Семь минут до весны (СИ) - Демина Карина - Страница 65
- Предыдущая
- 65/160
- Следующая
— Да?
— Я вот одно понял… нельзя растрачивать жизнь на пустое. Слишком мало ее…
И замолчал.
Он больше не произнес ни слова, Ийлэ тоже не заговаривала.
Просто сидели.
Просто слушали ветер.
Дайну Нат высадил на окраине города.
— До площади мог бы и довезти, — недовольно проворчала она, оправляя юбки.
Нат не ответил.
Женщина его злила. И злость эта была иррациональной, подталкивающей к поступкам, о которых — Нат смутно сие предполагал — он будет жалеть. А потому он молча сбросил пару тюков, притороченных к седлу.
Личные вещи.
И трогать их Райдо к огромному удовольствию Дайны не позволил, унижает его, видите ли, необходимость копаться в чужих тряпках. Его, может, и унижает, а вот Нат не гордый, Нат покопался бы и, пожалуй, отыскал бы немало интересного. Гнать ее следовало и давно…
Тварь.
Стоит, кутается в шубу из черной норки. Откуда взяла? А понятно, откуда… небось, шубка эта или альве, или ее матушке принадлежала… и вернуть бы, но не велено.
А приказы Нат не нарушал.
Старался во всяком случае. И подавив искушение взять женщину за горло, стиснуть, так, чтобы сошла эта наглая ухмылка с лица ее, Нат запрыгнул в седло.
Дел у него имелось множество.
— Эй, щенок, — раздалось в спину. — Передай своему хозяину, что Дайна ждать не станет, пусть поторопится.
— Ты о чем?
— Он знает…
А Нат догадывается. Она про ту комнату с железной дверью, и еще про ювелира убитого… про людей, которые ищут сокровище, быть может, и про альву… и надо было в лесу остановиться.
В лесу после бури тихо, спокойно.
Сугробы глубокие, конь по самое брюхо проваливался. Небось, еще насыплет… до самой весны не нашли бы, а по весне… там и волки голодные… и в окрестных лесах мертвецов множество, одним больше, одним меньше…
Райдо говорил, что женщин трогать нельзя. Слабые они.
Эта не слабая. Эта подлая. И в спину ударит, дай только шанс… внутренний голос нашептывал, что Райдо и не узнал бы… нет, узнал бы, разозлился, но простил… понял, что Нат как лучше хотел… но Нат этому голосу велел заткнуться.
В конце концов, он сам Райдо клятву принес. А свое слово не нарушит.
И потому Нат решительно выкинул Дайну из головы. Дел у него в городке имелось множество, и начать Нат решил со знакомого особняка, в котором ему точно рады не будут. Коня он оставил при таверне, бросив мальчишке-конюшему пару монет за заботу. Сам же неспешным шагом прошелся до площади, а оттуда свернул на тихую улочку.
Особняк, окруженный низкой оградой, был невелик, но аккуратен. За оградой виднелись мерзлые яблоньки и тоненькие, покрытые ледяной глазурью, вишневые деревца. Снег укрыл их, и кусты шиповника, и иные кусты, тоже колючие, но названия им Нат не знал.
Через ограду он перемахнул одним прыжком, и упав в рыхлый сугроб, затаился.
Тихо.
Ни собак, ни сторожей… и правильно, кого опасаться в месте столь умилительно спокойном? Нат нырнул под низкие плети кустарника. Он немного беспокоился, что на снежном покрывале остаются следы, с другой стороны, он не совершал ничего противоправного.
Во всяком случае, ему так казалось.
Добравшись до дома, который в ближайшем рассмотрении выглядел вовсе не столь уж роскошно, Нат замер. Он коснулся стены — деревянной, холодной. Бледно-розовая краска потрескалась и кое-где облезла, обнажая темную древесину.
Нат выпустил когти.
Это ведь не полный оборот, если только когти… а значит, можно… значит, если последствия и будут, то незначительные… он потерпит.
Когти входили в дерево легко. И на карниз, на котором висели ящики для цветов, Нат забрался с легкостью. Карниз покрывала толстая корка льда, а ящики стояли плотно, неудобно.
Окна затянуло инеем.
И как понять, которое ему нужно?
Плотно сомкнутые створки почти не пропускали запахов, и Нату пришлось сосредоточиться… немного измениться, ведь когда меняешься, то запахи становятся ярче.
Цветочный и сладкий.
Не то.
