Избранные киносценарии 1949—1950 гг. - Павленко Петр Андреевич - Страница 57

П а в л о в. Вот именно, голубчик! И слюнки ответят. (Подняв кулаки, он потрясает ими в воздухе.) Мы будем сами устанавливать новые связи в мозгу и получать новые рефлексы!.. Ну и как же назвать эти новые ответы?.. Условными рефлексами! Связанными с условиями опыта!..

Он делает паузу, стараясь успокоиться:

— Господа, я, может быть, увлекаюсь, но, по-моему, перед нами…

З а б е л и н. Открыта дорога в мозг!

П а в л о в. Да, да! И ведь до чего просто! Да где же у людей были глаза?..

Павлов стоит задумавшись. Подойдя к шкафу, вытаскивает старую пожелтевшую книжку:

мелькает на обложке заголовок. Павлов переворачивает первую страницу, и мы читаем надпись:

П а в л о в (усмехнувшись). Ведь вот, господа. Когда-то еще семинаристом я зачитывался этой книгой. Да и вся мыслящая Россия шестидесятых годов. Сеченов! Как он искал этих возможностей своеручно и своеглазно ощупать живой мозг. И теперь мы сможем это сделать… С фактами, с опытами, с доказательствами в руках… Никодим, принес?

Никодим подает ему пакет. Павлов разворачивает пакет с удовольствием и любопытством, как раскрывают дети рождественские подарки. Вынимает из коробки набор ручных звонков, от мала до велика, берет один из звонков и встряхивает его над головой.

П а в л о в. Я убежден, что этот вот звоночек заставит собак гнать слюну. А вещь, казалось бы, несъедобная! А?

И он еще раз встряхивает звонок над головой, потом другой, третий… Они разных тонов.

В соседней лаборатории сотрудники с удивлением прислушиваются к странным звукам, доносящимся из павловского кабинета.

Павлов ставит все звонки в ряд:

— Итак, всю работу лабораторий переведем на рефлексы!

Недоумение и тревога на лице Званцева.

П а в л о в. Да, да, Глеб Михайлович. Пищеварение в основном нами закончено. А здесь, здесь на сто лет работы хватит.

Н и к о д и м. Да-а! Вот какие дела оказываются. А нынче и мой звонок прозвонил. Отправка сегодня.

П а в л о в (взволнованно). Ах, вот что! Значит, сегодня… Ну что ж… посидим…

Все садятся. Короткая минута тишины. Старинный обычай.

Н и к о д и м (вставая). Ну уж, если не так что делал — извините.

П а в л о в. Ну что ты, что ты…

Они целуются трижды.

Н и к о д и м (растроганно). И вот ведь досада! Юбилей ваш скоро. Двадцать пять лет деятельности. Не придется поприсутствовать.

П а в л о в. Что юбилей! (Задумчиво.) Вот годы идут, Никодим. Но еще так мало сделано. Мы ведь в самом начале пути…

— Превосходный путь прошел Иван Петрович в науке. Радостно приветствовать его в день двадцатипятилетия научной деятельности, — произносит приветственную речь некий убеленный сединами профессор.

Переполненный зал Петербургского общества врачей: профессура, врачи. Много военных. Морские и армейские врачи. Белеют кое-где косынки сестер милосердия. И рядом дамы в вечерних туалетах. Несколько женщин в трауре.

Мы видим среди заполнившей зал публики знакомые лица. Вот постаревший, но сияющий Дмитрий Петрович. Рядом с ним Серафима Васильевна. И дальше Званцев и Забелин.

Д м и т р и й  П е т р о в и ч. Помните, Сима? Я говорил — надо верить.

С е р а ф и м а  В а с и л ь е в н а (пожимает руки Званцеву и Забелину). Это ведь и ваше торжество, господа.

Званцев отвечает натянутой улыбкой. Он сумрачен и хмур.

О р а т о р. …Всему миру известны его блестящие работы по пищеварению. Недавно они увенчаны международной нобелевской премией…

Овации в зале… Павлов, сидящий в президиуме, кланяется коротким и почти сердитым кивком головы — к чему вся эта помпа?

О р а т о р. …Так пожелаем же нашему дорогому юбиляру дальнейших успехов, счастья и покоя. Он заслужил его…

Маститый профессор сам вконец растроган своей речью. В зале овация.

