Огненный дождь - Субботин Денис Викторович - Страница 6

– Говори, – после того, как ждать надоело, велел Лютень. – Я слушаю тебя!

– Государь Лютень, я – Радан, граф Стан и посол императора Теодора.

– Вижу, что посол, – хмыкнул Лютень. – Кто ж ещё на трёх боевых галерах, да без груза достойного, да под самый под торг прибудет? И не стал бы посол Николас нижестоящему свои собственные покои уступать. Так что от меня хочет мой побратим Теодор?

– Он кланяется тебе как другу и брату и просит принять это. В дар!

Как раз в это время дверка вновь приоткрылась и внутрь вошли Радовой и Любослав.

– Я там велел воев поставить, – сообщил Радовой, почти как две капли похожий на старшего брата обличьем, разве только более крупный и голосом похожий на боевой рог. – Чтоб, значит, не мешали.

– Твоё слово, – кивнул старший брат и князь. – Разговор и впрямь будет серьёзный. Вишь ты, брат наш Теодор, император торингский, посла прислал! С подарком…

– Как там Ольха? – немедленно озаботился младший брат и воевода, расплываясь в улыбке. – А племяш здоров?

– Здоров, – осторожно ответил Радан, вставая на колено и передавая подарок князю. – Боюсь только, что магия базиликанская как-то нехорошо на него подействовала. Ну, наши стараются его излечить!

– Надо будет послать наших ведунов, – прогудел боярин Любослав, по крови – вуй князя и его брата, потому в общении вольный. – И знахарей с травниками… Пусть поглядят, что с малышом не так.

– Надо, – разворачивая свёрток, согласился Лютень. И вдруг, не закончив фразы, шумно выдохнул воздух, не сумев сдержать восторг.

Теодор когда-то долго и много разговаривал с молодым князем, знал, чем его уязвить… Роскошный меч, лежащий в аксамитовой обёртке, блистал остро отточенным, доброго булата лезвием, украшен был и скромно, и достаточно, чтобы оставаться оружием, а не украшением.

– С чего это такой дар? – озаботился Любослав, в отличии от молодёжи, на меч смотрящий другими глазами. – Вроде бы именины нашего князя прошли уже. Да и дар был… пусть – не такой.

– Мой император Теодор напоминает этим даром о слове, данном когда-то. Сказано было тогда, мол, если одному будет туго, другой придёт на помощь, – быстро ответил Радан.

Улыбка вмиг слетела с лица князя. Его брат, более простой и прямой, набычился и глянул уже недобро, пристально и прицельно. Так смотрят поверх арбалета, выискивая уязвимое место в броне. Оно конечно, было сказано слово. Юнцом безусым. И услышано было, и сказано в ответ. Другим юнцом безусым. Кто тогда думал, к чему придёт…

– Мой государь, император Теодор говорит моими устами: время настало, – выдохнул Радан. – Беда столь велика на нашей земле, что мы, потомки Торвальда, молим о том, чтобы гардарские рати появились на нашей земле!..

За спиной князя, тихо выругался Любослав…

6. Холмград. Княжеский собор[10]. Девятый день Липеца

– Гляди, гляди, Буйслав! Туры едут!.. Ишь, бычится!

– А где у него рога, братка? У тура ж рога…

– Тс-с! Ещё услышат…

В Холмград при огромном стечении народа – горожан и смердов, под пение дудок и свирелей съезжались князья с малыми дружинами. Двенадцать князей, двенадцать дружин, двенадцать стягов, развевающихся по ветру над воротами княжеского крома. Огромного, каменного… Даже там сегодня будет тесно – пятнадцать, а то и двадцать сотен уместить сможет не каждый терем. Впрочем, в Холмграде, городе особом, были подворья каждого рода. Часть гостей и там разместится, не рассыплется!

