Лето в Жемчужине - Минутко Игорь - Страница 19

• Предыдущая
• 19/39
• Следующая

«Наверно, вместе со всеми лают Альт и Сильва», — подумал Витя.

Впереди была Птаха. Реки ребята не видели, только туман стоял над водой, и его прозрачные пряди тянулись, как живые — их гнало легким свежим ветром.

И неожиданно для себя Витя вспомнил стихи, которые учил, когда в школе готовились к Лермонтовскому вечеру:

Витя подумал неожиданно: «Вот эта земля, эти луга, травы, розовые облака в небе, туман — все это называется Россией, моей родиной».

— Пришли, — сказал Вовка.

Ребята стояли у вывороченного пня, который, действительно, был похож на древнего старика с бородищей. Стлался прозрачный туман, похожий на растянутую вату. На том берегу был лес, и казался он темным и неприветливым.

— Давайте у пня устраиваться, — предложил Вовка. — Перво-наперво насобираем дров для костра, пока совсем не стемнело.

Втроем собирали хворост, принесенный водой в половодье на песчаный берег Птахи. Натащили целую кучу.

Быстро стемнело; в небе замигали звезды; только над лесом все горела слабая заря, никак не могла погаснуть. Стало холодно, сыро, и ребята надели ватники.

Вовка быстро разжег костер. Ловкий Вовка человек. Все у него получается легко, всякая работа. Чем-то он похож на Репу.

Жаркие языки пламени затрепетали в сыром воздухе, и сразу все исчезло — река, противоположный лес, луга с высокими травами; все проглотила тьма. Пламя ярко освещало пень, похожий на деда с бородой, крохотный пятачок песка, который то сужался, то расширялся.

Катя сидела, поджав коленки к подбородку, смотрела в огонь и молчала.

— Ты что, спишь уже? — спросил у нее Вовка. — Гля, — подмигнул он Вите, — спит сидя и с открытыми глазами.

Катя сказала, не двигаясь:

— Если не мигать, а все глядеть и глядеть в огонь, то становится видно, как там красные гномики кувыркаются.

— Ну вот, пошли выдумки, — проворчал Вовка. — Ты лучше в костер хворост подбрасывай, а мы червей наживим и удочки забросим.

Мальчики стали разматывать лески, насаживать червей на крючки. У Вити, естественно, не очень получалось. Вовка сказал:

— Кулема ты.

Наконец все было готово. Забросили удочки. Они были без поплавков, потому что в темноте все равно ничего не увидишь, и удилище надо брать в руки.

— Если рыба крючок схватит, сразу почувствуешь, — объяснил Вовка. — Дрожь побежит. Как вот током тебя ударит. Понял? — А сейчас знаешь что? — Вовка воткнул три свои удилища в берег. — Пойдем искупаемся!

— Искупаемся?.. — Витю всего передернуло от холода.

— Да сейчас вода, как парное молоко! Вон за тот мысок зайдем, чтоб рыбу не пугать. А потом у костра погреемся. Пошли!

— Пошли, — неохотно согласился Витя. Купаться ему ни капельки не хотелось.

Вовка помог воткнуть в берег Витины удилища, и мальчики побежали за мысок, поросший кустарником.

— За костром следи! — крикнул Вовка Кате.

Бежали по тропинке; темнота обступила со всех сторон, мокрая холодная трава стегала ноги. Ну как можно купаться?

Подошли к самой воде. Вовка быстро разделся. Витя — что же делать? — тоже. И сразу весь покрылся мурашками. Песок под ногами был холодный и влажный. Витя скорчился, но промолчал.

— Ух! — крикнул Вовка и бросился в воду.

— Ух! — крикнул Витя и остался стоять на месте.

— Ты чего? Прыгай! — донеслось из темноты. Вовку не было видно. Только слышалось фырканье, плеск воды, белые фонтаны взлетали вверх недалеко от берега.

Витя осторожно вошел в воду — и поразился: вода была теплая-претеплая, будто ее подогрели на газовой плите. Никогда не думал Витя, что в реке может быть такая вода. И он поплыл. Сразу стало тепло, приятно, весело. Витя тоже фыркал, нырял, и оба мальчика кричали по очереди:

— А-а-а!

— А-а-а!.. — каталось эхо над притаившейся рекой.

Очень это здорово — купаться ночью, когда не видно берегов, вода черная и как будто ты один в огромном океане. Правда, немного жутко.