— Профессор Петрищев, и вы здесь? — слышится чей-то возглас.

И мы видим того самого студента, что мечтал когда-то о казенных дровах в новогоднюю ночь. Сейчас он солиден и толст. Следы благополучия и преуспеваемости во всей его тучной, самоуверенной фигуре.

П е т р и щ е в. Помилуйте, мы с Павловым старые друзья! Вот ведь ловил фортуну за хвост. Буквально! За собачий! И поймал!..

Он смеется рокочущим, сытым баском.

Встает Павлов:

— Искренне благодарен вам, господа, за себя и за всех моих дорогих сотрудников. Я особенно счастлив тем, что международное признание наших работ есть по существу признание нашей русской науки… Однако не пойму — о каком покое говорил уважаемый Степан Тимофеевич?.. Павлов недоуменно разводит руками. — Мы как раз находимся в самом беспокойном состоянии. Мы можем, наконец, прикоснуться к новым серьезнейшим проблемам, господа.

Зал замер в ожидании. Но Павлов, улыбнувшись, кончает:

— Нет уж, пожелайте мне всяческого беспокойства. Очень прошу вас об этом!

В зале возникает овация. Аплодирует студенческая галерка. Особенно неистовствует высокая девушка, почти перевесившись через барьер.

— Осторожнее, Варя! Этак вы вниз угодите от восторга, — произносит один из студентов.

В а р в а р а  А н т о н о в н а (обернувшись). Вот это настоящий человек, господа! (На секунду задумалась и решительно заявила). Я буду работать с ним.

Чей-то иронический возглас:

— Ого!

— Вот увидите!

В раздевалке сквозь толпу, окружающую Павлова, протискивается Петрищев.

— Ну, Иван, поздравляю! — Трижды лобызается с ним. — Серафима Васильевна, бесценнейшая! Наклоняется, целуя ей руку.

Петрищев всматривается в высокого юношу, стоящего рядом в студенческой куртке, и удивленно поднимает брови. Ба! Да это не Володя ли?

— А давно ли мы сами были студентами? Помните, Сима, как надо мной подтрунивали насчет казенной квартиры? А ведь теперь Иван недалеко…

П а в л о в (задумавшись). Да, да… насчет дров. (Фыркнув неожиданно.) Суешь их в печь сажень целую, чего уж лучше.

И под руку с Серафимой Васильевной он шагает к выходу среди почтительно расступающейся толпы. Изумление и некоторая растерянность на лице Петрищева. Взяв под локоть проходящего Званцева, он шепчет:

— Глеб Михайлович, голубчик, что это он? Чего-то недоговаривает. О каких проблемах он говорил сегодня?

Еще несколько человек окружили их.

З в а н ц е в. О дальнейших планах ничего не могу сказать, господа. Обращайтесь к Ивану Петровичу.

П е т р и щ е в (похлопывая Званцева). А вы, батенька, не скромничайте. Вы ведь много лет с ним.

З в а н ц е в. Ничего не могу сказать, господа. Во всяком случае… ничего утешительного… Вы же слышали — хочет беспокойства!

Он уходит, оставив за собой еще большее недоумение…

Павлов усаживает своих в фаэтон, поддерживает под руку жену.

П а в л о в (сыну). Садись, Володя.

С е р а ф и м а  В а с и л ь е в н а. А ты?

П а в л о в. Володя, ты проводишь маму. Прости, Сима, я на секунду в институт. (Володе.) Последи, пожалуйста, чтобы мама не пила слишком крепкий кофе на ночь. Лишняя нагрузка сердцу.

Оставшись один, Павлов зашагал, размахивая тростью. Он доволен. Он торопится. Так торопятся на свидание. Сзади идут Варвара Антоновна и группа студентов.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Я сейчас поговорю с ним.

О д и н  и з  с т у д е н т о в. Зарапортовались, Варенька. На это вас нехватит.

В а р в а р а  А н т о н о в н а. Нехватит? Ну хорошо!

Прибавив шагу, она догоняет Павлова. Студенты замерли в в ожидании.

— Простите, профессор. Я хотела бы работать у вас — Иванова Варвара Антоновна.