Князь Лютень на своей памяти шестой раз принимал княжий собор, шестой раз возглавлял его, как и положено хозяину. Бывало разное, но обычно соборы проходили тихо, мирно. С тех пор, как князь Гром, в душе которого воистину правил Медведь, стал изгоем, на Родянской земле было тихо и мирно. Случалось, набегали нордлинги или номады. Ну так то на рубежах нестроение. А так – ничего. Тихо. Хорошо. Пятый год урожаи таковы, что зерном хоть коней корми. Хлеб дёшев, мяса много, деревья рушатся от яблок и слив… Сам Род через Сварога зрит, чтобы на избранной богами земле был мир и порядок! И покой…

– Слишком спокойна стала жизнь, – жаловался великий витязь Буйслав, князь могучих и воинственных Туров, когда спешился и обнялся с Лютенем, заняв место подле него на крыльце. – Подумай сам, тут месяц что ли назад вышел в море… Порыбалить решил. Ну, две снэки налетели, разбойников – видимо-невидимо на них! Ну, с сорок точно было…

– Ну, а говоришь – спокойно, – посочувствовал Лютень. – Драться пришлось?

– Эх, князь, – вздохнул Буйслав. – Я ведь даже порадовался! Весло наперевес схватил, рыбарей своих чем попало вооружил да ладейку на них послал.

«Тур!» ору, «Тур!». А там – хёвдинг Бран, что как-то со мной рядился против номадов. Ну, узрел меня, признал… Никогда не думал, что эти снэки там ловко разворачиваться успевают. Уж я и честил его последними словами, и даже мать помянул недобрым словом… Убёг, скотина. Даже слушать не стал! И чего я его так испугал?…

Шутливые жалобы князя развеселили Лютеня. С князем-туром он, правда, никогда особо дружен не был. Туры, расколотые давним противостоянием напополам, потерявшие куда больше других, были одними из тех, кто требовал не изгнания – головы Грома. Своего предка Лютень слишком чтил, чтобы забыть эту обиду. Впрочем, князем Буйслав был добрым, воеводой – ещё лучшим. Уважать его Лютеню никто не мешал…

А вслед за Буйславом, всегда первым, только первым, во двор въезжали остальные князья. Вот Первосвет, князь рода Соболей, ближайший сосед и друг сердечный. Рядом с ним – тесть и союзник во всех замыслах Рудевой Дебрянский, князь рода Лиса. Дальше, в обычном одиночестве, ни в ком толком не нуждаясь, Волод, князь Волков… Увы, на своего легендарного предка не похож совершенно. Пьяница и трепло, не достойный стола такого славного рода!

Дальше – остальные. Из них разве что Святослав Артанский и Борзомысл Куявский могли на что-то повлиять. Вот и они идут бок о бок – непохожие, но всегда выступающие дружно и единодушно. Борзомысл, вообще недолюбливавший войну. Ему, князю-ведуну куда больше по душе тихие, спокойные вечера за книгой… Да и торговля с Вассилиссумом у соколов шла активно. Жаль её рушить.

Потом прошли в огромный зал – Большую или иначе – Великую Брусяницу. Тут бы место трём таким соборам хватило. Что уж говорить о сотне воинов и бояр, собравшихся и согласно ранжиру рассевшихся. Во главе – Лютень с боярами и воеводами, слева и справа – князья других родов. Рыси там или Ежи – в самом конце, как наименее значимые. Ну, а ближе всех – Волки, Туры, Орлы, Соколы. Как эти скажут, так и остальные порешат.

– Братья князья! – горло у Лютеня перехватило, он долго, мучительно прокашливался и даже пожалел, что пил перед самым собором обжигающий, со льда, квас. – Братья князья! Мы собрали наш собор, чтобы обсудить дела, накопившиеся за год. Это – важно, не спорю. Но как хозяин собора, я могу и хочу внести ещё один вопрос. Вернее, прошу вас выслушать одного человека. Он прибыл издалека и по очень срочному делу… Мессир Радан, выйди сюда!

Торинг, вышедший на середину брусяницы, под скрестившимися на нём взглядами почувствовал себя довольно неуютно. И ещё отметил для себя, что лишь немногие смотрели дружелюбно. В основном же, если и не открытая вражда во взорах была, то уж скрытое недоброжелательство – точно. Не забылись дела, давность коим семь десятков лет. Не забыто прегрешение императора Августа! Ведь сколь долго пришлось улаживать обиды. Да до конца так и не простили. И теперь за это придётся расплачиваться. Ему, Радану, так и сказано было: любой ценой уговорить. А без гардарской подмоги можно не возвращаться вовсе…

– Славьтесь, вожди гардарские! – громко приветствовал Радан князей. – Я вижу, земля ваша славна истинными рыцарями. И вижу, вы горды этой землёй! От императора Теодора, правителя земель, осенённых славой и благодатью Торвальда Основателя и Конрада Великого – поклон вам всем!