Семь минут до весны (СИ) - Демина Карина - Страница 50

• Предыдущая
• 50/160
• Следующая

Зачем он здесь?

Остановился, обвел двор взглядом. Увидел? Заметил? Ийлэ отпрянула от проталины, прижавшись к стене. Сердце колотилось, словно безумное…

Уходить.

Сейчас же, пока верховые в доме… пока не начали искать… кого?

Пса?

Или ее?

Надо успокоиться. Ийлэ вцепилась зубами в ладонь, влажную, в испарине истаявшего льда. Боль отрезвила.

Люди появились не за ней.

За псом пришли.

Сначала Мирра… и сестра ее, которая отвлекла Ната. Нат бы точно не оставил хозяина наедине с Миррой, Мирре он не доверяет, впрочем, как и сама Ийлэ… но тогда где Нат?

Найти?

И дальше что?

Если его заперли, то охранять будут. Те же люди с арбалетами. Даже если без арбалетов, то Ийлэ не справится. Она ведь не воин и никогда не была… самое разумное — затаиться. Люди не знают, на что способны псы. Люди самоуверенны… Райдо с ними сладит.

Или нет?

Он болен. И одно дело болезнь, а совсем другое — люди… не пощадят ведь свидетелей, а Ийлэ именно свидетель. Или помеха.

Неудачное обстоятельство.

Альва.

Сколько веских причин, чтобы избавиться. Инстинкты требовали уйти, сейчас, пока люди заняты. Но… куда идти? В лес? Он спит. А по следу найдут и без собак… или и искать не надо. Морозы только-только начались, пара ночей, и Ийлэ сама издохнет… проклятье, ей некуда идти.

Что остается?

— Безумие, — Ийлэ провела пятерней по растрепанным волосам. — Ты тоже с этим согласна?

Отродье широко зевнуло.

— Лежи тихо, — корзину Ийлэ подвинула вплотную к трубе и надежности ради прикрыла старым одеялом. Щель для воздуха оставила, но… — Я скоро вернусь. Я просто посмотрю, что там.

Верховых оказалось не меньше десятка.

Ийлэ слышала, как люди переговариваются.

Трое остались внизу, и Дайна что-то говорила им, громко, надрывно…

— …этого следовало ожидать… столько пьет… его предупреждали, а теперь опиум…

Ийлэ не видела экономку, но почему-то прекрасно представляла себе ее лицо с маской нарочитого сочувствия. И еще тревоги, тоже нарочитой. Правда была в глазах, которые Дайна подводила черным угольком для большей выразительности…

…ее за это грозились уволить, потому что в приличном доме горничные не красятся…

…уволили бы, но…

Потом. Мысли о прошлом следует оставить будущему, пока неясному. Ийлэ скользнула в узкий коридор для прислуги, благо, Дайна слишком занята сплетнями, а кухарка кухню покидает редко.

Тишина.

И чьи-то осторожные шаги.

Человек то и дело останавливается, заглядывает в комнаты. Он осторожен не потому, что боится быть увиденным, но скорее уж по привычке. Он открывает дверь за дверью, заглядывает в комнаты, но не переступает порог.

— Ийлэ… — полушепот-полувздох. — Ийлэ, ты где?

Рядом.

И пожалуй, она способна прикоснуться к человеку рукой… и этого не нужно, достаточно будет окликнуть по имени.

Отзовется?

— Ийлэ, я знаю, что ты обижена на меня… на всех нас… я тебе не помог… я хотел, честное слово, хотел… — он провел пальцем по стене, останавливаясь на темных квадратах несуществующих картин. От них осталась лишь тень на обоях.

Больше, чем от самой Ийлэ.

— Я очень хотел тебе помочь… но мой отец… ты же знаешь, насколько непростой была ситуация… я не мог рисковать его жизнью… и жизнью моей матери… она ведь болела…

…Ийлэ помнит. Супруга мэра болела давно и с немалым профессионализмом, болезнь ее, не имевшая названия, обладала удивительным свойством обостряться, когда супруг ли, единственный ли сын найо Эверис делали что-то, что противоречило ее желаниям. И обостряясь, болезнь эта приводила несчастную женщину на смертное ложе…

— Ей тоже очень жаль… да и что я мог сделать?

Он шел, и Ийлэ, завороженная словами, интонацией мягкой, которая ее всегда раздражала, ступала следом.

Ей пришлось покинуть коридор.

И если так, то стоит Альфреду обернуться, и он заметит ее. Но Альфред не оборачивался. Его по-прежнему интересовали пустые комнаты и, пожалуй, сам дом.

