Вишневый самурай - Самохин Дмитрий - Страница 38

• Предыдущая
• 38/66
• Следующая

– Тот, кто прикончил эту суку, поступил правильно! – Соломах грязно выругался.

– Думаю, нам есть о чем поговорить, – предложил я.

– Согласен. Где? Когда?

– Минуту…

Я раскрыл ежедневник, намереваясь назначить встречу на завтра, но обнаружил, что воскресный день полностью расписан. В частности, похороны Троя Епифанова, на которых я обязан был поприсутствовать.

– В понедельник. В час дня, – предложил я.

– Подойдет, – одобрил Соломах.

– В ресторане «Эсхил?ХР»… А что ты сказал в полиции относительно того, как в твоем доме оказался инспектор?

– Категорически утверждал, что пригласил его. Я же не идиот! Мне с Лесником проблемы не нужны, – усмехнулся Соломах.

– До понедельника, – попрощался я – и повесил трубку.

Надо же, совершенно вылетело из головы, что в воскресенье – похороны Епифанова!..

Прихватив из холодильника бутылку пива, я отправился в постель. Забравшись под одеяло, выцедил половину бутылки, заткнул ее пробкой, отставил на пол, свернулся клубком и провалился в сон.

Проснулся с первым солнечным лучом. На часах было то ли шесть, то ли пять часов утра. Приняв душ, я нацепил самый строгий и черный костюм из тех, что висели в моем шкафу, и спустился вниз. Позавтракал тем, что отыскал в холодильнике. Налил стакан ледяного молока и с фантастическим удовольствием выпил его.

Мой завтрак, состоявший из двух сэндвичей и трех кружек молока, подходил к концу, когда в кухню вошел Гонза Кубинец.

– Утро доброе, – поздоровался я.

– Доброе, – пробурчал он, присаживаясь за стол и подтягивая к себе пакет молока. – Скажи, Туровский, что ты задумал?

– У Лесника не будет никаких проблем! – пообещал я.

– Откуда ты знаешь?

– Звонил Кеша Соломах и клятвенно пообещал мне это.

– Ты веришь обещаниям человека, который травил тебя наркотой? – скептически вздернул бровь Кубинец.

– Я верю человеку, который очутился на краю. Который знает, что если я перестану ему верить, то он отправится в Сибирь коптить тюленей.

Кубинец помолчал с минуту и поинтересовался:

– Зачем тебе нужен Соломах?

– Мне нужен не Соломах, а его желание сотрудничать. Он знает что?то о Городишек. Это может мне помочь.

– Хорошо. Будем надеяться, что ты прав. Я с тобой.

– Если ты со мной, то поторопись. Через два часа мы должны быть у Хлои Епифановой. Сегодня хоронят Троя. Мы приглашены…

Семейство Епифановых проживало в небольшом доме на острове Декабристов, огибаемом Наличным каналом. Царское правительство проявило лояльность к бунтовщикам, которые первыми пытались ввести конституционную монархию в России. В Санкт?Петрополисе в их честь были названы остров и сад, в котором установили памятник. Только после попытки переворота семнадцатого года отношение к декабристам изменилось. Государь император Алексей Николаевич испытывал острую неприязнь ко всему, что было связано с революционерами, социалистами и прочими реформаторами из народа, в том числе и дворянского. Но остров, как, впрочем, и сад, не переименовали. Правда, на десять лет памятник куда?то пропадал и вернулся на старое место лишь после смерти Алексея II.

Домик Епифановых поражал скукой. Унылое, серое двухэтажное строение, которое украшали лишь цветы, росшие в кадках и цветочных горшках.

«Икар» уткнулся в причал. Мы врубили сигнализацию и покинули борт. Я шел первым. За мной тенью следовал Гонза Кубинец со скорбным выражением на лице. Поднявшись на крыльцо, я нажал кнопку звонка, который соловьиными трелями отозвался в глубине дома.

