Операция “Зомби” - Самаров Сергей Васильевич - Страница 34

• Предыдущая
• 34/72
• Следующая

– Вы забываете, что я все еще генерал ФСБ. И иногда мне на глаза попадают ориентировки по розыску преступников. Тех, что проходят по нашему ведомству...

– Профессор в розыске? По вашему ведомству?

– А вы не знали? Интересно...

– Ну что, товарищ полковник, я вижу, вы совсем изнемогаете от изъянов погоды...

Тяжелый вздох, предшествующий ответу, сказал о его содержании больше, чем сами слова:

– Я, Владилен Афанасьевич, человек сугубо северный. В тюменских краях вырос, потому и не привык к таким извращениям природы, – то ли отмахнулся Мочилов, то ли просто для вентиляции махнул перед лицом рукой. Шрам на его лице покраснел и выглядел уже багровым, при том, что само лицо приближалось к пунцовому цвету.

Впрочем, собеседника полковника духота с жарой, похоже, совсем не волновали – так природа человека устроила.

– Тогда, может быть, начнем?

– Пора бы...

Профессор снял трубку большого стационарного телефона, чем-то напоминающего внутреннюю связь на кораблях военно-морского флота.

– Александр Дмитриевич, приготовьтесь...

И, не дожидаясь действий помощников, Владилен Афанасьевич громко щелкнул тумблером микрофона, установленного на столе прямо перед ним. Старая техника, много лет назад установленная. Трещит и щелкает, но, слава богу, еще работает.

– Как вы себя чувствуете, молодой человек? – спросил он своим густым, с хрипотцой голосом.

Человек в светлой комнате за окном вздрогнул от неизвестно откуда раздавшегося звука, огляделся по сторонам. Увидел, что над его головой тоже висит микрофон.

– Радуюсь тому, что все еще жив, – вдруг ответил он совсем без испуга, даже с каким-то смешком, искаженным микрофоном так, что со стороны он походил на всхлип. – Я подумал, что меня поместили в газовую камеру, и приготовился медленно задохнуться. Буду рад, если я ошибся.

– Он молодец, – сказал тихо, не поворачиваясь в сторону профессорского микрофона, Мочилов. – Держится так, словно ничего не боится.

Профессор свой микрофон выключил. Тумблер опять щелкнул так громко, что, казалось, его должны услышать в соседней комнате.

– Очевидно, это моя вина. Я предполагаю, что мы слишком долго тянули время. Он уже перешагнул стадию испуга и перешел в стадию истеричности. Теперь он ничего не боится. Стал отчаянным. Такие люди тоже иногда встречаются. Из двадцати – один. Я должен был это предусмотреть.

– Возможно, я сам больше подготовился к допросу, чем наш друг, – улыбнулся Мочилов. – Так взопрел, что впору меня допрашивать.

Он включил свой микрофон.

– Как вас зовут?

– Эльдас Рамон Павлович.

– Кто вы по национальности?

– У вас мои документы. Могли бы поинтересоваться.

– Мы умеем интересоваться чужими документами. Но я спрашиваю вас. Будьте любезны отвечать.

– А в противном случае?..

– А в противном случае мы найдем средства, которые помогут вам вспомнить то, что вы забыли, и научат вас элементарной вежливости.

Человек за стеклом скривил лицо. Должно быть, это изображало ухмылку.

– Повторяю вопрос. Кто вы по национальности?

– Русский.

– У вас несколько странный акцент.

– Я долгое время жил в Прибалтике. Там вырос, окончил школу и получил профессию. В Москве остался только после службы в армии. В девяносто пятом году.

– Где служили, в каких войсках? В каком звании окончили службу?

– В Подмосковье. Строительная часть. Водитель самосвала. Потом возил командира части. Служил рядовым. Перед демобилизацией получил звание младшего сержанта.

– Ваши родители?

– Мама по национальности эстонка. Работала бухгалтером. Отец строительный рабочий. По паспорту русский. Но его мама, а моя бабушка была вывезена в тридцать седьмом из Испании. Вас устраивают такие подробные ответы? Может быть, я заслужил пару глотков прохладной воды?

