Операция «Антитеррор» - Самаров Сергей Васильевич - Страница 51

• Предыдущая
• 51/73
• Следующая

– Не так что-то, господин подполковник...

– Сам чувствую. – Он хмуро сидит у окна. – Кстати, вон, кажется, ты едешь...

– Что? – не понял я.

– Ты, говорю, приехал.

– Приехали... – сказал я по другому поводу.

Не иначе, у подполковника началась белая горячка. Надо срочно его похмелять.

Я выглянул через его плечо в окно. Ворота лагеря раскрыты, и во двор въезжает моя старенькая «птица-тройка». Ну и шутки у Проханова.

– Тебе просто повезло, – сказал я, – что у меня под рукой смирительной рубашки не оказалось. А то я уже приготовился тебя связывать и вызывать «Скорую». Санитарами там работают Халил с Исмаилом.

– Ох, я бы и бился с вами... – сказал он мечтательно. – Может, это выход? Устроим пьяную драку. Кто знает, возможно, тогда что-то изменится? Козлы прибегут, мы их положим, и...

– Что-то уже изменилось. Только бы узнать, что именно. Но у меня такое предчувствие, что силы нам еще сегодня понадобятся. Это Гаврош на моей машине катается. Зараза, для этого меня закрыла? И ведь не боится, сучка, что на машине-то и попадется. Если я в розыске, то машина, следовательно, тоже...

Леня ничего не сказал, только стал наводить на столе порядок. Это у него армейская привычка. Я такую привычку одобряю. И потому принялся с возможной аккуратностью заправлять обе постели. Но надолго этих занятий не хватило.

Нам осталось только дожидаться дальнейшего развития событий. Это всегда неприятно, особенно когда руки чешутся и душа требует действия, когда хочется самому на события влиять.

Мы сидели молча и потому сразу услышали скрип ключа в замке. Распахнулась дверь. Мария пришла, как ни странно, без обычного сопровождения.

– Как спалось?

Вид невозмутимый.

– Почему нас здесь закрыли? – ответил я вопросом на вопрос.

– В моей группе верующие мусульмане. Им Коран запрещает пить. У мусульман это считается грехом. Я не хотела, чтобы вы вышли во двор и светились перед ними. Это создало бы нездоровую атмосферу.

– Если бы нам понадобилось, мы бы и так вышли.

– Я понимаю. Эту дверь даже я плечом вышибу. Потому закрывание и было чисто символическим, вы должны это понять. Я надеялась, что вы и пьяные поймете. Это не закрывание, это – намек...

Она смотрит, объясняя, но не извиняется.

– Хорошо, – согласился Леня. – Сколько нам еще предстоит пить? Даже я от этого устал...

– Все. Хватит, – сказала Мария. – Я пришла забрать сумку, чтобы вы сегодня не перепохмелялись. Вам обоим сегодня потребуется свежая голова.

Мы молча наблюдали, как она взяла сумку и выставила ее в коридор.

Сегодня... Значит, сегодня что-то произойдет...

Она наши вопросительные взгляды поняла.

– Через полчаса я зайду для разговора.

– А почему не сейчас?

– Даю вам время, чтобы умыться и прийти в себя, – а последнее вообще сказала чуть не с презрением, будто командир, отчитывающий разгильдяев-солдат, ударившихся в непробудное пьянство.

Мы проводили ее настороженными взглядами. А через окно я увидел, что она двинулась в сторону корпуса, где жил одноногий Муса с напарником.

Мария вернулась через полчаса. Минута в минуту. В руках кожаная папочка, как у аккуратной секретарши. Только до классической секретарши она ростом не вышла. Потому, видимо, и подалась в боевики.

Замок-«молния» на папочке расстегивался с садистской медлительностью. Мы ждали чего-то важного.

– Вот, два экземпляра договора о вербовке. Вы должны подписать оба. – Она положила перед нами одинаковые листочки.

Обычно любой договор подписывается в двух экземплярах. Но любой договор оформляется на конкретное лицо. Здесь же, едва глянув на заполненные строки, я увидел, что внесены две фамилии – моя и подполковника. Посмотрел на Марию. Она взгляд выдержала.

– Читайте, читайте...

Мы стали читать. Прочитали. Переглянулись.