Дверь отворил Карп Епифанов. Мы поздоровались. Я пробормотал что?то невразумительное – не силен в произнесении пламенных речей, а также и соболезнований. Не мой профиль! Смущаюсь и теряюсь… Что тут скажешь? Нет человека, и моими банальными словами положения не исправить…

Карп провел нас в гостиную, где находилась уйма народу. Человек тридцать набились в просторную комнату, которая сделалась тесной до невозможности. Свободных мест не было. Я встал возле окна, Кубинец занял место рядом.

Люди – все в черном – разговаривали о своем, смеялись, обсуждали последние события в городе, травили анекдоты, как свежие, так и столетней давности, спорили о политике. Никто и словом не обмолвился об умершем.

Я с трудом хранил спокойствие. Меня раздражало это сборище, но из уважения к хозяйке и к памяти своего делового партнера я оставался на месте, стараясь занять голову мыслями, далекими от похорон, поминовения и прочей загробной атрибутики. Это еще только цветочки – по сравнению с тем, что начнется, когда все, вернувшись с кладбища, рассядутся за столы и узрят водочные бутылки.

Я посмотрел на Гонзу Кубинца. Судя по монолиту его лица, он полностью разделял мои мысли.

Спустя полчаса после нашего прибытия в комнате появился Карп Епифанов и объявил, что пришли машины и пора отправляться.

Хоронили Троя на Смоленском кладбище, что неподалеку от нашего дома. Я отказался следовать к месту последнего упокоения Епифанова вместе со всеми. Мы с Кубинцем пробудили «Икар» и сами проложили маршрут.

Похороны – ужасное событие! Не только из?за того, что кто?то умер и его по?человечески жаль, но прежде всего из?за количества гостей, пространных речей и религиозных обрядов, исполняемых над гробом священником, который к вечеру, в ходе повальной пьянки, тоже будет вусмерть проповедовать, разя водочным перегаром.

Пока исполнялся обряд, мы стояли возле свежевырытой могилы и откровенно скучали. Священник заунывно распевал какие?то молитвы. Закрытый гроб ожидал на дне ямы.

Нещадно жарило солнце. Я озирался по сторонам, не в силах больше смотреть на гроб и могилу. Внезапно приметил одинокую фигуру, укутанную в черный плащ, и в черной же шляпе. Человек прислонился к дереву вдалеке от нас, но взгляд его был прикован к нашей компании. Он заинтересовал меня: какой сумасшедший в такую погоду станет одеваться в черное? Только полный псих! Или человек, который не хочет, чтобы его узнали.

Я ткнул Кубинца локтем в бок и показал ему на черного.

– Пойду проверю, – шепнул я Гонзе.

Выбрался из толпы и направился к человеку в черном, стараясь не показываться ему на глаза. Но он меня все?таки заметил. Дернулся нервно, отклеился от дерева и стал отступать в сторону. Что ж, таиться более смысла не было. Я ускорил шаг. Черный развернулся и побежал. Я бросился за ним, на ходу выдергивая из плечевой кобуры револьвер.

– Стой! – проорал я, пытаясь догнать незнакомца.

Черный бежал проворно, но неуверенно. Я понимал, что сил ему на долгую гонку не хватит. Шляпа с его головы слетела, обнажив гриву черных волос. Больше преследуемый не оборачивался – не хотел, чтобы я увидел его лицо.

Он бежал по аллеям между могил, явно нацелившись на выход. Я выстрелил в воздух, но звук выстрела произвел обратный эффект: черный прибавил скорости.

Он вылетел за ворота первым и бросился к причалу. Я устремился за ним. Он вбежал по трапу на борт маленького юркого катерка класса «Вихрь» и скрылся в капитанской рубке. Двигатель взревел, и через минуту суденышко отклеилось от причала.

Я бросился к «Икару», понимая, что шансов поймать черного все меньше и меньше: его катерок быстроходнее и маневреннее моей посудины.

Влетев на борт, я позабыл отключить сигнализацию. «Икар» взвыл, как пароходная сирена. Я ворвался в рубку капитана, включил дремавший компьютер и снял сигнализацию. Мотор набрал обороты. Первая скорость – и вот катер на большой воде. Я направил его в пенистый след «Вихря».

– Мы еще потягаемся с тобой! – пообещал я черному.

• Предыдущая
• 38/66
• Следующая