— Что мы все могли сделать? — тяжкий вздох.

И черная траурная лента в волосах шевелится. Эта лента кажется обманчиво живой, и Ийлэ убирает руки за спину, потому что если лента дотянется до нее, прикоснется…

Глупости.

— Но теперь… — Альфред остановился перед спальней Райдо. — Теперь все иначе… война закончилась… все закончилось, Ийлэ.

Неправда.

— Ты здесь? — он коснулся двери костяшками пальцев, вроде бы невзначай, легонько, но звук получился громким, он заставил Ийлэ отступить. — Он держит тебя? Такой же как те, правда?

Нет.

Ийлэ отступила еще на шаг.

Райдо пес, но…

…он возится с отродьем и говорит, что она на альву совсем не похожа, и это так. Вот только решил с чего-то, что глаза у нее от Ийлэ.

У Ийлэ зеленые, а у отродья — серые, светлые.

Песьи.

Он не ударил ее ни разу, даже когда подходил опасно близко, даже когда она поворачивалась спиной или в глаза смотрела. Псы не любят, когда им смотрят в глаза, Ийлэ знает. А этот…

…она сказала ему, что ненавидит, а он попросил посидеть.

Просто посидеть.

Ведь если сидишь рядом, то уже не важно, ненависть или любовь, главное, что Ийлэ держала его за руку, широкую такую, которую с трудом обеими своими обхватить могла. А он смотрел на нее снизу вверх и улыбался.

Он болел.

И наверное, хорошо, что болел, справедливо. Но боль не делала его злым, как должно было бы быть. Он терпел ее. И улыбался.

Странно.

Жалким не выглядел, даже когда совсем туго становилось. И не требовал помочь… знал, что Ийлэ способна, она ведь не скрывала… а он не требовал… тот другой нашел бы способ заставить. Пальцы бы сломал… или ногти выдрал, как тогда, когда ему показалось, что Ийлэ недостаточно почтительна… больно, когда ногти выдирают. И она, пожалуй, согласилась бы…

Но Райдо терпит свою боль.

Почему?

Ийлэ спросит. Быть может. Но не сейчас… сейчас она занята… ей надо уходить, пока Альфред не заметил.

— Здесь, — он провел по двери пальцами и на ручку надавил. — Где еще тебе быть? Ийлэ… я тебя нашел…

Ложь. Но если ему так нравится, то почему и нет? Ийлэ уже усвоила, что людям нравится лгать себе же. Пусть играет. У Ийлэ есть еще дела.

Она вновь кралась. И дом молчал, видимо, чужаки нравились ему еще меньше, чем прежняя хозяйка, на которую он был обижен.

Безумно ухало сердце. И ладони взмокли. Ийлэ спрятала руки в рукава свитера, жалея о том, что ножа у нее все-таки нет. С ножом ей было бы спокойней.

На первом этаже она остановилась.

Куда дальше?

Если Ната заперли, то… то им потребовалось бы помещение с очень крепкой дверью.

Кабинет?

Или… та особая комната, про которую отец говорил, что она выдержит и пожар, и наводнение, и войну. Прав оказался. Комната войну выдержала, в отличие от Ийлэ.

Дверь заперта.

И охраны нет.

И верно, к чему, если дверь заперта… Нат щенок… мальчишка… а мальчишке много ли надо… ключа у Ийлэ нет, но если знать дом, то ключ не нужен. И она, остановившись в коридорчике, приятно сумрачном, тихом, прижала ладонь к стене.

Дом отозвался на прикосновение, полусонный, раздраженный, он все-таки узнал Ийлэ, и стена расползлась по шву, к счастью, беззвучно. Из узкой щели тайного хода дыхнуло гнилью и древесной трухой, запах заставил Ийлэ поморщиться: надо будет весной заняться домом…

…она хихикнула, поняв, о чем думает.

Весной?

Домом?

Весной она уйдет, правда, пока еще не знает, куда именно, но ведь есть еще время подумать… до весны далеко, а до тайной комнаты — два шага.

Здесь холодно.

Помнится, холодно было всегда, причем, что зимой, что летом — одинаково. И холод этот удивлял Ийлэ, как и упрямое нежелание отца поставить в комнате камин. Ладно бы он просто сюда заглядывал, так ведь порой часами сидел за запертой дверью, за которую даже мать не пускал. И она сердилась на эти его тайны, называя их глупыми…

…что за тайны?

• Предыдущая
• 50/160
• Следующая