– Теперь поняли?

Одновременный вздох двух ягнят из спецназа – почти блеянье! – показал ей, что они поняли. Леня вдруг резко фыркнул и подписал левой рукой, странно изогнув кисть. Впрочем, каждый левша пишет так. А он левша вынужденный. Подписал и я.

Теперь каждый из нас отвечает за другого собственной жизнью. Если один предаст, то казнят второго. Даже в том случае, если мы будем находиться совсем в разных концах света. Именно так и было написано – «в разных концах света». У составляющего текст договора, несомненно, присутствует поэтическая и романтическая жилки.

– Вопросы есть?

– Есть. Когда мы едем?

– Думаю, что скоро, но это зависит не от меня. Вы теперь полностью поступили в мое распоряжение. И будете выполнять мои указания. Я имею намерение провести акцию здесь, в этом городе, и вы будете принимать в ней участие.

– Что это будет? – Я спросил невинно. – Что мы должны будем делать?

– Что я вам прикажу, то вы и будете делать.

– Мы имеем право спросить хотя бы об общих чертах акции?

– Мы должны будем захватить одновременно заложников и объект в черте города. Такой объект, который представляет для самого города реальную угрозу. И выставить требования к правительству России.

– Не хило... – сказал Леня.

– Одновременно акция проводится в двадцати городах страны. Это не может не принудить правительство к принятию правильного решения.

– Что это будут за требования?

– Остановить наступательную операцию на территории Ичкерии. Хотя бы на месяц. И сесть за стол переговоров.

Надо же, поют в унисон с западными политиками.

– Ты думаешь, что военные не понимают таких ходов? Месяц – это выигрыш времени для перегруппировки, для выхода в тылы, для того чтобы смешаться с мирным населением и снова начать партизанскую свистопляску. Все как в прошлую войну.

– Да. Все как в ту войну, которую Россия проиграла. И тогда она проиграет и нынешнюю.

Леня скрипнул зубами, но сдержался. Он всякое упоминание о той войне, где потерял руку, воспринимал болезненно. Гаврош заметила это и посмотрела на него прямо, как командир на солдата.

– Придется привыкать... – сказала коротко.

– Наша задача? – спросил он.

– По ходу действия... – ответила она уклончиво.

– Объект внимания? – спросил я.

– Потом узнаете. С настоящего момента весь состав группы находится на казарменном положении. За территорию лагеря выход запрещен. Пользование сотовыми телефонами запрещено.

Где-то у ворот просигналила машина. Гаврош вскочила, заторопилась к выходу. Но уже на пороге остановилась, обернулась.

– Командую здесь я и одноногий Муса. Его распоряжения – это то же самое, что мои.

И ушла. А мы опять переглянулись.

– Главное – узнать объект внимания, – сказал я. – А там сориентируемся.

– Асафьев обещал мне, что при первом же тревожном сигнале моя дочь будет спрятана. Как думаешь, на него можно полагаться?

– Меня он еще не подводил.

В окно я стал рассматривать «КамАЗ», заезжающий в ворота. Военный номер. За рулем явный солдат, хотя и не молодой. На контрактника похож. Рядом с ним офицер. Непонятно.

– Полюбуйся...

Леня пододвинулся ближе.

– Что это?

– Откуда я знаю.

Офицер вышел из машины. Гаврош уже ждала его. По мусульманскому обычаю они коснулись друг друга щеками. Машина прошла к сараю со строительным оборудованием. Я этот сарай еще вчера приметил. «Лопухи» выгрузили несколько ящиков. А там что? Груз прибыл из Чечни? Но ящики явно не военного образца.

– Нам никто не запрещал покидать помещение. Пойдем погуляем.

Мы вышли довольно стремительно для простых любопытствующих. Старались успеть посмотреть. Но, миновав крыльцо, пошли вразвалочку. Подошли к офицеру и Марии. Они разговаривали между собой по-чеченски, хотя у офицера лицо откровенно славянское.

Я достал сигарету и стал разминать между пальцев. Как раз выгружали самый маленький ящик.

– Осторожнее с этим... – предупредил водитель, командующий разгрузкой.

– Не курить! – прикрикнул на меня офицер.

Что мне и следовало узнать!

• Предыдущая
• 51/73
• Следующая