Операция “Зомби” - Самаров Сергей Васильевич - Страница 23
- Предыдущая
- 23/72
- Следующая
– А-ага... Вы, товарищ... э-э-а... адресом, случаем, не ошиблись в связи с прогрессирующим старческим маразмом? – настороженно, словно пятясь, спросил его Пулат в отместку за ласково-презрительное «господа офицерики». Он, как и я, не любит, когда обижают достоинство профессионального солдата. Нам с ним проще перенести «офицерищи».
Выдал так и сел на кровать. Почему-то, очевидно, от растерянности, на мою.
– По вашу душу я пожаловал... – сказал дедок, не улыбаясь. Мне показалось, почти угрожая, и шагнул за порог, затворяя дверь.
Именно, затворяя, а не закрывая на ключ. Более того, никто с той стороны нас на ключ вместе с гостем не закрыл и вообще там, похоже, никого не было. Я бы почувствовал из-за косяка опасность. И Пулат тоже. Это с годами войны вырабатывается такое чувство. Бывает, стреляешь даже не на вид, не на звук, а на ощущения опираясь, и не зря, как потом оказывается, стреляешь. Это частенько нас спасало.
– Я так полагаю, – спросил я у дедка, – что вы пожаловали предложить нам свободу передвижения. Из опасения, что мы от жары и духоты распаримся, раздухаримся и пожелаем погулять самостоятельно. Правильно я вас понял?
Дедок поднял в узкой костлявой ладошке ключ, посмотрел на него с каким-то даже непонятным удивлением и положил на стол перед нами. Дескать, пользуйтесь при надобности. Никто не в состоянии вам это запретить.
Но мы-то и сами лучше его знаем, что не в состоянии.
– Правильно или неправильно ты, сынок, понял – разве в этом суть? Что бы я тебе ни ответил, ты все равно понимать захочешь только по-своему. Все мы, человечики, так устроены, что понимать желаем только то и только так, как нам приятно понимать. И оттого все наши беды происходят. И именно потому мы такие...
– Какие? – отвлеченно, не интересуясь ответом, спросил Пулат, нахмурившись.
Он отчаянно, словно на перилах моста стоял, соображал – что может значить после довольно боевого начала до безобразия мирное появление такого странного посетителя и как нам вести себя с ним и с другими, которые, несомненно, где-то есть, хотя в данный момент и не находятся рядом. Похоже, даже не страхуют дедка. Я, признаюсь, озаботился тем же. Неясные ситуации всегда схожи по действию с незнакомыми грибами – могут и удовлетворение доставить, а случается, и чреваты крупными неприятностями типа ядерной реакции в желудке. Не люблю «русскую рулетку» как раз за непредсказуемость.
– А завсегда мы разные. И мы, и вы... Вот вы вдвоем тут сидели, сок попивали, о жизни жестокой думали – и были одни. А вот я пришел на соколиков полюбоваться – и все вместе мы стали другие. И вы, которые одними были, вместе со мной другими стали. Правильно я говорю? Трансмутировались это называется, по большому счету.
– Предположим, – непривычно для себя мягко согласился я, не вступая в философскую беседу по той причине, что пытался понять несоответствие медленной, даже вдумчивой и добродушной речи дедка и его взгляда – властного, умного, полного скрытой энергии, и, как мне показалось, немного не от мира сего. И никак не мог понять существо явления – актерская игра передо мной или в самом деле человек со странностями.
– Тут и предполагать нечего, сынок. Только вспомни, что вы тут перед моим приходом обсуждали, и все поймешь.
– В вашем возрасте заниматься подслушиванием, дедушка, грех, – вставил веское слово Пулат. – Пора бы уже и о душе подумать, о вечной жизни.
Дедок усмехнулся нехорошо. Усмешка искажает черты его лица не в лучшую сторону. На ухмылку она похожа.
– Вот об этом я и пришел поговорить. О душе... О том, что у каждого из нас внутри. А что касается подслушивания, то я в этом не нуждаюсь. Я и так слышу и вижу все, что хочу... Соблаговолил господь дать мне некоторые способности...