Устав плавать, вылезли на берег, надели только трусы, схватили одежду в охапки и помчались к костру.

Костер горел ярко. Катя все также задумчиво сидела, поджав коленки к подбородку, и в ее глазах трепетали огоньки.

А мальчики, словно дикари, скакали вокруг костра, подставляя жаркому пламени то спины, то животы. И было очень весело.

Потом оделись, и Вовка сказал:

— Посмотрим, что там попалось. — Он пошел к берегу. Витя — за ним.

Витя взял первое удилище, — и сердце его замерло: в самых ладонях он почувствовал крутые сильные удары.

— Вовка… — прошептал Витя.

— Ш-ш-ш! — зашипел Вовка, сделав страшные круглые глаза. — К берегу подтаскивай, — горячо задышал он в ухо товарищу.

Витя пятился от реки, а удары в руках усиливались, стали непрерывными; Витя почувствовал, как неведомая упругая сила сопротивляется ему.

— Теперь сильно рвани! — заорал Вовка, и в свете костра лицо его с открытым ртом и выпученными глазами было хищным.

Витя рванул на себя удочку, леска зазвенела, что-то потянуло его к реке, а потом вдруг сопротивление прекратилось, и черное, похожее на торпеду, тело перелетело через Витину голову.

У самого костра в траве забилась, запрыгала большая рыба, показывая то черную спину, то белый живот.

— Налим! — ошеломленно крикнул Вовка и упал на рыбу. Он поднял ее, стукнул о землю, и рыба замерла.

— Оглушил, — Вовка вытер пот со лба.

А Витю трепала лихорадка. Первый раз в жизни он поймал рыбу, и этой рыбой оказался большой налим!

Катя рассматривала налима, осторожно трогала его пальцем, а Вовка сказал:

— Везучий ты. Килограмма полтора в нем. Пошли другие удочки смотреть.

Но на других удочках ничего не было.

— Ладно, оставим их. Рыбы — дуры. Сами попадутся, — чуть разочарованно сказал Вовка. — Давай ужин готовить.

— А я уже картошку испекла, — сказала Катя.

Никогда в жизни у Вити не было такого великолепного ужина. Ребята ели рассыпчатую, обжигающую пальцы картошку, которую вынимали из обуглившегося панциря, пили молоко, Катя нарезала крепкое сало («С красниной», — сказала она, показывая на толстую прослойку мяса); был еще зеленый лук и черный хлеб, который в Жемчужине пекут очень вкусным.

Только раков попробовать не удалось — ни один из них не вылез на огонь из реки.

— Всегда вылезают, — сказал Вовка. — Видно, их здесь нет.

Ребята сидели вокруг костра, ужинали, а за их спинами была мокрая ночь; там, в чуткой темноте, все время кричал филин:

— У-у! У-у!

Черное небо в редких звездах лежало над головой. Неожиданно Вите подумалось, что нет больше во всем свете никого, кроме них, этого костра, тихой Птахи…

Вот чудно! Катя будто угадала Витины мысли. Она сказала:

— Мальчишки! А что если настанет утро, мы глянем, а кругом никого нету.

— Как это никого? — удивился Вовка.

— А так! Нету нашей Жемчужины. И других деревень. Нету городов. И ни одного человека! Только мы по всей земле.

— Дура ты, — сказал Вовка и зевнул.

— Сам глупый чурбан, — обиделась Катя. А Витя-то знал, что Катя не дура. Ведь он также подумал, как она. Себя же он дураком не считал. И вполне справедливо.

Мальчики еще несколько раз проверяли удочки, но рыба больше не хотела попадаться.

— Вздремнем, — предложил Вовка.

Катя подкинула в костер побольше хвороста; ребята завернулись в свои ватники.

Вите стало тепло, спокойно, не хотелось шевелиться. Он слышал, как дрова трещат в костре, ощущал щекой жар, и вдруг почувствовал, что в его руках трепещет удилище. «Налим! Второй налим!» — догадался Витя. Но удилище перестало рваться из его рук, он почему-то увидел росный луг, покрытый прозрачным туманом; по лугу, взявшись за руки, шли Зоя и Катя и о чем-то тихо разговаривали. Витя хотел подслушать, о чем они говорят, он думал, что обязательно о нем, но подслушать не мог. Потом внезапно стало темно и ничего не видно.

• Предыдущая
• 19/39
• Следующая