Мирра… она… ее раздраженный голос перекрывает нервные звуки клавесина, и, кажется, что Мирра не играет, но допрашивает инструмент.
Эта женщина тоже опасна.
Нельзя оставлять врагов за спиной. Райдо сам учил… и оставил… война ведь закончилась. Но он ошибается, война идет, здесь, в розовом особняке, за резными ставнями, за серыми стеклами… бархатная война, но меж тем все одно беспощадная.
Впрочем, о войне Нат думать не любил, и осторожно двинулся дальше.
Пустая комната. Запахов почти нет, а значит, заглядывают в нее редко. И следующая… острый аромат кофе и шоколада… голоса, на сей раз не Мирра, но миссис Арманди, которая тоже что-то говорит, и ноты знакомые, жаль, слов не разобрать. Нат не отказался бы послушать.
Он предполагал, что услышал бы немало интересного.
И снова пустая… ящики треклятые, которые под весом Ната опасно хрустят. Падать, конечно, невысоко и особого вреда Нату не будет, но придется начинать все наново. Ко всему, вдруг да внимание привлечет, а внимание ему не нужно.
Ей не нужно.
На ее окне висел венок из остролиста.
И запах шел сладкий, пьянящий. Нат так и замер, прижавшись к стеклу щекой, обнюхивая ставни, выискивая эти, почти стертые следы ее рук. И постучать решился не сразу. И даже почти отступил, испугавшись вдруг, хотя бояться было нечего. И на стук не отозвались, и тогда Нат решил, что его не ждут и не желают видеть, и это хороший предлог, чтобы уйти.
Он найдет себе другую девушку.
Сама мысль об этом показалась предательством, и Нат зарычал, ее отгоняя. А окно открылось.
— Нат! — Нира схватила его обеими руками за плечи. — Нат, ты… ты сумасшедший!
Она дернула его на себя, и Нат не удержался, в комнату вкатился кубарем.
Что-то сбил.
Зазвенело. И грохнуло. И Нира испуганно вскочила, оглянулась и, схватив его за руку, толкнула к шкафу:
— Сиди смирно!
Он же хотел сказать, что не безумен. В его роду уже лет триста как не отмечали случаев безумия, не успел. Дверцы шкафа закрылись.
— Нира! — голос миссис Арманди заставил Ната замереть. — Что случилось?
— Ничего… я вазу уронила… случайно… окно хотела открыть, а она взяла и…
— Нира, Господи, Нира… когда ты научишься вести себя нормально? Зачем ты полезла к окну?
— Здесь душно, мама… я хотела воздуха… ты же запрещаешь мне гулять…
Нат пошевелил пальцами, возвращая им прежний вид. В шкафу было любопытно: множество запахов, которые переплетались друг с другом в сложный узор чужой жизни.
Шелк и аромат холодный, легкий, а у атласа — тяжелый… кажется, шерсть. Шерсть пахнет очень хорошо, и до нее Нат дотянулся, зарылся носом в мягкие складки…
Хорошо.
У его девушки много платьев, наверное, ей жаль будет их оставлять, но Нат купит другие…
— Мама, я устала здесь сидеть. Я ведь ничего не сделала! Я…
Дверь захлопнулась с резким звуком, в котором Нату почудилось раздражение. Ключ провернулся дважды.
— Выходи, — сказала Нира, и Нат не без сожаления выпустил платье.
Из шкафа выбирался осторожно.
— Ты… ты зачем пришел? — Нира села на пол у двери.
Плакала?
Глаза терла, и глаза эти были красными.
— Ты не думай… я вовсе не расстраиваюсь… просто душно очень… воздух сухой… и когда воздух сухой, то глаза сами собой слезятся… непроизвольно, — она шмыгнула покрасневшим носом. — А так… чего мне плакать?
— Не знаю.
— Вот и я не знаю… ботинки снимай.
— Зачем?
Нира не то вздохнула, не то всхлипнула, но пояснила:
— На них снег налип. Таять будет. Вода… следы…
— Извини, — Нату стало стыдно, что сам он о вещи столь очевидной не подумал. Разведчик…
Ботинки он стянул и, распахнув окно, сунул их в снежный горб, благо, сугроб на цветочном ящике образовался приличный.
— Они холодные потом будут, — с упреком произнесла Нира.
— Ничего.
— Замерзнешь.
Нат покачал головой.
— Так зачем ты…
- Предыдущая
- 65/160
- Следующая