«Портрет» Эль Греко - Самбук Ростислав Феодосьевич - Страница 18

• Предыдущая
• 18/18

Проценты его не устраивали, поэтому и взял с собой топор, на всякий случай обеспечив себе алиби. А неиспользованный телефонный талон оставил — жалко, наверно, стало полтинника. Потом потерял этот талон в машине, и мы нашли его. Тогда я сразу решил прощупать каноника, — помните, как старший автоинспектор разгласил служебную тайну, рассказав об убийстве Пруся?

— Я не мог понять, зачем это? — откровенно признался Владев.

— Хотел увидеть, как отреагирует на мои слова святой отец, ведь нам было известно, что он знал Пруся и встречался с ним. Если бы промолчал — выдал бы себя... Но каноник не дал нам ни одного козыря.

Однако у меня появились основания привезти его в управление милиции и допросить. Правда, тогда я еще не знал о его телефонном разговоре с Прусем, но все же подозрение меня не оставляло. И я решил поймать каноника. Попасться в западню мог только человек, знавший, что у Пруся, кроме «Портрета» Эль Греко, были еще картины Ренуара, Ван-Гога и Сезанна. Человек убивший Пруся, искал эти полотна и не нашел...

Я подумал: если каноник узнает, что Прусь построил в городе еще один дом, то попытается проникнуть туда.

Его привлекут не найденные еще картины. Он решил, что Прусь держал в Желехове только Эль Греко, а другие полотна предусмотрительно спрятал в тайнике на Тополиной. И вот во время допроса каноника в гоподском управлении милиции тот самый недалекий автоинспектор разбалтывает, что у Пруся был особняк на Тополиной и что его любовница решила сдать комунибудь полдома...

После этого каноника отпускают. Правда, следователь еще едет с ним на Парковую, чтобы допросить свидетелей. А меня все еще беспокоит вопрос: если каноник воспользовался пожарной лестницей, то как же он попал обратно?

Помните, на первом этаже там магазин и рядом куча ящиков? Я прикинул: если сложить ящики друг на друга, даже человек небольшого роста сможет взобраться на лестницу...

— Но ведь под ней останется пирамида из тары, возразил Владов.

— Резонно, — кивнул Козюренко. — Но можно взять длинную палку и уже с лестницы разбросать ящики.

А потом забросить палку в кусты. Кстати, в тот вечер я и нашел ее там...

— И все же отпустили каноника! — вырвалось у Владова.

— Ну, дорогой, палка — еще не доказательство преступления! Ребятишки могли набросать в кусты чего угодно. Для чего я и отдал палку на экспертизу.

Отпечатки пальцев на ней не обнаружены. Итак, мы отпустили каноника и стали ждать, не заинтересуется ли он домом на Тополиной. Но он, как оказалось, был умнее и осторожнее: сперва прислал нам анонимку, чтобы милиция схватила преступника и окончательно успокоилась. Отец Юлиан после убийства Пруся сам закопал топор в малине Якубовского, и думаю, что буквы на анонимке наклеены этим клеем, — он показал глазами на письменный стол, где стояла бутылочка. — А может, и нет. Скорее всего, нет. Не оставил же на анонимке отпечатков пальцев, вероятно, и клеем пользовался другим... Мы арестовали Якубовского, собственно, не могли не арестовать: ведь топор — прямая улика.

Отец Юлиан узнал об этом. Как — пока что еще не знаю. То ли звонил в Желехов, то ли сестра ездила туда автобусом, или еще как-нибудь — это мы выясним. Но узнал и окончательно успокоился: преступник арестован, милиция закрыла дело — можно действовать... И он посылает на Тополиную свою сестру. Посылает сразу, на следующий же день, боится, что любовница Пруся сдаст квартиру другому. Сестра соглашается на все условия. Хотя цена названа высокая. Теперь у меня не осталось сомнений, и мы начали действовать.

— А Воронов? Почему он тогда так поспешно уехал из Львова?

— Случайное стечение обстоятельств. У него заболела жена, а Павел Петрович — хороший семьянин.

Он предупредил отца Юлиана, что вернется через несколько дней, и... — Козюренко посмотрел на часы. — Самолет, на котором должен прилететь Воронов, наверно, уже садится...

Все же самолет опоздал. Но вот наконец зазвонил телефон. Позвали каноника. Тот снял трубку и пригласил Воронова сразу приехать на Парковую.

Отец Юлиан открыл дверь антиквару и, льстиво кланяясь, проводил в гостиную. Козюренко наблюдал в узкую щель между шторами, как вцепился Воронов в полотно Эль Греко. Видно, понимал в живописи.

Отец Юлиан честно зарабатывал свой последний шанс: равнодушно сидел в кресле, по привычке переплетя пальцы на груди. Наконец Воронов отвел глаза от картины.

— Подлинный Эль Греко... — сказал он глуховато.

Свернул полотно и засунул в чехол. Вытряс из чемодана деньги прямо на письменный стол и весело воскликнул:

— Считайте, отче!

Козюренко вышел из соседней комнаты и приказал:

— Отдайте картину, Воронов!

Тот попятился в прихожую, но на пороге уже стоял Владов.

— Спокойно!

Воронов положил чехол на стол.

— Так-то лучше, — одобрил Козюренко.

— Завтра мы препроводим вас в Москву. Там все и расскажете. — Он взял картину. — А она будет снова висеть в Эрмитаже.

• Предыдущая
• 18/18