: если засада была устроена именно на Прохора (а все говорило об этом), то явно не с целью ограбления - чего возьмешь с нищего молотобойца? Тогда зачем? А затем, что Прошка чем-то кому-то не угодил иль помешал. Иль знал что-нибудь этакое, что кому-то спокойно спать не давало.
- А что ты мог знать такого тайного, Проня? - Митрий искоса посмотрел на приятеля. - Ну, поведай, что мне рассказывал о таможенном монахе Ефимии - вряд ли у тебя еще какая тайна найдется, за которую башки можно лишиться.
- О таможенном монахе? - Иванко резко вскинул голову. - Что-то ты, Прохор, мне об этом не рассказывал.
А Прошка ничего не ответил, лишь бросил на Митьку презрительный взгляд - мол, выдал, пес, а ведь обещал молчать.
- Ты глазами-то на меня не сверкай, - немедленно возмутился Митрий. - Не предаю я тебя, а, наоборот, спасаю. Ты, Проня, мне вместо брата родного, я тебя живым видеть хочу, а не мертвым. Дело-то, смотри, каким боком вышло! Ежели б Иван за тобой не пошел…
- «Не пошел», - передразнил Прохор. - Как же ты, Иване, так ходить научился, что я тебя за собой и слыхом не слыхивал… ну, почти.
- Учен. - Скривившись, приказчик осторожно потрогал рукою синяк. - Только, видать, плоховато.
- Надо же! - заинтересовался Митрий. - Ты вообще много чему учен: и конной скачке, и палашному да пищальному бою, и речи аглицкой. Экие ушлые приказчики в Холмогорах! Не приказчики, чуды ходячие.
Отрок неожиданно поднялся с лавки и подбоченился - видать, все ж таки обидел его Прошкин взгляд, - правда, смотрел он сейчас не на старого своего приятеля, а на холмогорского торгового человека Иванку.
- Все-то ты умеешь, - понизив голос, продолжал Митрий. - Всему-то учен. И пищальники обозные тебе подчинялись, словно ты им родной отец-воевода, и вопросы ты все время задаешь - для торгового человека странные. О московском обозе расспрашиваешь, о таможеннике убитом. И грамот у тебя полно, да все - к важным людям: к архимандриту, к Дарье-игуменье… В общем, так… - Отрок немного помолчал, глядя прямо в карие глаза приказчика. - Ты, Иване, про нас все знаешь, а мы про тебя, получается, ничего. Кому служим - один Бог знает. Нет, нет, только не ври больше, что ты человек торговый, видывали мы торговцев, а ты… Ты, может, соглядатай свейский, а?
При последних словах Митьки Прохор сжал кулаки. Приказчик дернулся.
- Сиди! - угрожающе бросил молотобоец. - Не успеешь и палаш выдернуть - припечатаю к стенке.
- Да знаю, припечатывал уже! - К удивлению Прохора и Митьки, Иванко вдруг откинулся спиной к стенке и зашелся в смехе.
- Ой, не могу, - утирая выступившие на глазах слезы, удивлялся приказчик. - Послух, говоришь, свейский? Ну, Митрий, ну, уморил… А вообще, да. - Он вдруг резко оборвал смех и обвел двух приятелей совершенно серьезным взглядом. - Вот что, парни, никакой я не приказчик, ты, Митрий, прав - четко все уловил, молодец. Но со свейским соглядатаем, конечно, погорячился…
- Да кто ж ты такой?! - не выдержав, закричал Прохор и вдруг тут же сконфузился. - Хотя оно, конечно, жизнь ты мне спас, то так…
Приказчик снова улыбнулся:
- Кто я такой, спрашиваете? А ну-ка, Димитрий, подопри дверь… Вот так…
Нагнувшись, Иванко медленно стянул с левой ноги сапог и протянул Прохору:
- Оторви-ка подметку.
Пожав плечами, молотобоец, напрягшись, исполнил требуемое и с удивлением вытащил наружу спрятанный кусочек пергамента.
- Митрий, возьми, - распорядился Иван. - Прочитай.
- «Грамота сия дана Ивану Леонтьеву сыну, разбойного приказу дьяка Тимофея Соли товарищу…» Ну ничего себе! - Митька негромко присвистнул. - Дьяка разбойного приказу товарищ! Так ты, никак, беломосец?! Иль того больше - боярин?
- Из детей боярских, - скромно пояснил Иванко. - Почти так же был нищ, как и вы. Больше года уже, после смерти батюшки, служу государству Российскому, как и вы, надеюсь, теперь служить будете, ибо только власть государева маленькому человеку заступа… Впрочем, и не только маленькому…
- Из детей боярских, - покивал Митрий. - То чин не московский, городовой. А ты, чай, на Москве служишь?
- На Москве, - подтвердил Иван.
- Самого дьяка товарищ… - Митька задумчиво почесал затылок. - А что же не «жилец»?
- У дьяка приказу разбойного товарищей-помощников много, и все по разным делам, - охотно разъяснил «приказчик». - Я покуда самый незаметный. А «жилец» - первый московский чин, его еще заслужить надо!
- Угу, - понятливо кивнул Митрий. - Потом, глядишь, за службишку твою государь землицей испоместит - тут и следующий чин: дворянин московский, потом, даст Бог, стряпчий, стольник… А от стольника и в чины думные недалеко.
- Недалеко, - Иванко хмыкнул. - Скажешь тоже! В думные… Эко хватил! Хотя… твои бы слова, Митрий, да Богу в уши! В общем так, други: хотите государству Российскому послужить?
- Да ты что спрашиваешь?! - возмутился Прохор. - Нешто мы немцы какие? Нешто нам, православным, за родную землицу живота жалко?! Уж конечно, послужим, верно, Митька?
Молотобоец с силой ударил кулаком в ладонь:
- Любого вражину под орех разделаю!
- Не сомневаюсь! - Иванко хохотнул. - А теперь - на полном серьезе. - Он обвел враз притихших приятелей посуровевшим взглядом и поднялся с лавки. - Именем государя нашего Бориса Федоровича, властию, данной мне дьяком разбойного приказу Тимофеем Солью, верстаю тебя, Димитрий Тереньтев сын по прозвищу Митька Умник, и тебя, Платон Патрикеев прозваньем Сажень, на службу государству Российскому! Поклянитесь же для борьбы с врагами ее и злыднями не жалеть ни сил своих, ни жизни!
- Клянемся! - опустившись на колени, ребята дружно перекрестились на висевшую в углу икону.
Новый таможенник, чернец Варсонофий, заменивший убитого Ефимия, оказался человеком далеко не старым, но чрезвычайно худым, согбенным. Длинной чахлой бородкой и каким-то унылым морщинистым лицом он напоминал древних мучеников, как их себе представлял Митька. Отрок, так уж вышло, оказался сейчас единственным, кого товарищ дьяка разбойного приказа мог использовать для решения своих - вернее, государственных! - дел. Прошке после здравого размышления было пока велено безвылазно сидеть на постоялом дворе и, по возможности, не казать из гостевой горницы носа. Труп убийцы с самострелами был благополучно спущен в Вяжицкий ручей, а вот исчезновение молотобойца должно было заставить Платона Акимыча Узкоглазова перейти хоть к каким-то действиям. И в самом деле, если Прохор не был убит, то тогда почему не вернулся к хозяину? Почему не передал долг Тимофею Руке? Что-то почувствовал, прознал? Или все ж таки был убит? А тогда - где тело? Тоже в Вяжицком ручье?
- Предыдущая
- 35/207
- Следующая