Глаза у дедка при последней фразе нехорошо стрельнули, и я понял, что он привычно врет. Хочет ясновидящим и яснослышащим прослыть. Но перед незнакомыми людьми пока еще сомневается – прокатит ли такой фокус. Потому глаза и потеряли на секунду уверенность.
– Да, я понимаю, – согласился Пулат. – Тут и подслушивать не надо... Трудно ли догадаться, о чем могут говорить два офицера спецназа, захваченные самым подлым образом неизвестным противником. О том, как этого противника уничтожить. Посовещались и постановили, что уничтожать придется. Только вот не успели по основному вопросу решения вынести. Не хватило, понимаешь, времени.
– По какому, сынок, основному вопросу? – Дедок снова почти добродушен, как «засланный» поп в церкви, привыкший в советские времена писать после исповедей прихожан отчеты в КГБ. Он не возражает по вопросу о догадливости и не настаивает больше на своих экстрасенсорных способностях.
Пулат коротко глянул на меня и грозно поднялся во весь свой небольшой рост. Не зря он так сосредоточенно думал. Я взгляд понял. Стандартная ситуация для допросов.
– Основной вопрос можно сформулировать так. Мы решили уничтожать тех, кто проявил по отношению к нам враждебность. Не мы агрессоры, прошу запомнить, мы только защищаемся таким образом. Начнем с первого. – Он сильно ткнул дедка пальцем под ребро, отчего дедок сразу сел на стол. Будь удар чуть посильнее, Пулат проткнул бы старику селезенку. – А суть вопроса в том, как заткнуть первому посетителю рот, чтобы он сильно не кричал и не привлек сюда очередные жертвы раньше, чем мы успеем узнать от него все, что необходимо.
– Пулат, – громко скрипнув кроватью, поднялся и я, выполняя свою «программу», – может, отпустим этого?.. Слишком он дряхл. Если к нему «шикацу» применить, он, конечно, все расскажет, но и сдохнет через пару минут...
Если бы кто-то спросил меня, что такое «шикацу» или «шикаца», я просто пожал бы плечами в удивлении. Заковыристое слово я на ходу придумал. То есть я так думал.
– Нет, сынки, меня «шикацей» не возьмешь. Я эти штучки давно изучил и ничего не боюсь, – убедительно сказал дед. Но глаза его опять не выражали убедительности.
– Сложность ситуации в том, – Пулат продолжал с теми же металлическими нотками в голосе, словно нас не слышал, – что, если мы соорудим кляп из этой вот рубахи... – он резким движением сорвал рубашку со старика, обнажив совсем не старческое, сильное и жилистое тело, – то он и нам ничего сказать не сможет. А мы очень любопытны.
– Перестань. – Я продолжал гуманистическую линию и лениво встал между товарищем и стариком, которому отступать было уже некуда, разве что под стол забраться. – Перестань! – добавил уже жестко.
Наши тела почти соприкасались, и мне не видно было рук Пулата. Зато мы оба уже слышали топот ног по коридору. В сторону нашей двери, надо думать, праздничная первомайская демонстрация торопилась, словно здесь водкой всех бесплатно обеспечивают. А на трибуне рукой помахивает за моей спиной, надо полагать, наш интересный дедок. Впрочем, ему и осталось единственное, что помахивать рукой, потому что дыхание у старичка, должно быть, совсем перехватило. Из-за короткой дистанции я не видел рук Пулата, но чувствовал, что они двигаются интенсивно. Три удара он успел нанести до того, как дверь распахнулась и толпа ввалилась в комнату. Их было человек двадцать, никак не меньше. Я и не предполагал, что, не забираясь один на другого, столько может в тесной комнатушке поместиться.
Я сделал только шаг в сторону, Виталий сразу же развернул старичка и выставил его вместо щита. Сразу несколько традиционных обрезов смотрело на нас.
Но спать почему-то не хотелось.
– Стоп, ребята! – поднял я руку и выступил за живой щит прямо под стволы. – Стрелять не рекомендую!
- Предыдущая
- 23/72
- Следующая