– Интересная смесь кровей. – Полковник оставил без внимания последнюю реплику.

Водитель опять криво усмехнулся.

– В России у всех намешано много кровей. Русский народ перестал быть русским народом и давно стал народом российским. Этногенез в России сам собой перешел в фазу этнического гомеостаза.

Мочилов переглянулся с профессором и выключил свой микрофон.

– Мне чем-то нравится эта беседа. Что вы по поводу молодого человека скажете?

Профессор покачал головой и в раздумье захватил кистью руки собственный подбородок.

– Пока только одно. Это явно не водитель самосвала. И даже не водитель командира строительной части. Это определенно человек с качественным высшим образованием. Я подумал об этом еще раньше, когда он сказал о родителях. Слишком правильно строит речь для человека из простой малообразованной семьи. Без старательного подбора слов и без усилия при формировании фразы. А уж этнографические размышления отбросили все сомнения...

– Но ведь существует еще и простой человеческий интерес, увлечения.

– Увлекаться можно литературой, музыкой, историей, в конце концов, даже философией на кухонном уровне, но не этнографией. Этнография – это уже наука, не допускающая в свои ряды дилетантов. Чтобы сделать такие выводы, какие делает наш подопечный, следует хотя бы устойчиво знать значение сложной терминологии. Вот вы эту терминологию знаете?

– Нет. Из всего я понимаю только термин «этнос». Но в сложных словах «этнос» для меня уже загадка.

– Я тоже знаю только понаслышке. А мы оба люди не глупые и имеем определенный кругозор.

– Случайные совпадения возможны?

– Возможно все. Но высшее образование у него есть. Для малообразованного человека он слишком правильно выстраивает логический ряд речи. Вы обратили внимание – «перед демобилизацией получил звание младшего сержанта»... Простой водитель сказал бы: «перед дембелем младшего сержанта дали». Так говорят только достаточно грамотные люди или...

– Или иностранцы, которые плохо знают просторечие, – закончил полковник, внимательно всмотревшись в человека за окном. Второй раз за короткий промежуток времени прозвучало слово «иностранец». Это может быть случайностью, но навевает определенные раздумья.

– Именно это я и хотел сказать, хотя понимаю, что моя подозрительность уводит нас от дела слишком далеко.

Мочилов кивнул и включил микрофон.

– Чем занимались после демобилизации?

– Работал. На грузовики больше не пошел. Надоело в грязи возиться. Сначала возил начальника отдела снабжения завода, потом главного инженера на том же заводе. Два года назад через знакомых устроился в гараж Государственной думы.

– И кого вы, Рамон Павлович, возите?

– Меня сразу закрепили за административным отделом аппарата Думы. Все два года вожу только сотрудников этого отдела.

– В последнее время кого возите?

– Решетова.

– В аппарате Думы нет сотрудника с такой фамилией.

– Я сам клиентов не выбираю. Мне говорят, кого возить. Я за ним еду. Везу, куда укажут. Вы что, не знаете шоферскую работу? Как вас возят, так и я людей вожу. Я не знаю, кто он. Мы оба неразговорчивые...

Допрашиваемый вдруг выказал раздражение. Не слишком активное, но заметное при пристальном наблюдении. Мочилов с Владиленом Афанасьевичем переглянулись. Явно они нашли болевую точку, на которой следует делать упор в разговоре. Им просто не верилось, что существует на свете водитель, который не знает начальника, которого он возит. Как правило, водители больше в курсе дел пассажира, чем ближайшее семейное окружение.

Профессор опять с громким щелчком включил свой микрофон.

– Как зовут Решетова?

– Я не знаю. Просто – Решетов. Мне утром в гараже говорят: «В распоряжение Решетова». Я за ним и еду. Он не любит свое имя, мне так показалось. И сам себя называет по фамилии. Даже по телефону. Один раз сам ушел, «сотовик» на сиденье оставил. Ему позвонили и спросили Решетова. Тоже без имени. А документы он мне не показывал.

– Но вы же, Рамон Павлович, к нему как-то лично обращаетесь?

• Предыдущая
• 34/72
• Следующая